Пожалуйста, Боже, умоляю тебя… сделай так, чтобы это сработало.
Импровизированная соломинка скользнула в воду. Джесси закрыла глаза и сделала сосущее движение. В первую секунду ничего не произошло, и внутри Джесси стала нарастать волна отчаяния, но тут ее рот наполнился водой, холодной и сладкой, приведя ее в состояние, близкое к экстазу. Она бы разревелась от благодарности, если бы ее губы не сжимали так энергично свернутую карточку; в этом состоянии она могла лишь издавать носом неясные всхлипывания.
Проглотив глоток, Джесси почувствовала, как вода слоем покрывает ей горло, словно жидкий атлас, и принялась сосать дальше. Она делала это так пылко и бездумно, словно голодный ягненок, присосавшийся к вымени своей матери. Ее соломинка была далека от идеальной, она не обеспечивала постоянного потока воды, а передавала ее, перемежая с воздухом, а большая часть того, что Dfeqqh удавалось всосать в соломинку, выливалась обратно через швы. Каким-то уровнем подсознания Джесси слышала, как вода дождевым потоком капает на покрывало, но ее благодарное сознание все еще горячо верило в то, что ее соломинка является величайшим изобретением, придуманным женским умом, и в то, что этот момент, момент питья воды из бокала мертвого мужа, является апогеем ее жизни.
Не пей все, Джесс… оставь на потом.
Джесси не разобрала, кто из ее товарищей-фантомов говорил в этот раз, да это и не имело значения. Это был прекрасный совет, но в данный момент это было все равно, что говорить восемнадцатилетнему юноше, полубезумному от шести месяцев сплошных ласк, что неважно, что девушка в конце концов захотела; если у него нет резинки, он должен подождать. Джесси обнаружила, что иногда невозможно внять мысленному совету, независимо от того, насколько он хорош. Она также обнаружила, что удовлетворение простейших физиологических нужд может приносить неслыханное облегчение.
Джесси продолжала сосать через свернутую в трубочку карточку, наклоняя бокал так, чтобы мокрый, бесформенный конец пурпурного предмета находился под водой, частью сознания понимая, карточка начинает расползаться, и что она будет ненормальной, если тотчас не вытащит ее и не даст ей обсохнуть, но, тем не менее не останавливалась.
Ее остановило только осознание того, что вот уже несколько секунд она всасывает только воздух. В бокале Джеральда еще оставалась вода, но импровизированная соломинка Джесси больше до нее не доставала. На покрывале под свернутой в трубочку карточки темнело влажное пятно.
Я могу допить то, что осталось, могу. Если я выверну свою руку так, как выворачивала ее, когда доставала этот проклятый бокал, я думаю, что смогу вытянуть шею еще немного дальше и допить последние глотки. Думаешь, что смогу? Я знаю, что смогу.
Она знала это, и позднее она проверит эту идею, сейчас же белые воротнички с верхнего этажа — те, кто имел лучший кругозор опять вырвали управление из рук рабочих и управляющих, которые работали с оборудованием; мятеж был подавлен. Ее жажда была еще далекой от того, чтобы прекратиться, но горло перестала пульсировать, и Джесси почувствовала себя лучше, как умственно, так и физически. Острее в мыслях и радужнее в перспективах.
Она обнаружила, что рада тому, что в бокале осталось хотя бы немного воды. Два глотка воды через разваливающуюся соломинку, вероятно, не сыграют важной роли в решение проблемы: оставаться ли ей прикованной или пытаться найти выход из этой беды — то есть в выборе между жизнью и смертью — но они могут отвлечь ее внимание, когда она опять попытается вернуться к каким-нибудь мрачным мыслям. В конце концов, близится ночь, ее муж лежит рядом мертвый, и, похоже, ей придется заночевать на открытом воздухе.
Не слишком приятная картина, особенно, если вместе с вами находится голодная бродячая собака, однако Джесси чувствовала, что с каждой минутой все больше и больше хочет спать. Она попыталась придумать причину, по которой ей следует бороться с наступающей дремотой, но ничего хорошего в голову ей не приходило. Даже мысль о том, что она проснется с руками, омертвевшими по локоть, не производила на нее впечатление. Она просто покрутит ими, пока кровь снова не станет циркулировать нормально. Это не будет приятным, конечно, но она не сомневалась в том, что ей удастся это сделать.
Кроме того, пока ты будешь спать, тебе может прийти какаяmhasd| идея, добавила Хорошая Женушка Барлингейм. В книгах так все время бывает.
— Может быть, тебе придет, — сказала Джесси. — В конце концов, ты же у нас самая лучшая.
Она позволила себе лечь, подтолкнув подушку вверх под голову настолько далеко, насколько смогла. Ее плечи горели, ее руки (особенно левая) пульсировали, а мускулы живота все еще трепетали от усилия по поддержанию ее тела в положении, пригодном для того, чтобы пить сквозь соломинку… но в то же время она чувствовала себя странно удовлетворенной. В мире с самой собой.
Удовлетворенной? Как ты можешь чувствовать себя удовлетворенной? Твой муж умер, и ты приняла в этом непосредственное участие, Джесси. А предположи, что тебя найдут? Предположи, что тебя освободят? Ты задумывалась о том, как будет это все выглядеть в глазах того, кто тебя найдет? Как, ты думаешь, это будет выглядеть в глазах Констебля Тигардена? Сколько он будет думать перед тем, как вызовет полицию? Тридцать секунд? Может быть, сорок? Здесь, в провинции, они все чрезвычайно медлительны: он может затратить на это две минуты.
Джесси не стала спорить. Это было правдой.
Так как же ты можешь чувствовать себя удовлетворенной, Джесси? Как ты можешь чувствовать себя удовлетворенной в такой обстановке?
Она не знала, но тем не менее чувствовала. Ее чувство спокойствия было глубоко, как пуховая перина и тепло, словно грелка в кровати. Джесси подозревала, что большая часть этих чувств основана на чистой физиологии: если вы очень хотите пить, то можете окосеть от полстакана воды.
Но существовала, также, и психологическая подоплека. Десять лет назад Джесси неохотно оставила работу в качестве учителязаместителя, уступив в конце концов давлению настойчивой (хотя, возможно, здесь более подходящим было слово безжалостной) логике Джеральда. В то время он зарабатывал почти сто тысяч в год, и на этом фоне ее в общей сложности пять или семь тысяч выглядели жалкими. Это особенно было заметно во время уплаты налогов, которые поглощали всю эту сумму, однако налоговые инспектора тем не менее оставались недовольны и продолжали что-то разнюхивать в их счетах, словно ища остальное.
Когда она обратила внимание на их подозрительное поведение, Джеральд посмотрел на нее со смесью любви и раздражения. Это не был его обычный взгляд Почему вы, девушки, всегда так глупы? это выражение появилось спустя пять или шесть лет после этого — но весьма похожий. Они видят, что я делаю, объяснил он Джесси, они видят два больших немецких автомобиля в гараже, они смотрят на фотографии домика на озере, а затем смотрят в твою налоговую декларацию и видят, что ты получаешь столько, сколько им не хватит даже на сигареты. Они не могут в это поверить — для них это похоже на обман, на прикрытие каких-то махинаций… и, естественно, они начинают копать, ища то, что может за этим скрываться. Они не знают тебя, как я, вот в чем дело.
Она не смогла объяснить Джеральду, что значит для нее ее работа… или, может быть, он просто не захотел слушать. В любом случае дело было в следующем: преподавание, даже временное наполняло Джесси энергией, а Джеральд этого не понял, как не понял и того, что преподавание было тем мостиком, который соединял Джесси с той жизнью, которой она жила до того, как познакомилась с Джеральдом, когда она была учителем английского в Уотервилл-Хилл, женщиной самой зарабатывающей себе на жизнь, любимой и уважаемой коллегами и не принадлежащей никому. Она оказалась неспособной nazqmhr| (а, может быть, он пожелал услышать), что уход в отставку приведет к тому, что она станет чувствовать себя потерянной и в какой-то степени бесполезной.
Это чувство никчемности — вызванное, возможно, не столько тем, что ей пришлось вернуть контракт неподписанным, сколько неспособностью забеременеть — вырвалось спустя год из ее сознания, но так и не покинуло глубин сердца. Иногда она чувствовала себя стререотипом — молодой учительницей, удачно выскочившей замуж за преуспевающего адвоката, чье имя выгравировано на табличках в офисе. Эта молодая (ну, относительно молодая) женщина окончательно вступает в фойе удивительного дворца, зовущегося средний возраст, оглядывается и неожиданно обнаруживает, что она совсем одна — ни работы, ни детей, и муж, который почти полностью сосредоточен (можно было сказать, одержим маниакальной идеей, это было бы точнее, но очень грубо) на карабканье по лестнице успеха.
Эта женщина, неожиданно оказавшаяся на пороге сорока, преодолев очередной вираж дороги, относится к тому типу женщин, которые всегда попадают в неприятности, связанные с наркотиками, спиртными напитками или мужчинами. Молодыми, разумеется. Ничего такого не произошло с этой молодой (м-м-м… ранее молодой) женщиной, и Джесси оказалась под пугающей тяжестью свободного времени — времени для занятия в саду, времени для игры в шары, времени для посещения занятий (рисование, скульптура, поэзия… и если бы она захотела, то могла бы завязать отношения с какимнибудь мужчиной, интересующимся поэзией, и она даже почти захотела). Также у нее появилось время для работы над собой, следствием чего и было знакомство с Норой. Но ничто из перечисленного выше не заставляло ее чувствовать себя так, как она чувствовала сейчас. Ей казалось, что ее слабость и боль в теле являлись знаками доблести, а сонливость — наградой за победу. Эдакая женская версия Миллер Таим, можно сказать.
Эй, Джесс… то, как ты добыла эту воду на самом деле выдающееся достижение.
Это был еще один НЛО, но Джесси не обратила на это внимания. Ей было все равно, раз это был не голос Рут. Рут интересовалась происходящим, но также была слишком измождена.
Большинство людей не додумались бы даже до того, как дотянуться до бокала, продолжал НЛО-голос, а использовать рекламную карточку в качестве соломинки… это мастерский трюк. Так что расслабься и лови кайф. Это разрешено. Вздремнуть тоже не возбраняется.
Но эта собака, нерешительно произнесла Хорошая Женушка. Эта собака не потревожит тебя ни на секунду… и ты знаешь, почему.
Да, причина, по которой собака ее не тронет, лежала рядом на полу спальни. Джеральд теперь был всего лишь тенью среди теней, чему Джесси была страшно благодарна. Снаружи опять задул ветер. Его шелест в ветвях сосен действовал на Джесси успокаивающе, убаюкивающе. Она закрыла глаза.
Но будь осторожна со снами! — крикнула с неожиданной тревогой Хорошая Женушка, но ее голос был далеким и не особенно настойчивым. Однако она попыталась еще раз: Будь осторожна со снами! Джесси, я говорю серьезно.
Да, конечно серьезно. Хорошая Женушка всегда была серьезна, что означало, что она была часто утомительна.
Что бы ни снилось, подумала Джесси, главное, чтобы это было не про жажду. За последние десять лет я одержала не так уж много побед — в основном связанных с мрачными партизанскими действиями однако операция с бокалом была настоящей победой. Разве не так?
Да, согласился НЛО-голос. Он звучал слегка по-мужски, и в onksqme Джесси подумала, не является ли он голосом ее брата Вилла… Вилла-ребенка шестидесятых годов. Можно поклясться. Это было великолепно.
Спустя пять минут Джесси спала крепким сном, раскинув свободно висящие в наручниках руки, склонив голову на правое (которое болело меньше) плечо, медленно, глубоко дыша. В этот самый момент — намного позже после того, как опустилась тьма, а на востоке поднялось белое кольцо луны — в дверях снова появилась собака.
Как и Джесси, она стала более спокойной теперь, когда ее основная потребность была удовлетворена, и урчание в животе стихло. Подняв морду и навострив уши, она долго смотрела на Джесси, пытаясь решить, спит ли она или только притворяется. Наконец, пес решил (главным образом основываясь на запахах — пота, который высыхал, и полного отсутствия озоновой вони адреналина), что женщина уснула. На этот раз не предвидится ни ударов, ни криков… в том случае, если он будет осторожен и не разбудит ее.
Пес, мягко ступая, подошел к куче мяса, лежащей посреди комнаты. Несмотря на то, что его голод уменьшился, мясо все равно привлекало его своим ароматом. Пес, конечно, не знал, что причиной этому было нарушение древнего, взращенного поколениями табу на этот вид мяса.
Пес опустил голову, сначала с деликатностью гурмана принюхавшись к восхитительному запаху мертвого адвоката, а затем осторожно сомкнув челюсти на его нижней губе. Он принялся тянуть, оттягивая губу все дальше и дальше. При этом Джеральд начал походить на претерпевающего превращение монстра. Наконец, губа оторвалась, обнажив в смертельном оскале нижний ряд зубов Джеральда. Пес проглотил этот деликатес единым махом и облизнулся. Его хвост снова начал вилять, на этот раз двигаясь размеренными, довольными взмахами. На потолке дрожали два маленьких пятнышка света; лунный свет отразился от двух нижних резцов Джеральда. Всего неделю назад на них были поставлены коронки, которые теперь ярко и свеже блестели.
Пес еще раз облизнулся, влюбленно глядя на Джеральда. Затем он вытянул шею почти так же, как вытягивала Джесси, когда опускала соломинку в бокал, и понюхал лицо Джеральда, но не просто понюхал; он позволил своему носу совершить небольшое путешествие, сначала учуяв аромат коричневой ваксы, исходящий из уха хозяина, затем смесь пота и Прелля там, где кончаются волосы, а затем резкий, островатый запах запекшейся на голове Джеральда крови. Наиболее долго он задержался на обследовании носа Джеральда, произведя осторожные исследования его теперь неподвижных каналов своей грязной, но ох как чувствительной мордой. Снова на него нахлынуло ощущение гурманства, чувство, будто ему надо выбирать что-то одно из груды сокровищ. Наконец, он глубоко вцепился зубами в левую щеку Джеральда и принялся тянуть.
У лежащей на кровати Джесси быстро задвигались прикрытые веками глаза, и она издала стон — высокий, колеблющийся звук, полный ужаса и страдания.
Пес немедленно оторвался от своего занятия и инстинктивно принял позу вины и страха, однако ненадолго. Он уже считал эту гору мяса своей добычей, за которую он будет драться, а если надо, то и умрет, Кроме того, этот звук издала всего лишь самка, а пес теперь был достаточно уверен, что она ему не помеха.
Он снова опустил морду вниз, опять вцепился в щеку Джеральда Барлингейма, и дернулся к двери, тряся головой из стороны в сторону. С громким треском, напоминающим звук отрываемого от бобины скотча, от щеки мертвеца оторвалась длинная полоска мяса. Reoep| Джеральд улыбался свирепой, хищной улыбкой человека, который только что сорвал солидный банк в покере, сыграв стритфлэш.
Джесс снова застонала. Вслед за стоном последовала гортанное, неразборчивое бормотание. Пес посмотрел на нее еще раз. Он был уверен, что она не сможет встать с кровати и побеспокоить его, но ее стоны заставляли пса чувствовать себя неспокойно. Древнее табу потеряло над ним свою силу, но не исчезло окончательно и бесповоротно. Кроме того, его голод успокоился; то, чем он сейчас занимался, было не ужином, а легкой закуской. Пес повернулся и рысью выбежал из комнаты. Большая часть левой щеки Джеральда осталась свисать, словно скальп.
Глава одиннадцатая
Стояло 14 августа 1965 года — со дня, когда погасло Солнце, прошло менее чем два года. Это был день рождения Вилла; всем встречным-поперечным он говорил, что прожил еще один год за каждое вбрасывание в бейсбольной игре. Джесси не в силах была понять, почему это кажется ее брату таким уж важным, а важно это было для него определенно, и если ему доставляло удовольствие сравнивать свою жизнь с бейсболом, то ради Бога, какое ей в конце концов дело.
В течение некоторого времени буквально все, что происходило на вечеринке в честь дня рождения ее брата Вилла, выглядело совершенно нормально. Правда на проигрывателе крутилась пластинка Марвина Гэя, но песня была неплохой, неопасной. Я не стал бродячим псом, — насмешливо тянул Марвин, — я просто взял и ушел от тебя, уше-е-е-е-л…. прощай. По сути песня была даже миленькая, а по правде сказать в тот день как нельзя лучше подходила к происходящему, по крайней мере поначалу; как сказала бы об этом бабушка Джесси, бабушка Катарина, это было получше, чем просто пиликанье на скрипочке. Даже папа соглашался с этим, хоть еще не так давно он не испытывал совершенно никакого подъема в виду открывшейся перспективы вернуться на день рождения Вилла из Фалмуса. Джесси собственными ушами слышала, как папа сказал маме, что мол По мне, так эта идея вовсе неплохая, что само собой здорово подняло ей настроение, поскольку она — Джесси Магот, дочка Тома и Салли, сестра Вилла и Мэдди, в ту пору еще ничья жена — и была именно той, кто первая запустила эту идею. Именно она и была причиной того, что все они находились в тот день там, а не на острове, в Закатных Тропинках.