Зимой, когда поля затягивались льдом, "мастера кожаного
мяча"обувалисьвжелезо,наголовужеводружали"велосипедки"с
продольными,"вдоль по черепку",дутыми обручами или даже шлемы танкистов;
и-и-и,пошла писать губерния: свиститшайба,скрежещут коньки, сшибаются,
исторгая из печенок матерок, сильные офицерские тела.
Самым,конечно, любимым был лейтенант СеваБобров, который на футболе
мог метров с двадцати, перевернувшись черезсебя, "вбить дулю в девяточку",
ну, а нахоккее,заложивнеповторимыйвиражза воротами, влеплялшайбу
вратарюпрямо"подочко".Даивнешностьюмолодойчеловекобладал
располагающей: бритый затылок,чубчикналбу, квадратная,нашарусская,
ряшка, застенчиво-нахальная улыбочка: Сева такой.
Хоккейные побоища на "Динамо" в двадцатипятиградусный мороз. Клубы пара
надмогутнойтолпой,чтотвояторфянаятеплоэлектростанция.Опытные
болельщики втулупах поверх пальто, в карманахстеклоцех: "четвертинки"и
"мерзавчики". Да и какой же русский не любит ледяных забав!
Катками, вообще,невероятно увлекалосьнаселение в Москве. ВКазани,
скажем,иливВаршаветакого не было.Ввечерний часотметро"Парк
культуры" ксамому залитомульдомПаркукультуры шли через Крымский мост
толпымолодежи, несли свои "норвеги","ножи", "снегурочки". Там, в ледяных
аллеях,под электрическимиарками,назначались свидания,шлоскользящее
ухаживание, проливалась и кровянка. "Догоню, догоню, ты теперь не уйдешьот
меня!"-- разносился из репродукторов тоненький,девчачий голос популярной
певицы.
Популярен был и баскетбол,однако не встольшироких кругах. Старшие
школьникии студенты особенно увлекались этойамериканскойигрой, которую
таки не умудрилисьпереименоватьна патриотический манер в "корзиномяч".
Казанский провинциал,что сам недавно начал играть и уже умел передвигаться
смячомибросать иззатяжногопрыжка,совершеннообалделот размаха
баскетбольнойжизнистолицы. Одниприбалты чегостоят! КомандаЭстонии,
настоящие европейскиеатлеты, выходила на площадкув кожаных наколенниках,
тщательнонабриолиненныеволосыразделенынапробор,всеулыбаются,
расшаркиваются перед судьями, никакого мата, хрипа, плевков, выигрывают, как
хорошо сказанобыловгазете,"с легкостью и изяществом".Или литовские
гиганты, крутящие такназываемую "восьмерку"перед ошеломленнымиигроками
Киргизии. Счет 115:15 в пользу больших людей малой страны.
Между темидеалмосковской женщинытехднейбылвесьмадалекот
спортивных ристалищ. В этом идеале сочетались черты певицы Клавдии Шульженко
икиноактрисыВалентиныСеровой.ИдеалпрогуливалсяпоМосквев
туфлях-платформахсремешками,переплетенныминащиколотке, ивбелых
войлочных"труакарах".
Взглядэтогоидеала обещалуцелевшим мужчинами
подрастающемупоколению удивительное воплощение какихугодно романтических
мечтаний. У нашего "поляка", весьма сдержанного в сложных условиях работы за
рубежом,вМоскве закружилась голова.Однажды на Сретенке он покупал свой
"Дукат"(десяток сигарет в маленькой оранжевой пачечке), когдавсемужики
возле табачного киоска повернулиголовы в одном направлении. Среди кургузых
эмок итрофейных лягушек"БМВ"мимоскользилогромный зеленыйоткрытый
"линкольн",ивнем назаднем сиденьемечтательнаябелокураяголовка.
"СеровувКремльебатьповезли", --похмельнымбасом пояснил кто-то из
курящих. Была ли это Серова, и в Кремль ли ее везли,и действительно ли для
патриотическоймиссии,никомуневедомо,однаконаш"поляк"долгоеще
выискивал среди московской транспортной шелупени зеленый "линкольн", всерьез
собираясь в следующий раз прыгнуть на его подножку и вырвать у "мечты" номер
телефончика. Так никогда больше неувидел и вообще усомнилсявреальности
тогомомента на Сретенке утабачногокиоска; не восне ли привиделось, а
потом уже в ложных воспоминаниях переселилось на Сретенку?
Всценкеэтойнаблюдалсяещеодинлюбопытныймомент--эдакое
небрежное, запросто,упоминаниеКремля вконтекстемосковского блядства.
Похмельныйхмырь, конечно, не представлял большинства населения,а только,
лишь разрозненный, растрепанный московский"мужской клуб", однако клуб этот
былещедо конца не добит, в нем еще игралина бильярде, делали ставки на
бегах, дули водку и пиво подсардельки с кислойкапустой или, напротив, на
крахмальных скатертях"Националя"употребляли марочный коньякподсемгу,
бардачили по "хатам".
Что касаетсяКремля, то как-то трудно было себе представить, что столь
легкая и милаякрасавицанаправлялась в эту мрачную твердыню. Ещекуда ни
шло,еслибы подпокровом ночи,в"воронке",скляпом ворту волокли
красавицунапоругание... Ведь, послухам, Он как раз по ночам там сидит,
думает о судьбах мира и прогресса...
Проходя как-то вполночь по Софийскойнабережной, "варшавянин" не мог
оторвать взгляда от Кремлевского холма. Рубиновые звезды отчетливо светились
икак бы поворачивалисьпод темным осенним ветром, все, что нижебашенных
шатров,было недвижимо и ужасно.Вдругпоявилсяипрополз некийогонь.
Скореевсего,этобылафарапатрульногомотоцикла,ивсе-такинаш
"варшавянин" содрогнулся: труднобылоне подумать,чтоэтоглаз дракона
прошел во мраке.
Кажется, никтоне заметил, каксодрогнулсяопытный, видавшийвсякое
"варшавянин". Набережная была пуста, ни души, за исключением какого-то юнца,
притулившегося вдесяти шагахпод аркой,но он, кажется, тоже не заметил,
потому чтои сам содрогнулся, когда по кремлевскому бугру прошел светящийся
глаз.