Машинаревела,дергалась,ееорганизм,расшатанный
бесконечной пьяной ездой, очень страдал.
- А вы где живете, товарищ? - спросила водителя Кларка, сидящая рядом с
ним наподобие ребенка или собаки.
Патрик в ответ наклонился и впился ей в губы. Машка тем временем как бы
рыдала на Самсиковой груди, а на самом деле проверяла пальчиками - всели в
порядке. Машина катила прямо на бетонную подпорку гостиницы "Минск".
ABCDE
Аристарх Аполлинариевич Куницер, проклиная свой научный талант, покинул
ночноеархисекретнейшее совещание,кудабылвызван в самыйнеподходящий
момент, а именно перед последней атакой на бутылку"Белой лошади".Сейчас,
спускаясь по мраморной лестнице наисекретнейшего научного комитета, он, тихо
рыча,вспоминалподробности совещания, накотором его утреннеесортирное
открытиеужеобсуждалоськак нечто принадлежащее неему одному, авсему
прогрессивномучеловечеству в светеего (человечества) ожесточенной борьбы
за мир. Спускаясьи тихо рыча, онслабойрукой производил поисквсвоем
портфелесреди пронумерованныхизарегистрированных первым отделом бумаг.
Найдя наконец "Белую лошадь", в которой еще кое-что оставалось, он прекратил
наконецтихоерычание,повеселели,почтиужезабывоподробностях
архигнуснейшего (повыражениюУчителя) совещания,прошелчерезвахтуи
оказался в пустынном и прелестном московском переулке.
Неуспелонглотнуть из бутылки, как увидел, что с^улицыГорького в
переулок заворачивает огромная черная дипломатическая машина, а из нее машет
ему пьянаяженскаярука. В машине сидела любовница Куницера Машка Кулаго и
его старый англоамериканский кореш Патрик Тандерджет.
- Нашли все-таки меня, шпионы проклятые, - пробурчал Куницер.
- Лапа,наконец-то мытебянашли! - завизжалаМашка ивыскочила из
машины.Она былав своих неизменных джинсах и краснойрубашке, завязанной
калифорнийским узлом под грудью.
Между рубашкой и джинсами поблескивал гладкойкожей потрясающий Машкин
живот. Машкины глазища танцевали хулу. Она была очень хороша, как всегдапо
ночам, когда перебиралась за пол-литровую отметку.
Затем появилисьжирафьи ноги в стоптанных башмаках "хашпапис", а вслед
за ними вылез Патрик, почесал заросший затылок и уставился на поблескивающую
в руке Куницера почти уже пустую "Белую лошадь".
Бутылка,видимо, плясала у негов глазах, он делалстрашныеусилия,
чтобыпойматьфокус,сгибалсяв разныестороны, работал локтями. Должно
быть, ему казалось, что онтолкаетсявгустойтолпе, и в связи с этим он
налево инаправокивалголовойиговорил "сорри".Наконецему удалось
поймать губами горлышко, спасительный янтарный шарик проскочил ему внутрь, и
он сразувыпрямился, повеселели сосвоейзамечательной живостьюсказал
бутылке:
- Как вы очаровательны, мадам!
- Пат, неужели ты не видишь? - возмутиласьМашка.
-Перед тобой твой
друг Арик стоит!
-Вижу,вижу, -оживленно,куртуазноответил Патрик иотсалютовал
бутылочке. - Как вообще-то жизнь, старик?
-Ничего, спасибо,-ответил я.-Сегодня я сделал важноенаучное
открытие.
- Какое?! - вскричала Машка.
- Какое - не скажу.
- Почему, лапе? - огорчилась она.
- Потому что оно принадлежит моей родине.
-Выдающиесянаучныеоткрытияпринадлежатвсемучеловечеству,-
заносчиво и вроде бы даже презрительно произнесла она.
- Это вам так кажется! - кривым ртомзаорал Куницер и чуть не заплакал
от обиды. -Вам, космополитам окаянным, безроду,без племени, а особенно
тебе, блядища, белогвардейское отродье!
Машкаселана тротуари веселозаплакала.Патрик темвременем, не
обращая на нее внимания, любезничал с бутылкой.
- Вы мне нравитесь,бэби!Почему бывам не поехатьсо мной? Ну,вы
поедете со мной! Ох, заводная девочка!
Мывлезлив "Импалу",иПатрикначал по-идиотски газовать,нелепо
втыкатьскорости.Машинаревела,дергалась,ееорганизм,расшатанный
бесконечной пьяной ездой, очень страдал.
Патрикгугукалсясбутылкой,словноскакой-нибудьяпонской
проституточкойв квартале Синдзюко, счастливо смеялсяиизредка ее сосал.
МашкакакбырыдаланаАристарховой груди,а насамом делепроверяла
пальчиками,всели на месте. Машинатем временем катила прямо на бетонную
подпорку гостиницы "Минск".
ABCDE
ГеннадииАполлинариевичМалькольмовпокинулоперационныйблокв
радужном настроении. Как все складывалось сегодняудачно!Как чудно! Какую
блестящую технику он показал наоперации! Какие анастамозы! Какие пластики!
Какблеснул! Какойбыл аттрактивный сорокалетниймужчина-хирург-супермен,
загорелаябестия,овеянныйлегендаминавесьинститутпочтипрофессор
ГеннадийМалькольмов! Какую импрессию произвел на присутствующих, а главным
образом,на студенткуТинатину Шевардину! Какимнескрываемымвосхищением
горелиглазастудентки!И какпотом,после операции,всезамечательно
сложилось! Какнепринужденно, без всякого давления преподнеслаему старшая
операционная сестра полную мензурку ректификатаи какзамечательно все это
было тут же выпито и запито холодным боржомом! Как все это чудно получилось,
как молодо, лихо, словно в студенческие годы, в поздние пятидесятые! И очень
кстатитут оказался студентКаверзнев,вечныйзадолжник,культмассовик,
торговецживымтоваром!Икакподхлестнулэтот мерзавецещемолодого
почти-профессора, когда, подмигивая, сказал ему, что Тинатина Шевардина ждет
егоу выхода изпаркаичтоон,Каверзнев, все ужеустроил, что будет
вечеринка с участием Малькольмова иШевардиной, а благодарностьза эту так
называемуювечеринку-пустяковая,всеголишьположительная оценкаему,
Каверзневу, за цикл госпитальной хирургии!
Малькольмов бодро шел по парку, над ним качались со скрипом деревья, он
казалсясебеудачливымнапористымшестикурсником, предвкушалвечеринку,
будущую связь с Шевардиной, алкогольные напитки, оглушительную поп-музыку, и
лишьчуть-чутьиногданабегалогнетущее ощущениеворовства,нечистоты,
пошлости, ненастья, но лишь чуть-чуть, чтобы тут же убежать.