Не настолько он ее знает. Даикак
знать, что она может выкинуть. Она сама не знает. Идиотка.
Просторный дом Спрингеров освещен не спереди, а сзади. Кроликкрадется
в сладко пахнущей тени деревьев, на случай, если старуха,сидявтемной
гостиной, ждетего,чтобывысказатьсвоемнение.Онобходитмашину
спереди; это "форд" образца пятьдесят пятого года, который старик Спрингер
со своими желтыми маленькими, как у Гитлера, усиками продал емуровноза
тысячу в 1957-м, потому что трусливому гаду было стыдно - он ведьторгует
машинами, - ему было стыдно, что его дочь выходит за человека,владеющего
всего лишь "бьюиком" образца тридцать шестого года, которыйонкупилза
сто двадцать пять долларов,когдаслужилвармиивТехасе.Заставил
Кролика выложить тысячу, которой у него не было,когдаонтолько-только
отремонтировал"бьюик"завосемьдесят.Воткаконополучается.Что
посеешь, то и пожнешь. Открыв правуюдверцу,онвздрагиваетотщелчка
тугой дверной пружины ибыстропросовываетголовувнутрь.Славатебе
Господи. Под кнопками освещения и стеклоочистителя чернеетвосьмиугольный
силуэт ключа. Дай Бог здоровья этой дуре. Кролик вползаетвнутрь;онне
хлопает дверцей, а закрывает ее так, что металл легонько касается металла.
Фасад оштукатуренного спрингеровского дома все еще не освещен.Ончем-то
напоминает ему пустой ларек с мороженым. Кроликповорачиваетключчерез
отметку "зажигание"на"старт",имотор,чихнув,заводится.Однако,
стараясьневыдатьсвоегоприсутствия,онслишкомслабонажална
акселератор, и двигатель,застывшийвхолодномвоздухераннейвесны,
мгновенно глохнет.УКроликапрямосердцепереворачивается,вгорле
першит, как от сухой соломы. Допустим, она даже и выйдет, ну и черт с ней.
Подозрительно только, что с ним нет малыша, но ведь можно сказать, чтоон
за ним едет. В конце концов, логично было бы сделатьименнотак.Однако
ему неохота затруднять себя враньем, хотя бы иправдоподобным.Кончиками
пальцев он чуть-чуть вытягивает подсос и сновазаводитмотор.Нажавна
акселератор, он смотрит вбок, видит, чтовгостинойСпрингеровзажегся
свет, отпускает сцепление, и "форд" отрывается от тротуара.
Превышая дозволенную скорость, он проезжает Джозеф-стрит исворачивает
налево, игнорируя знак СТОП. Едет по Джексон-роуд вниз, где она подкосым
угломвливаетсявЦентральную,котораяодновременнодорога422в
Филадельфию. СТОП. В Филадельфию он ехать не хочет, но на краю поселка, за
электростанцией, дорога расширяется, а единственная другаявозможность-
вернуться назад через Маунт-Джадж и, обогнув гору, въехатьвсамуюгущу
Бруэра и вечернего движения. Он нехочетбольшеникогдавидетьБруэр,
город цветочных горшков. Шоссе с тремя полосами движения переходит в шоссе
с четырьмя полосами, и теперь можно не бояться задеть другой автомобиль-
все идут параллельно, словно палки на стремнине.
Кроликвключаетрадио.
Сначала раздается жужжание, потом прекрасная негритянка поет:"Безпесни
де-е-ень не кончится, без песни..." Ощущениевнутреннейчистотытребует
сигареты, но Кролик вспоминает, что бросил курить, ичувствуетсебяеще
более чистым. Он откидывается назад, кладет правую руку на спинкусиденья
и, управляя одной левой, скользит по окутанной сумеркамиавтостраде."На
кукурузном поле, - глухой теплый голос певицы изгибается, как внутренность
виолончели, - растет трава - землявокругшоссебесконечноуходитпод
уклон, словно какая-то темная птица, - нет никакого смысла здесь ни вчем
- скальп его в экстазе сжимается, - без песни".Запахложженойрезиной,
значит, включилось отопление, и он ставит рычажок на "умер.".
"Тайная любовь", "Осенние листья" и еще какая-то песня, названия онне
расслышал. Музыка к ужину. Музыка под стряпню. Он с досадой отключается от
непрошеного зрелища: Дженисготовитужин,насковородечто-тошипит,
наверно,отбивные,подернутаяжиромводабезутешнопузырится,из
размороженнойфасолиулетучиваютсявитамины.Онстараетсядуматьо
чем-нибудь приятном, воображает, как сдальнейдистанцииделаетбросок
одной рукой, но он стоит на крутом утесе, а под ним пропасть, в которую он
рухнет, как только мяч вылетит из рук. Он пытается снова представить себе,
как мать и сестра кормят его сына, но, мысленно обратив свой взгляд назад,
видит, что мальчик плачет, лоб у него покраснел, из широко разинутогорта
вырывается горячее дыхание. Но что-то должно же ведь быть: сточные водыс
фабрики искусственного льда текут по канаве, желтой струйкой вьются вокруг
камней, расходятся круговой рябью, покачивая ниточки ила украев.Память
внезапно возрождает трепет Дженис на чужой постели в свете угасающего дня.
Он хочет стереть это воспоминаниеспомощьюМириам.Мимнарамеего
велосипеда, Мим на санках в темноте, он везет ее вверхпоДжексон-стрит,
маленькая девчушка в капоре смеется, а он большойстаршийбрат,красные
огни вснегунадзагородкой,которойрабочиемуниципалитетазакрыли
движение по улице, чтоб детям не мешали кататься насанках,вниз,вниз,
полозья со свистом скользят по утрамбованному темному склону. _Держи меня,
Гарри_, сыплются искры -этополозьяврезалисьвшлак,наваленныйу
подножиядлябезопасности,скрежет,словностукогромногосердцав
темноте._Ещеразок,Гарри,апотомдомой,честноеслово,Гарри,
пожалуйста, ой, как я тебя люблю_, - маленькая Мим, ей всего лет семь,не
больше, на ней темный капор, улица мягкая, как воск, аснегвсеидети
идет. Бедная Дженис теперь,наверно,совсемужесдрейфила,звонитпо
телефону своей матери или его матери,кому-нибудь,непонимает,почему
стынет ужин. Вот дуреха. Прости меня.
Оннабавляетскорость.Растущаяпутаницаогнейтаитугрозу.Его
втягивает в Филадельфию. Он ненавидит Филадельфию. Самый грязныйгородв
мире, вода - сплошной яд, прямо отдает химикатами.