Еще они увиделинадхолодным и
темным и сонным городом, над мрачнымибашнями Исторического музея, над всей
этой неудавшейся Византией расплывшееся в морозныхкольцахжелтоепятно -
наше последнее, последнее,нуконечно последнее, о Господи, наше последнее
прибежище.
Положив Хвастищеву голову на плечо, горько плакала в ухо емулейтенант
его милый, Тамарка.
- Ах, Радичек-голубчик, и вы, товарищ Патрик, ах-ах, как стыдно...
- Да что ты плачешь, Тамарка?
- Ах, как стыдномне заэтих стариков! Всюнашу организацию позорят,
сталинские выродки! Вынедумайте, товарищи, у нас далеко не все такие,и
многодажеестьпрогрессивной молодежи.Непременно, непременнопоставлю
вопрос, вопрос на бюро, бюро...
- Не плачь ты, Тамарка! Хочешь на ручки, как Клара?
- Бю-бю-бю-ро-ро-ро, - бормотала она, засыпая наего плече, и веки ее,
утомленные секретной службой, смыкались, и малороссийские очи погружалисьв
гоголевскую ночь.
Он взял ее на руки, она была легка.
Хвастищев и Тандерджет медленно шли по пустынной Москве с девушкамина
руках. Поземкахлестала их поногам, головы припорашивалснег, носы щипал
мороз, но животам было тепло от женских тел и потому хорошо.
- Ах, чтоб мне провалиться на этом месте!
- Ну, что ты там кряхтишь?
- Да ведь я же назвал его по имени-отчеству, и он отозвался!
Как я назвал его, не помнишь?
- Не притворяйся, старик!
- Клянусь, я забыл, все вылетело из головы. Клянусь памятью Толькифон
Штейнбока- ты помнишь, я тебе о нем говорил?
Клянусь памятью золотоволосой Алисы - я тебе о ней рассказывал или нет?
- У тебя сейчас другая баба на руках.
-Ах да,прости.Слушай, я не могу успокоиться - гдеявидел этого
старпера?
- Тымненадоел!И этот мороз мненадоел,вечный союзник трудового
народа.У вас надо пить в трираза больше. Ядико трезвею!В твоей лавке
есть выпивка?
- Может, и есть полбутылки... не уверен...
-Не знаю ни одного русского, у которого был бы в доме запас алкоголя.
Все выпиваете сразу, сволочи!
- Нет, так Ивана пошлем. Да вон он едет! Ваня! Ваня!
Желтая патрульнаямашинасфиолетовой мигалкой на крыше вынырнула из
снежной мглы, и в окне ее появилось жизнерадостное бандитское лицостаршины
милиции Ивана Мигаева.
- А, скульптор! Чувих несете? - спросил он.
- Ваня,будь другом,возьми уменяизкармана деньги исъездиза
водкой!
Дважды просить себя старшина Ваня не заставил, помчался под светофорами
сквозь снежные вихри к Казанскому вокзалу.
Сон в летнюю ночь после четырех бутылок
"Экстры", привезенных старшиной Иваном
Мигаевым с Казанского вокзала в студию
скульптора Радия Аполлинариевича Хвастищева
В ту ночь я прибыл по распределенью в районный центр.
Как будто Сыромяги селенье звалось.
Райсоветпылалдесятком окон,тополинымпухом коза питалась,газик
буксовал...
Больница размещалась на пригорке,и листья пальмпод океанским ветром
дрожали, трепетали, то топорщась, то улетая, словно кудри девы.
"Вэфире молодость",вечерняя программа,тампрофильдевыкаждому
знаком.
Внизуатоллпричудливозмеился, подсолнцем узкое колечкосуши как
будто нежилось, и в полосе прибоя подпеннымгребнем проносились тени - то
серферы скользилипо волне. Я дверь толкнул и оказался в блоке, гдекто-то
двигался, смеясь и объясняя, весельем неестественным играя и кашель заглушая
рукавом.
- Прошупокорно,убеждайтесьсами, всеприготовлено,разложенопо
полкам,стерильныекомплекты...вот ножи для ампутации,для лапоротомии,
кюретки для скоблежек криминальных, пинцеты, ножницы, рубанки, топоры, набор
таблеток на четыре года, спиртяшки выдано вперед - залейся! - а что касается
сестры-хозяйки, ее вам хватит лет на пятьдесят.
Япосмотрел - огромноеотродье стояло в тазике, смиренноулыбаясьи
подтверждая: "Не волнуйтесь, доктор, всего здесь хватитвами вашим внукам
на пару исторических эпох".
If you like I can see take in my car...
Таким макаром подготовив бегствоинаградив себя словечком"хитрый",
хихикая,подкручивая усик, он вышел в коридор в очках и шляпе, в галошах, с
зонтиком, в крылатке и шарфе.
К нему рванулся, не сдвигаясь с места, десяток глаз, бесшумно умолявших
избавитьиххозяевотстраданий,от болиистыда, отугрызений,что
свойственны болезням безобразным в начальной стадии.
- Ну что же ну те с да.
Ну что же, поднимите вашу блузку, чулок спустите, обнажите ногу, ну что
же, так-с, незаурядный случай... Здесь больно? Нет?
Но здесь хотя бы - да?
Помочьнемедленно по правилам науки, нопрежде прогуляться непременно
по острову, в сельпо заехать, в офис, как губернатор славный Санчо Панса...
Скорей!Скореевюркий "Запорожец"! Ухабами ислякотью к Воровской!
Зайти в буфет, потом протелефонить, поклянчитьденег, Сретенкой промчаться,
туманным днем злословить в Гнездниковском, по Герцена, по Герцена к Садовой,
мурлыкнуть на Арбате, выпить пива, войтив делишки кооператива,кто с кем,
почем, на ком и почему...
Он вышел иувидел синагогуиль что-то вроде... выйдя из кино, попав в
жару в нещадный трепет солнца, в крайлопухов и в джунгли бузины, увидел он
древнейшее строенье с орнаментом унылым, безысходным, твореньем неизвестного
раба,чьяжизнь была,должнобыть, непохожана жизнь яхтсменаФранка
Джошуа...
Вмечеть свою вносили ассирийцы, вавилоняне,жители Урарту, вносили в
синагогу или в кирху, короче... в плотный сумрак заносили предмет тяжелый.
Вродене меня, подумалон,стараясьловкосмыться,пройтисквозь
бердыши, задкомвихляя, вихляньем этим вроде отвлекая угрюмых стражей.