.. С вас рубль заштуку будет. На
такси.
И мытотчаспомчалисьпоБольшому, в буфеты,в павильонызаезжая,
пивные оставляя за кормою и Ивановский гудящий ресторан.
БольшойпроспектнежданнозакруглялсязаплощадьюТолстого,да
нежданно, всегданежданно... Мраморные людина Карповкусмотрели в тайных
думах, в смущенье мраморном, а медные подъезды, прохладные и тайные, живые и
ждущие визита Незнакомки,визита Блокаждущие...итамсЖелябова, как
завернешьнаМойку,заДЛТ,предчувствиевизитаеврейской
девушки-петербуржанки и острое предчувствие любви.
Овзморье,взморье, волны,завихренья, волан, застывший поднапором
ветра,ажур и кружевное завихренье поСеверянину... оБалтика, о Нида,о
Териоки... Ваше Длинноножье... еврейской девушки следы на пляже...
Это было на взморье синем В Териоках ли, в Ориноко...
Новот подъехалии видим - кур гирлянды над входомвзданиевремен
конструктивизма, гирлянды щипаных и шеями сплетенных впризывестрастном к
другу-человеку: Добро пожаловать!
И мыбезпромедленьяоткликнулисьиоказалисьсразув томдоме,
полутемномивонючем,вшатаниифанерыкоридорной,вмельканье
безответственных персон.
Кружил нас странный поиск брадобрея, сквозь планетарий мы прошелестели,
потом лекторий выплыл осторожно, наглядной агитацией гордясь.
- Вот здесь,пожалуй,надонамрасстаться! -сказали мы друг другу
очень важно.
- Сюда, друзья! - Мозольный оператор махал нам полотенцем, как крылом.
- Нет, нам не к вам. - Ив звон метлахской плиткимы удалились порознь,
напевая о чем-то личном важном грациозном, фундаментальном, каждый о своем.
Я дверьтолкнул, и тут уж предо мноюособа выросла, глазасто-огневая,
стремительно-вальяжная, бугристо... бугристо-каменистый подбородок, две пары
щек иузкоеотверстье, откуда,заполняяпомещенье,сотменнымрокотом
искательно-надменный глас проповедника кругами исходил.
Чертовски вкусный аромат сигары, чертовскоепоскрипываньекожи, сапог
добротных,креселиподдужья,чертовскивкусныйсандвичпо-техасски,
чертовский кофе, коньякиивиски, чертовскийблесквуютномполумраке,
чертовские возможности для роста, чертовский риск, чертовские мечты...
- Хе-хо-ху-ха, семействочеловечьепо сути лишь мицелийгрибовидный,
слойтонкой плесени, откуда на поверхность являютсяперсоныоднодневки, и
если в суп они не попадутся, то отмирают сами по себе.
-Позвольте, среди нас есть великаны!Толстой и Гете, мудрецы, поэты,
ученые, что в космос запускают ревущие громады кораблей!
- Хе-хо-ху-ха, ученые,поэты? Всего лишь сорт другой,из несъедобных,
росточком выше,дапобольшевони.
..Мицелийваш,братишка,ненадежен,
надежны лишь гниение и тлен!
- Возможно ль жить с подобным убежденьем?
- Нет, невозможно! - он провозгласил.
- Но что есть суп? Как вы сейчассказали, лишь некоторые, так сказать,
персоныимеютшансвкакой-тостранныйсупчиквотличиеотбратьев
угодить...
Он задрожал, глазищами играя, конечности с перстнями воздевая.
- Об этом деле можно, если хочешь, особым образом сейчас поговорить.
Улыбкии кивкииэкивоки,подмигиванья,посвященьявтайну,три
поворота с посвистом, прихлопы, присядка и коленца...
-Ха-ха-ха!Какэто мило!Право, очень славно!Еще,еще последнее
коленце! Тот пируэт!
Я вышел осторожно, зажав ладонью рот, и побежал.
Комнерванулись,несдвигаясьсместа,десяток глаз,безмолвно
умолявших избавить их хозяев от страданий, от боли и стыда, от унижений, что
свойственны болезням безобразным в начальной стадии.
- А нуте-ка, старушка с горбом ужасным, обнажите спину!
Не бойтесь, мамочка, неплачьте, не страдайте, ведь передвами врач и
клиницист!
Нарывогромный клиницист увидел,онвздулся, как прозрачная планета,
артерии,ветвясь,какамазонки,дрожалинапряженно,напределе,в
лимфоузлах,разбухших,как сосиски,накапливался взрыв,а крикстарушки
накапливался в горле маломощном...
Что делать мне?
Может быть,час,может быть, минуту, а может быть, и сутки ужеРадий
Хвастищев сидел на хвосте своего динозавра "Смирение"
и смотрел на его уродливый затылок.Хвост, еслитолькоможно назвать
хвостомданноеобразование,имелокруглую впадину,весьмаудобнуюдля
сидения или даже полулежания. Хвастищев не разблагодарил Небеса за то, что
они повернули его резецкуда надо,за этот неожиданный подарок судьбы,за
округлуюиобширнуювпадинувмраморе,гдетакмило былосидеть или
возлежать и даже, вообразите, иногда баловаться вдвоем.
"Смирение",сожравшееужеавтомашинуХвастищева,пайв
жилищно-строительном кооперативе, фонотеку идрагоценности его бывшей жены,
было огромным чудовищем,и ради его удобств задвинулись в углы, рассевались
по чуланам ранние и горячо любимые работы некогда знаменитого скульптора.
Удобная, милейшая, хорошая ямка, думал сейчас Хвастищев, вернувшийся из
путешествия в мир сновидений.
Хотькакой-то прокот этой гадины, подумал он дальше исненавистью
посмотрел на мерзкую ноздрю незаконченного произведения, из которойторчала
идеально отшлифованная человеческая нога.
Блядь мраморная, помиру меня пустил... сука... хер меня пустят теперь
в Югославию... все уже знают о тебе в МОСХе и кое-где еще, кое-где еще.