Вот чудеса, подумал Самсик,стукач, педрила, алкоголик понимает меня и
моюмузыку лучшевсехдрузей.Онобвел взглядом всекафеи вздрогнул.
Показалось, чтов глубине, из-застойкигардеробаглянули нанегодико
знакомыежгучиемаленькиеглазки,укрытыескладкамипожухлойкожи,и
тошнотворный запах пережаренногонерпичьего жира прилетелсюданеизвестно
как через долгие годы и сжал ему горло.
- Хочешь послушать, стукач? - зло спросил он Буздыкина. - Запишешь?
-Да ужпопробую.- Тот вытерпотные рукиозадницу. - Будь спок,
запишу, куда следует.
Самсиквспрыгнул тогда наэстраду и вызывающерезкозаигралначало
темы, прямо в харюстарого палача, туда, за шторки гардеробной,на Колыму.
Глазки- горячие вишенки - исчезли. Пропал и запах.Друзья побросалисвою
жратву, выпивку и девчонок, бросились к нему на помощь.
Переоценка ценностей
я переоценил
я недооценил
закаты и рассветы над городами в перспективах
улиц
лимонные лиловые бухие
верблюжьи морды
плоские эскадры далеких миноносок
вкупе с ветром качающим над маленькой Европой
слепые фонари под проводами
с трамвайным скрежетом
со стуком каблучков
с младенцем вкупе
жирным мамлакатом в купели цинковой
под солнцем сталинизма
под солюксом досмотров выраставшим
и нашей юностью зовущимся
я переоценил
я недооценил
библиотечный запах
развалы книг иАнатоля Франса
и ангела скользнувшего в проходе за буквой Щ
к началу алфавита
скромнейшим шагом так подслеповато скользящего
и в лабиринте этом с особым запахом
так волновавшим сердце
все эти тысячи совокуплений
полет с жужжаньем с жадностью желаний
нежнейшие контакты
сборы меда
и пополненье знаний багажа
я переоценил
я недооценил
все дриблинги и пасы могучие броски удары сбоку
удары снизу
лобовые свинги
захват клещами
болевой приемчик
полет в пролет на уголь
сигарету прижатую к щеке как веский довод
что прижимает к стенке оппонента в ученом споре
призрак баррикады
и юношей-ровесников
уроки
дававших танкам
въехавшим под утро в их город
в молодость
и в память навсегда
я переоценил
я недооценил
ректификат колымский
Вдову Клико и самогон рязанский
коньячность звезд
латунные медали
останки раков - поле Куликово
и кружки с шапками как семь богатырей
и локти дружбы
дружбы алкогольной
совместное похмелье муки ада
которые конечно в коллективе с друзьями теплыми
нетрудно пережить
я переоценил
я недооценил
синедрион свирепый под куполом лазурным
и колонны секвойи белые
холодные секвойи
к секвойе ты взывал
взывай к акулам
акульи рты и стертость подбородков
так удивившая перед лицом зверинца растерянность
друзей
и рев зверинца
ату-ату-ату их заграницу
в психиатричку
в гроб
а нам а нам икорки
мясца послаще и жиров и соков
пусть через трубку в зад
пусть в ноздри в уши
в поры
лишь только бы текло
я переоценил
я недооценил
Унгены Брест-Литовский Чоп Галицийский
борщ по-белорусски
швейцарский харч и аргентинский хмель
квартал Синдзюко в шуме малохольном
подвальчик Сэто
и тебя Чигко
мех обезьянки и ее уловки
гуд лак
и пароксизм патриотизма в буфете в туалете
на вокзале
под мокрым снегом в колее белазов
под золотом Великого Ивана
под сокровенным полосканьем флага
за булочной в укромном уголке
и вышки тень и глазки.
..
глазки сталинской свиньи
проклятыезловонныесолописториивам ворденоносныепастисолоп
истории на ваши традиции на
ваши
рега-рега-рега-рега-рега-рега-кррушш-крушшкрушш-фтиррр-гррр-хррр-сссуки!
я переоценил
я недооценил
свою ночную лампу
запой иль схиму
радость покрыванья бумаги белой червячками знаков
жуками иероглифов морскими
кириллицы плетнями
и решеткой готической латиницы
и лестницу в ночи
все утешенья ночи
таинственный в ночи проход по парку
сквозь лунную мозаику террас
прикосновенья рук
до криков шантеклера
прикосновенья щек
и шепот и молчанье
таинственность в ночи...
Как многозвучна ночь!
Неожиданная концовка "как многозвучна ночь" подкосила ноги.
Самсик упал на четвереньки и, оставляя на эстраде мокрые следы, еле-еле
уполз за рояль, спряталсяза задницей Рыссаи тамзаплакал отгордости и
счастья.
Ребятам,его партнерам,показалось,чтоплачетон отстыда, и они
постарались после его отступления всяческизамазать,замурыжить,заиграть
его тему. Им былонеприятно,что их друг оказалсяперед всей публикойсо
спущеннымиштанами,и они старалисьсвоей виртуозной техникой покрыть его
позор.
Наконецвеськомбозаигралсразу, взвыл, загрохотал, Пружинкинеще
взвизгнул для отвода глаз,и наступила кода. Тогда Самсик вылез из-за рояля
ипошел к своейазиатке. Отовсюдуна него смотрелинедоумевающиеглаза:
такой музыкиздесь еще никто неслышал. Буздыкин,торжествующе ухмыляясь,
втолковывал что-то Александру Пластинкину, высокопоставленномуработнику ЦК
комсомола.
Едва Саблер сел, как Пластинкин подошел к нему.
-Привет,Самсик,-сказалон.-ТутБуздыкин,прямоскажем,
странноватотрактуеттвоюкомпозицию.Какие-томладенцы сталинизмаему
мерещатся,какие-тосовокупления,ругательства,какие-тобаррикады,
сортиры... вздор какой-то...
- Что ты хочешь, Шура,- сказал ему Самсик, печально улыбаясь, - такая
у него работа. Такое у него совместительство, я хочу сказать.
Пластинкинтонкоусмехнулся,ужон-тознал,какоеуБуздыкина
совместительство.
- А я, Самсик, трактую твою пьесу как борьбу с мещанством,- осторожно
сказал он. - Что ты на это скажешь?
-Именноборьба смещанством,Шурик, -подтвердилСаблер. - Самая
настоящая борьба с мещанством.
Пластинкин облегченно вздохнул,хлопнулего по плечуи ушел.