Да ведь действительноона иностранная подданная!
Нет, не просто тонкая тень назакатнойпленке озер, не узкоглазое лицона
песке, она- иностранная подданная!
Это поКуприну онаиз Белоруссииколдунья, русскаяподданная, апо
фильмуона хоть идикая, хоть илесная,ноиностранная подданная... Да,
теперь он уличен и терять больше нечего.
- Угу, с иностранной подданной, - прошептал он.
Крюшкин сзакрытымиглазамисделал головойнесколькокругообразных
движений непонятного смысла. Самсика вдруг охватила отвага.
-У-У-у!- загудел он.- Поднимите ему веки! Это не Крюшкин, ребята, это
Вий!
Веселый хохот вдруг потряс бывшую драгунскую гауптвахту в стилеампир,
нынешнийштаббоевыхкомсомольскихдружинвстилеампир.Смеялисьи
задержанные,иохрана,идаже прикрепленныйсержант. Оказалось, что все
знакомы с гоголевским персонажем.
-Витюша-Валера,пожалуйста,неделайтемнебольно, -подшумок
попросил Самсик, и лекальщик синструментальщиком тут же прекратили болевое
воздействие и охотно его отпустили.
- Вий! Вий! - Штаб хохотал, а Крюшкин металсяподампирнымпотолком,
словно всамделишный гадкий демон из кальсонно-бязевого царства.
- Комсомольцывыили нет? Русскиевылюдиили нет? -взывал он. -
Иностранную подданную он любил, слышите!
-А что же,иностранная подданная разве не баба? - петушком вскинулся
обнаглевший от успеха Самсик.
- Баба! Баба! - восторженно закричали вокруг, а чувихи с Литейного даже
пустились впляс, словно обезьянки на микропорке.Кто-то высадилокно,и
запах большой невской воды, перемешанной со снегом и со всем сливом великого
города, влетел в штаб.
Зазвонил телефон. Сержант снял трубку, послушал, сдвинул фуражку на нос
и скучающим тоном сказал Крюшкину:
-Районныйпрокурор Роговзвонит. Оказывается, ты, Крюшкин,артиста
задержал. - Онпередал трубку в трясущиесяруки Крюшкина, и Самсик услышал
издалека голос Костяного папаши:
- Алло, как вас там? Немедленно освободите артиста Самсона Саблера.
- Слушаюсь, товарищ Рогов. Так точно, товарищ Рогов.
Будет сделано,товарищ Рогов.
Крюшкинположилтрубку,сновазакрылглазаиотодвинулотсебя
имущество Самсика.
-Пожалуйста,товарищ Саблер,возьмите вашивещи и отправляйтесь по
месту жительства.
- Напроспект Щорса? -весело спросил Самсик, распихиваяпо карманам
свои постыдные раритеты. -Илина Декабристов?А может,в Четвертую роту
похилять, товарищ Крюшкин?
Голос Крюшкинавответ прозвучал, какголосчревовещателя, больного
брюшным тифом:
-ЛучшенаЩорсаидите.До Декабристовне доберетесь, доротыи
подавно, на Садовой еще перехватят, а тамдругой район, и прокурордругой,
сами понимаете.
..
- Спасибо,- поблагодарил Самсик ипротянул начальникувсе, чембыл
богат: пару сырых пельменей на носовом платке. - Угощайтесь.
Крюшкин,всхлипнув, съелодинпельмень, а от второго лишьделикатно
откусил. Самсик даже потом покрылся от жалости к этому кривозубому пареньку,
с лицом, покрытым сонмищем угрей, которыхмногие принимали за угольную пыль
паровозного происхождения.
- Эх, Крюшкин вы мой, дитя человеческое, - прошептал он.
-У меня, товарищ Саблер, сестра-горбунья наруках,- тут жесоврал
Крюшкин.Самсиквообразил этого серенького маленького Крюшкина с капризной
толстой горбуньей на руках - это же ж Достоевский же!
- Крюшкин...-Он положил емурукунаплечо.- Крюшкинты мой...
Ребят-то отпустишь?
Он кивнул на растроганных молчаливо топчущихся стиляг.
-Конечно,отпущу,-смиреннопроизнесКрюшкин.-Воттолько
стихотворение им прочту, может, что-нибудь поймут. Вы идите, товарищ Саблер,
а я им стихотворение прочту.
Он вышел на середину и, по-прежнему не открывая глаз, мирно и задушевно
проговорил:
- Ребята, девчата, вот послушайте стихотворение. Это он, я узнаю его, в
блюдечках-очках спасательных кругов...
У Самсика подносомстало мокроотволнения,и он вышел изштаба,
потомучтозналэтостихотворениенаизустьинехотеллишнийраз
расстраиваться.
...КсерединеночинаркомКировуступаетсвойпроспектпрежним
хозяевам, ивесь Конногвардейский затихает, и во всех егозеркальных окнах
отражается нечто таинственное, уж не кирасы ли, не кивера ли?
Почистомузвонкомуасфальтуя пересек улицу, покопалсяв мусорной
урне, нашел окурок "Авроры", привалился спиной к чугунной решетке и закурил.
Чугунныегоплиты в шлемах с гребнями сжимали копья за моейспиной, а в это
время в штабекомсомольских дружиннаНевском артистически жестикулировал
Крюшкин, и задумчиво смотрели на него сержант, стиляги и рабочая молодежь.
"Ведьможно же по-человеческиже,вотже,можно же",-помнится,
подумал я о Крюшкине и, помнится, заплакал.
- Ну что тывечно копаешься в мусоре,Самсик? - услышал голос, полный
нежной насмешки. - На, кури!
Рядом сомной стояла ипротягивала полную пачку"Авроры" собственной
персонойМаринаВладивтуго перехваченномпоталииплаще французской
работы.
- Как ты здесь оказалась? - запинаясь, спросил я.
-Ятебяждала.- Она усмехнуласьи пошла к площади Льва Толстого,
легкопостукиваянемыслимотонкимикаблучками.Удивительно,но были мы
совсемодни навсемКонногвардейском, и яодинлюбовался ее походкой, и
ветер сАптекарскогоостровашевелил еесоломенные волосы тольковмою
честь.