Еслинебудешь
воспитывать ребенкавстрогости,сремешком,то он вырастетжуликили
хулиган, адети, Люба, цель нашейжизни. Аеслинеиметь цели, то можно
повеситься или застрелиться (вот вам пример: Маяковский, Есенин)".
Старшина поставилточку, обмакнул перовчернилаи сталобдумывать
следующуюфразу. Он хотел как-то связатьвоедино вопросы семьии бракаи
обороноспособностигосударства,но какименно сделать это, еще не знал, и
тут его сбили с толку -- кто-то постучался в дверь.
-- Войдите,-- разрешил старшина.
Вошел Чонкин.Он был так огорчен своейоплошностьюна политзанятиях,
что даже забыл, что нужно о своем прибытии доложитьпо-уставному, и спросил
просто:
-- Звали, товарищ старшина?
--Незвал, априказалявиться,--поправилстаршина.--Войдите и
доложите, как положено.
Чонкин повернулся к дверям.
-- Отставить!-- сказал старшина.-- Как нужно поворачиваться кругом?
Чонкин постарался сделать все как надо, но опять перепутал и повернулся
через правое плечо. Только с третьего раза унегополучился поворотболее
или менеегладко, послечего старшина, наконец, снизошел к нему,разрешил
выйти и, вернувшись, доложитьо прибытии.Потомсунул емув руки " Устав
караульнойи гарнизонной службы " и отправил вказармуучитьобязанности
часового. А сам остался дописывать письмо, наполняя его новыми, возникшими в
результате общения с Чонкиным мыслями:
"Вот,Люба, кпримеру,увасна заводеработает инженерс высшим
образованием и имеет в своем подчинении 10-12 человек. Он может приказать им
что-нибудь толькопо работе,апосле работыили во время выходного дня они
ему у уже не подчиняются и могут делать, что хотят, как говорится, ты сам по
себе, а ясам по себе. У нас такого положения быть не может.У меня в роте
97красноармейцев и младшегокомсостава. Ямогуим в любое времяотдать
любоеприказание,и онивыполнятегобеспрекословно,точно ивсрок,
согласно Уставау и воинской дисциплине, хотя я имею образование 5 кл.".
На этом месте его опятьоборвали. Дверь отворилась, в каптеркукто-то
вошел. Думая, что это Чонкин, старшина, не
повернув головы, сказал:
-- Выйди, постучись и войди снова.
Ему ответили:
-- Я тебе постучусь.
Старшинаволчкомразвернулсяна табуретке, одновременно вытягиваясь,
потому что увидел перед собой подполковника Пахомова.
--Товаришподполковник,завремя вашего отсутствия вроте никаких
происшествий... начал было он, приложив рукук пилотке, но подполковник его
перебил:
-- Где Чонкин?
--Отправлендля изучения Устава караульнойи гарнизоннойслужбы,--
четко отрапортовал старшина.
-- Куда отправлен?-- не понял Пахомов.
-- В казарму, товарищ подполковник,-- отчеканил Песков.
-- Ты что -- сумасшедший?-- заорал на него подполковник.--Его самолет
ждет, а ты тут будешь уставами с ним зани-
маться. Я тебе по телефону что говорил? Немедленно
позвать Чонкина и подготовить к отправке.
-- Есть, товарищ подполковник!-- Старшина кинулся к двери.
-- Погоди. Сухой паек получили?
-- Трофимович пошел и все нету. Может, с кладовщиком разговаривает?
-- Я вот ему поразговариваю. Тащить его сюда вместе с продуктами!
-- Сейчас я пошлю дневального,-- сказал старшина.
-- Отставить дневального!--сказал Пахомов.-- Не дневального, а сам, и
бегом!Погоди.Даю тебе пять минут. За каждую лишнюю минуту суткиареста.
Понял? Бегом!
Со старшинойподполковник разговаривал совсем не так, как часназад с
командиром полка.Но и разговорстаршины сЧонкиным был мало похож на его
разговор сподполковником.Что касаетсяЧонкина,то он мог втаком духе
разговаривать разве что слошадью, потому чтоона по своему положению была
еще ниже его. А уж ниже лошади никого не было.
Выскочивнаулицу,старшина поглядел на своикарманные часы,засек
время и пошел былошагом,но потом, оглянувшись и увидев, что подполковник
Пахомов следит за
ним в окно, побежал.
Бежатьбыло метровчетыреста -- в противоположный конецгородка.На
этом пути небыло ниодного строения, закоторым можно было бы укрыться и
тайком от комбата передо-
хнуть,истаршинаПесковчувствовалсебя,какнапристрелянной
местности. Ему было двадцать пять лет, но за два года сверхсрочной службы он
бегал только один рази то по тревоге, когда уклонитьсяот беганья не было
никакой
возможности.Отвычкаот этогозанятия давала себя знать,да и жара,
надо сказать, стояла немалая.
На продуктовом складебыло, как всегда, полутемно и прохладно.Редкие
солнечныелучи,пробиваясьсквозь дырывстенеи в крыше,пронизывали
помещение, вырывая из полутьмы какие-то ящики, бочки, мешки и говяжьи туши,
подвешенные к перекладине поперек склада. У полуоткрытых
дверей сидел кладовщик Дудник и, подперев подбородок
рукой, дремал, разомлев от жары. Стоило ему заснуть, как
подбородок соскальзывал с потной ладони. Дудник ударялся
подбородком об стол, открывал глаза, смотрел на стол
подозрительно и враждебно, но, не в силах устоять перед
соблазном, снова подводил руку под подбородок.
Высунув язык, влетел на склад старшина Песков. Он
опустился рядом с Дудником на ящик из-под крупы и спросил:
-- Ты Трофимовича не видел?
Дудник снова трахнулся об стол и осоловело посмотрел на Пескова.
-- Чего?
СтаршинапосмотрелсуважениемнаподбородокДудника,который
выдерживает такие удары.