А вдруг она смотрит
в окно, чтобы, увидев его, выскочить исказать,какойусталойвыглядит
Дженис? _Интересно,ктонеустанет,таскаясьстобойпомагазинам,
сквалыга ты несчастная! Жирная стерва, цыганка старая!_ Если онпридетс
малышом,она,может,ипромолчит.Кроликунравитсямысльпешком
прогуляться с сыном. Нельсону два с половиной года,онходитвразвалку,
как кавалерист. В свете угасающего дня они пройдут под деревьями, ивдруг
откуда ни возьмись - у тротуара стоитпапинамашина.Нонаэтоуйдет
больше времени - мать начнет обиняками втолковывать ему,какаяникчемная
эта Дженис. Эти разговоры всегда его раздражали; оченьможетбыть,мать
просто хотела его поддеть, но он не умел легко относиться к ее словам, она
слишком властная, во всяком случае поотношениюкнему.Лучшесначала
сходить за машиной, а уж потом заехать за малышом. Но такемучто-тоне
хочется. Не хочется, и все. Он все больше запутывается, и от этой путаницы
его начинает мутить.
- И захвати пачку сигарет, милый,ладно?-кричитизкухниДженис
обычным ровным голосом. Значит, его простили, и все остается, как было.
Глядя на свою бледную желтую тень на белойдверивприхожую,Кролик
застывает; он чувствует, что попал в ловушку. Сомнений нет. Он выходитиз
дома.
На улице становится темно и прохладно. Норвежские клены источают аромат
клейких свежих почек, вширокихокнахгостиныхвдольУилбер-стритза
серебристыми экранами телевизоров, словно огоньки в глубинепещер,мягко
светятся лампы на кухнях. Кролик идет вниз по склону. День угасает. Кролик
время от времени трогает шероховатую кору дереваилисухуюветкуживой
изгороди, чтобы хотьслегкаощутитьструктуруматерии.Науглу,где
Уилбер-стрит пересекает Поттер-авеню, всумеречномсветеприслонилсяк
своему бетонному столбу почтовый ящик. Указатель улиц с двумялепестками,
клинообразный ствол телефонного столба сизолятораминафоневечернего
неба, золотистый куст пожарного гидранта - целая роща. Когда-тоонлюбил
лазатьпостолбам.Заберешьсянаплечиприятелю,подтянешьсяи
карабкаешься наверх,поканеухватишьрукамиперекладиныи,какпо
лесенке, поднимешься до места, откуда слышно,какпоютпровода.Жуткий
монотонный шепот. Онвсегдавнушалжеланиеупасть,выпуститьизрук
жесткие перекладины, ощутить всей спиной пустоту - когда ты будешь падать,
она охватит ноги и скользнет снизу вверх по позвоночнику.Онвспоминает,
как, добравшись наконец до перекладины, чувствовал,какотзанозгорят
ладони. Как сидел, слушая гудение проводов и воображая, будтоузнал,что
говорят друг другу люди, проник в секреты взрослых. Изоляторы - гигантские
синие яйца в открытом всем ветрам гнезде.
Он идет вдоль Поттер-авеню. Висящие внемойвысотепроводапронзают
живые вершины кленов. Наследующемуглу,гдесточныеводысфабрики
искусственного льда некогдасовсхлипомвтягивалисьвканализационную
трубу и вновь вытекали наружу напротивоположнойсторонеулицы.
Кролик
переходит дорогу, идет вдоль канавы,мелкоеруслокоторойпреждебыло
затянуто лентами зеленого ила; они норовили скользнутьтебеподногии
промочить башмаки, если ты осмеливался на них наступить. Однажды он упал в
канаву, хотя не может вспомнить, зачем вообще пошел по ее скользкому краю.
Ага - чтоб пофорсить перед девчонками - Лотти Бингамен и Маргарет Шелкопф,
а иногда еще Барбарой КоббиМэриХойер,скоторымиходилдомойиз
начальной школы. У Маргарет часто ни с того ни с сего шла кровьизноса.
Наверно,отизбытказдоровья.Отецунеебылпьяница,иродители
заставляли ее носить высокие ботинки напуговицах,когдаихдавноуже
никто не носил.
Он сворачивает на Киджирайз-стрит, узкий,мощенныйгравиемпереулок,
что вьется вдоль глухой задней стены маленькойкартонажнойфабрики,где
работают главным образом пожилые женщины, минует цементный фасадмагазина
оптовой продажипиваистаринныйфермерскийдом-каменный,теперь
заколоченный досками, - старейшее здание в поселке,сложенноеизгрубых
глыб красноватого песчаника. От этойфермы,чейхозяиннекогдавладел
половиной всей земли, на которой ныне стоитМаунт-Джадж,теперьостался
один только двор, обнесенный покосившейсяизломаннойизгородью,-куча
коричневых жердей и гнилых досок. Летом на них буйно разрастутся сорняки -
белые, мягкие, как воск, стебли, молочные стручки с шелковистымисеменами
и грациозные желтые соцветия, подернутые водянистой пыльцой.
НебольшойпустырьотделяетстарыйфермерскийдомотСпортивной
ассоциации "Солнечный свет" - высокого кирпичного здания вродегородского
многоквартирного дома, который как бы по недоразумениюзатесалсявэтот
грязныйпроулокмежпомойкамиизаднимидворами.Какая-тостранная
пристройка величиной с дощатый сарай - ее каждую зиму возводят на каменных
ступенях, чтобы защитить бар от непогоды,-придаетемузловещийвид.
Кролик несколько раз заходил в этот клуб. Никакого солнечного света внем
нет и в помине. Первый этаж занимает бар, на втором стоят карточные столы,
за которыми, глубокомысленно мыча, сидятместныестарожилы.Спиртноеи
карты у Кролика всегда ассоциируютсясунылымстарымгреховодником,у
которого дурно пахнет изо рта,аещебольшееуныниенанегонаводит
царящаявэтомзданииатмосфераполитическихинтриг.Егобывший
баскетбольный тренер, Марти Тотеро, который, прежде чем егососкандалом
выгнали из школы, имел кой-какие связи в местном политическом мире, жилв
этом здании и, по слухам, все еще сохранял известноевлияние.Кроликне
любит политику, но он когда-то любил Тотеро. После матери Тотеробылдля
него самым большим авторитетом.
Мысль, что его бывший тренер торчит в этой дыре, несколько егопугает.
Он идет дальше, мимо кузовной мастерской и заброшенного курятника. Онвсе
время спускаетсявниз,потомучтопоселокМаунт-Джаджрасположенна
восточном склоне горы Джадж, чей западный склон господствуетнадгородом
Бруэр.