Прекрати сейчас же, Джесси! Это был всего лишь сон!
Она медленно опустила руки и те опять безвольно повисли в своих браслетах. Конечно, это был только лишь сон — еще одна вариация на тему кошмара, пригрезившегося ей вчера ночью. Но насколько этот кошмар был реальным — Боже, в это просто невозможно было поверить. Более того, ее последнее видение было гораздо более реальным, чем участие в вечеринке на лужайке для крокета или вновь пережитая жалкая и тошная интерлюдия с собственным отцом во время солнечного затмения. Казалось удивительным, что пережив такой fsrjhi кошмар, она так мало думала о нем сегодня, все больше обращаясь мыслями к двум другим видениям. Ведь как ни крути, засыпая сейчас, она совершенно не думала об адском существе с корзинкой, полной костей и прочих мрачных сувениров и только чуточку погрузившись в сон, она снова увидела его.
Неожиданно в голове у нее зазвучал куплет из песни, из какойто вещицы из периода поздней психоделии: Меня называют космическим ковбоем… о да… зови меня гангстером любви.
Джесси вздрогнула. Космический ковбой. Каким-то образом это прозвище подходило к существу как нельзя лучше. Аутсайдер, отщепенец, тот, кто нигде и никогда не почувствует себя у дел, чужак и вселенский несчастный случай…
— Чужак, — прошептала Джесси, вспомнив, как собирались в морщины щеки существа, когда оно пыталось ей улыбнуться и демонстрировало свой оскал. И как только оскал существа явственно проступил перед ней, остальные детали, словно фрагменты решенной наконец головоломки, принялись быстро-быстро занимать вокруг свои места. Пухлые, шепелявящие губы. Густые и нависшие брови и тонкий и острый словно лезвие бритвы нос. А кроме того, эта корзина, которую носят с собой коммивояжеры, которая всегда бьет путешествующих торговцев по ногам, когда они бегут по перрону, торопясь поспеть за своим поездом…
Прекрати, Джесси — прекрати изводить себя всякими кошмарами. Неужели у тебя нет других забот, кроме как пугать себя всякими буками?
Само собой проблем у нее был полон рот, но как только она начала думать о только что увиденном кошмаре, остановиться, казалось, было уже невозможно. И самым худшим тут было то, что чем больше она перемывала в голове фрагменты кошмара, тем реальней они становились.
А что, если я вообще не спала? — внезапно подумала она, и как только эта мысль оформилась у нее в голове, она открыла, что существует часть ее сознания, и немалая часть, пребывающая в полной уверенности, что так оно и было. Эта ее часть только и дожидалась того, чтобы остальное ее существо согласилось с ней и пошло на поводу.
О нет, это был всего лишь сон, только и всего…
Но что если нет? Что если ты ошибаешься?
Смерть, согласно поддакнул ей бледнолицый чужак. Ты наяву видела перед собой Смерть, Джесси, и сегодня вечером я приду за тобой. А завтра к вечеру твои колечки окажутся в моей корзине вместе с остальными моими безделушками… с моими любимыми сувенирами.
Джесси почувствовала, что все ее тело трясет, как от сильной простуды. Расширенными глазами она уставилась в угол комнаты, где…
(космический ковбой, гангстер любви)
недавно стояло оно, в угол, теперь залитый ярким солнечным светом, но где, стоит только опуститься ночи, снова замаячат тени от переплетающихся ветвей. Крупные болезненные мурашки побежали по ее коже. Страшная и безутешная правда снова предстала перед ней: здесь ей суждено умереть.
Пройдет время и кто-нибудь обязательно найдет тебя, хотя это может случиться нескоро. Сначала все решат, что ты и Джеральд решили отправиться в какое-то отчаянно-романтическое путешествие и сбежали ото всех. А почему бы и нет? Разве, глядя на тебя и Джеральда, ни у кого не могла возникнуть мысль о новом возрождении любовного пыла? Ведь никому кроме тебя невдомек было, что заставить отречься от всех условностей мира Джеральда может g`qr`bhr| только вид собственной жены прочно прикованной наручниками к кровати? Стоит только немножко в это вдуматься, как сразу же приходит в голову вопрос, а не сыграл ли кто-то и с ним какую-то безобидную шутку в день полного затмения?
— Прекратите болтать, — пробормотала она. — Сейчас же, все вы, прекратите болтать.
Но раньше или позже люди обязательно начнут нервничать и примутся разыскивать вас. Скорее всего это будут коллеги Джеральда по работе, и именно они первыми начнут поиски, почувствовав, что в механизме не хватает одной хорошо смазанной шестеренки. Ты согласна? Я хочу сказать, что в Портленде у тебя есть парочка дам, которых ты называешь своими подругами, но ни одну из них ты никогда не допускала в свою жизнь, верно? Ведь они и не подруги тебе вовсе, так знакомые, пускай и добрые приятельницы, с которыми приятно посидеть за чашкой чая и полистать свежий модный каталог. Ни одна из них даже не заподозрит неладное, если ты выпадешь из их поля зрения на неделю или на десять дней. Но у Джеральда наверняка назначены встречи и когда он не покажется к вечеру пятницы, сдается мне, что кое-кто из его деловых приятелей начнет крутить телефон и задавать разные вопросы. Да, именно так оно все и начнется и скорее всего тела обнаружит поселковый сторож. Могу поспорить, что он отвернет в сторону свою рожу, когда будет накрывать тебя, Джесси, пледом, который достанет с полки шкафа. Ему невыносимо будет смотреть на то, как будут торчать твои пальцы из браслетов наручников, похожие на карандаши и белые, словно восковые свечки. А вид твоего застывшего в последнем хрипе рта, в уголках которого засохнет белая пена, и вовсе вызовет у него приступ рвоты. Больше всего его потрясет выражение ужаса в твоих остановившихся глазах и именно поэтому он постарается глядеть в сторону, накрывая тебя пледом.
Джесси медленно, но упрямо покачала головой из стороны в сторону, выражая свой безнадежный протест.
Билл тут же позвонит в полицию и они заявятся сюда со следственной лабораторией и отрядом окружных коронеров. Они будут стоять, окружив твою кровать и дымя своим мерзкими сигарами (Дуг Рув, в своем идиотском белом плаще тоже, само собою, тоже будет здесь во главе своей съемочной команды) и когда старший коронер наконец сдернет покрывало, многие содрогнутся. Именно так — самые стойкие содрогнутся, а те, кто послабее, те просто вылетят пулей из комнаты на свежий воздух. Болтовни потом хватит на месяц. Те, кто, вздрогнув, найдут в себе силы остаться, первым же делом скажут, кивая друг дружке, что подобная смерть нелегкая штука. Только посмотрите на нее и вам все станет ясно, вот что они скажут. Хотя, по сути дела, они не смогут уразуметь и половины того, что тут было. Они не узнают, например, что истинная причина того, что твои глаза выпучены из орбит, а рот искривлен в беззвучном крике ужаса состоит в том, что тебе довелось увидеть перед смертью. В том, что ты увидела выбирающимся из облака тьмы в углу комнаты. Твой отец был твоим первым любовником, Джесси, а последним станет незнакомец с длинным бледным ликом и дорожной корзиной, мастерски сделанной из человеческой кожи.
— Господи, ну почему вы не можете замолчать? — застонала Джесси. — Прошу вас, умоляю, помолчите хоть немножко. Не нужно больше голосов.
Но голоса и не думали униматься; они даже не слышали ее. Неслышный шепот в ее голове неумолкал, навивая все новые и новые круги разнообразных ужасов, возникая из самых отдаленных и диких уголков ее сознания. Прислушиваясь к голосам, она чувствовала, что по ее лицу словно бы кто-то водит взад-вперед длинным куском xekj`, покрытым липкой грязью.
Они доставят тебя в Августу и патологоанатом штата вскроет тебя на операционном столе, чтобы изучить твои внутренности. Так полагается в любом случае насильственной смерти и смерти, причины которой остались невыясненными, а ты отлично подпадаешь под оба случая. Патологоанатом осмотрит то, что, возможно, останется в тебе от последнего обеда, от сэндвичей с салями и сыром, которые вы с Джеральдом купили в Амато, что в Гэхаме — а также маленький кусочек мозговой ткани, чтобы изучить ее под микроскопом, и результатом всех его исследований будет заключение о смерти в результате несчастного случая. Леди и джентльмен занимались безопасной любовной игрой, напишет он, во время которой джентльмен, не отличающийся хорошим вкусом, откинул копыта в результате сердечного приступа, оставив свою даму в неловком положении, а о том, что было дальше… даже не стоит и продолжать. Об этом даже не стоит думать, разве что в случае крайней необходимости. Скажем только, что дама умирала тяжело — для того, чтобы понять это, достаточно взглянуть на ее лицо. После чего твое дело, Джесс, будет убрано на дальнюю полку. Может кто-то и заметит, что с твоего пальца пропало обручальное кольцо, но вряд ли кто станет искать его дольше пяти минут. Мало надежды и на то, что патологоанатом обратит внимание на то, что один из суставчиков твоего пальца — скажем безымянный на правой ноге — тоже пропал, отрезан. Но мы-то, ведь знаем в чем тут все дело, верно, Джесс? Мы заранее все знали и ко всему были готовы. И кольцо и кусочек твоего пальца заберет вселенский чужак, космический ковбой. Нам давно все известно…
Джесси с силой ударилась затылком о деревянное изголовье, так что из глаз посыпались искры — мелкие белые пятнышки, похожие на стайку игривых мальков. Затылок пронзила боль — резкая и сильная но голоса мигом исчезли из ее головы, как прекращается трансляция радиопередачи при аварии электропроводки, и потому выходка того стоила.
— Вот так, — сказала она. — И если вы начнете снова, я сделаю это опять. — И я не шучу. Я пыталась слушать…
На этот раз, так же резко, словно при аварии электропитания, затих ее голос, звучавший бессознательно громко в пустоте спальни. Не успели искры перестать сыпаться из ее глаз, как она увидела, как блестит на чем-то солнечный свет, на чем-то лежащем дюймах в восемнадцати от вытянутой руки Джеральда. То была крошечная белая вещица с тонким золотым волоском, протянувшимся извилиной посредине, от чего вещица становилась похожей на китайский символ инь-янь. Поначалу Джесси приняла вещицу за колечко, но потом поняла, что она слишком мала для кольца. Это было не кольцо, а настоящая жемчужная сережка в ухо. И выпала эта сережка из корзинки ночного гостя, когда тот шел к ее кровати, перебирая и помешивая свое богатство, шел к ней, чтобы похвалиться тем, что у него есть.
— Нет, — прошептала она. — Это невозможно.
Но сережка действительно лежала на полу, поблескивая в лучах утреннего солнца, настолько же реальная, как и рука мертвеца, словно бы указующая на нее, на жемчужину, придерживаемую в своей оправе тонкой волнистой линией золота.
Это моя сережка! Она выпала из моей шкатулки с драгоценностями и так и осталась лежать с самого лета, а я, растяпа, только сейчас ее заметила!
Может быть и так, однако у нее имелась всего одна пара жемчужных серег, безо всяких золотых волосков в форме волны и эти ее единственные серьги находились теперь дома, в Портленде.
Тем более, что через неделю после Дня Труда здесь был уборщик от Скипса и вощил и натирал полы, и если бы вдруг, паче чаяния, на полу действительно валялась сережка, то он обязательно поднял бы ее и положил — либо на бюро, либо себе в карман.
Потому что, кроме всего прочего, было и еще кое-что.
Нет, тут нет ничего необычного. Ничего странного, и ты сама это знаешь.
И это не было связано с сиротской сережкой.
Даже если это так, я все равно не стану на это смотреть.
Но она не могла не взглянуть на это. Помимо ее собственной воли ее глаза двинулись вдоль плинтуса и остановились на пороге двери, ведущей во внутренний холл. Там первым делом бросалось в глаза маленькое пятнышко подсыхающей крови, но не кровь привлекла ее внимание. Кровь наверняка принадлежала Джеральду. В крови не было ничего странного. Рядом с пятном крови виднелся четкий отпечаток подошвы ботинка.
Этот след, он может означать разное — например, что кто-то побывал в доме и до нас!
От всей души стремясь поверить в это, Джесси помнила, что в день их приезда никаких следов в доме не было. Вчера вечером на полу не было не единого пятнышка, не говоря уж о грязном отпечатке подошвы ботинка. Ни она, ни Джеральд не могли оставить отпечаток, подобный тому, что она сейчас видит перед собой. Грязь засохла рифленой полоской, повторяющей форму подошвы, и источником ее происхождения скорее всего была заросшая тропинка, тянущаяся с милю вдоль озера, прежде чем круто свернуть в лес, чтобы направиться на юг, в Моттон.
Таким образом все приметы указывали на то, что вчера ночью вместе с ней в спальне находился кто-то еще.
Как только эта мысль окончательно оформилась в перенапряженном сознании Джесси, она начала пронзительно кричать. За стенами дома, в мелком подлеске, бродячий пес на секунду поднял ободранную морду со своих лап. И насторожил единственное здоровое ухо. Но вскоре, снова потеряв ко всему интерес, псина успокоилась. Доносящийся из дома крик не грозил ей никакими неприятностями; кричала беспомощная хозяйка. Кроме того, запах черного существа, приходившего ночью из леса в дом, был теперь и на хозяйке. Этот запах был знаком собаке очень хорошо. Это был запах смерти.
Бывший Принц закрыл глаза и снова погрузился в сон.
Глава двадцать пятая
В конце концов она каким-то образом снова взяла себя в руки. Это ей удалось не сразу — как ни странно, помогла простенькая мантра Норы Каллиган.
— Раз, мои ступни, — проговорила она своим скрипучим и срывающимся голосом, звучащим куда как странно в пустой комнате, пальчиков десяток, маленькие свинки, все-в-рядок. Два, мои ножки, длинные и милые, три — моя курочка, где все не так.
Она упорно продолжала стишок, проговаривая строфы, которые могла припомнить, пропуская те, что вспомнить не могла, все это время не открывая глаз. Она повторила считалку раз двенадцать. Когда же наконец она поняла, что стук ее сердца замедляется, что самый сильный страх уже улетучился, она все еще не в состоянии была поверить в то, что всего этого она добилась простым повторением туповатой детской считалки Норы.
Проговорив считалку шесть раз, она открыла глаза и спокойно обвела комнату взглядом, словно женщина опомнившаяся от короткого qm`, принесшего ей отличный отдых. Она избегала смотреть на угол бюро, чтобы не увидеть снова там сережку и более всего ей не хотелось смотреть на отпечаток подошвы.
Джесси? Голос был очень тихий и мягкий, соблазнительно воркующий. Джесси опознала его как голос Женушки, на этот раз лишенный пронзительной кликушеской уверенности и лихорадочного отрицания. Джесси, можно мне кое-что тебе сказать?
— Нет, — резко немедленно отозвалась она, своим скрипучим и пыльным голосом. — Пойди, отдохни. Я не хочу слышать ни одну из вас, сук.
Пожалуйста, Джесси. Разреши мне сказать.
Закрыв глаза, она почти что сумела разглядеть ту часть своей личности, которую олицетворяла с Женушкой Барлингейм. Женушка по сию пору висела в колодках, но теперь она подняла голову — что было не так-то просто, из-за обитого шерстью полукруглого выступа, упирающегося ей позади в шею. На мгновение упавшие волосы закрыли ее лицо, но как только волосы рассыпались, Джесси увидела, что это не Женушка вовсе, а молодая девушка.
Да, но она, по-прежнему я, подумала Джесси и чуть не рассмеялась. Если бы ситуация эта не происходила корнями из комиксово-книжной психологии, она бы не знала, кто есть кто. Только что она думала о Норе, а ведь одним из любимых Нориных коньков были рассуждения о роли ребенка внутри человека, о том, как каждый реагирует на его проявления внутри себя. По мнению Норы наиболее общей причиной чувства неудовлетворенности, есть невозможность накормить и понянчить своего ребенка внутри.
Думая так, Джесси мрачно кивнула своим мыслям, продолжая считать, что в ее случае подобный подход мог быть интерпретирован как наиболее сентиментальный вариант Аквариан/Нью-Эйдж. Ведь в конце концов, ей нравилась Нора, даже при том, что, по ее мнению, Нора продолжала волочить за собой излишнее число любовных бус, нанизанных на общую нить в конце шестидесятых и в начале семидесятых, при том, что внутренний ребенок Норы ей всегда и во все времена был отлично виден и всегда и во все времена этот ребенок отличался отменным самочувствием. По предположению Джесси концепция теперешнего видения могла иметь существенную символическую окраску и при некоторых обстоятельствах образ колодок мог рассматриваться как отменная иллюстрация сложившейся с ней ситуации, не правда ли? Дева, закованная в колодки, могла быть как леди Женушка, так и леди Руфь, а так же и леди Джесси. И все это была маленькая девочка, которую ее папа звал Тыковкой.
— Тогда давай, говори, — потребовала Джесси. Ее глаза были все еще закрыты, сочетание стресса, голода и жажды в ней доходили до такой крайней степени, что образ девушки в колодках на обратной стороне сетчатки ее глаз казался удивительно реальным. Она даже видела слова ЗА ПОЛОВОЕ РАСПУТСТВО, намалеванные за листе белой плотной бумаги, приколотом у девушки над головой. Само собой слова были выписаны леденцово-розовой губной помадой Юм-Юм с Перечной мятой.