Погруженный в размышления, Крейн встал и подошел к внутреннему телефону. Надо как можно скорее посоветоваться с Бишоп. Если задета кора головного мозга, то тогда все не связанные между собой симптомы становятся легко объяснимы. Какой же он болван, что раньше этого не увидел. Но как это распространяется? Неврологические отклонения такого широкого спектра — что-то совершенно неслыханное…
Если только…
— О господи, — вздохнул он.
Он поспешно, точно обезумел, схватил калькулятор. Бросая лихорадочные взгляды то на машинку, то на распечатку, доктор принялся лихорадочно нажимать кнопки. И остановился, глядя на табло и не веря своим глазам.
— Не может быть, — прошептал он.
Зазвонил телефон — пугающе громко в тихом кабинете. Крейн подпрыгнул в кресле и, чувствуя, как сильно бьется сердце, потянулся к трубке.
— Питер?
Голос Ашера казался неестественно высоким и каким-то неуверенным в атмосфере декомпрессионной камеры.
— Доктор Ашер! — воскликнул Крейн. — Я нашел общую черту! И боже мой, это так…
— Питер, — перебил его ученый. — Мне надо видеть вас немедленно. Бросайте все и приходите.
— Но…
— Мы все закончили.
Крейн помедлил, не готовый к столь резкому повороту событий.
— Вы расшифровали сообщение?
— Не одно. Несколько сообщений. У меня все на ноутбуке. — В голосе Ашера слышалось отчаяние. — Питер, вы срочно нужны мне здесь. Немедленно. Это важно, неотложно важно, и мы не можем…
Раздался треск, и телефон вдруг замолчал.
— Алло! — Крейн нахмурился. — Доктор Ашер! Алло!
Тишина.
Все так же хмурясь, Крейн повесил телефонную трубку. Взглянул на стопку бумаг на столе, затем повернулся и быстро вышел из кабинета.
35
Когда Крейн был на седьмом уровне в последний раз (меньше чем пять часов назад), отведенная под научные помещения палуба жила обычной рабочей жизнью. Но сейчас, выйдя из лифта, Крейн внезапно оказался среди полного хаоса. Пронзительно верещали сирены, слышались крики, мимо бежали морские пехотинцы, лаборанты и ученые. Все это было очень похоже на панику.
Крейн остановил рабочего в оранжевом комбинезоне.
— Что происходит? — спросил он.
— Горит! — ответил запыхавшийся мужчина.
Крейн вдруг испугался. Бывший подводник, он был научен бояться пожара под водой.
— Где? — воскликнул он.
— В декомпрессионной камере.
Выдернув из руки Крейна свой рукав, рабочий поспешил дальше.
Страх Крейна усилился. Возгорание — это плохо, но пожар с кислородом — куда как хуже…
Ашер!
Ни о чем больше не думая, Крейн покинул площадку у лифта и бросился по коридору.
Ответвление коридора, где находился вход в декомпрессионное отделение, было забито спасателями и рабочими. Пробираясь через толпу, Крейн уловил едкий запах дыма.
— Пропустите доктора! — крикнул он, пролезая через люк и проталкиваясь в пост управления.
За пультом находился Хопкинс, один из молодых лаборантов-медиков. Рядом с ним стоял коммандер Королис. Когда Крейн подошел, офицер коротко глянул на него и, ни слова не говоря, вернулся взглядом к Хопкинсу.
— Что случилось? — спросил у лаборанта Крейн.
— Не знаю. — По лбу Хопкинса стекал пот, а руки летали над панелью управления. — Я был в патологоанатомическом, когда сработала сигнализация.
— Когда это было?
— Две минуты назад, может быть, три.
Крейн глянул на часы. Ашер звонил ему менее пяти минут назад.
— Бригаду доврачебной помощи вызвали?
— Да, сэр.
Крейн глянул сквозь стеклянную перегородку на саму декомпрессионную камеру. Внутри за иллюминатором камеры подпрыгнул язык пламени.
О господи! Она еще горит!
— Почему не включили противопожарную систему? — закричал он Хопкинсу.
— Не знаю, — ответил тот, продолжая лихорадочно щелкать переключателями на панели. — Обе системы орошения — и основная, и резервная — почему-то заблокированы. Я собираюсь провести аварийную разгерметизацию.
— Ни в коем случае! — воскликнул Крейн. — Там же было максимальное давление.
— Спринклеры не работают, и единственный способ — открыть люк и потушить огонь, — ответил Королис.
Доктор с яростью посмотрел на него.
— Давление установлено на две с половиной атмосферы. Я сам его выставлял. Если вы резко откроете камеру, Ашер погибнет.
Коммандер опять глянул на Крейна.
— Он уже погиб.
Питер открыл рот, собираясь что-то сказать, но сдержался. Прав Королис или нет, а огню нельзя давать распространяться: если он доберется до кислородных баллонов, возникнет угроза для всей станции. Крейн в гневе ударил кулаком по металлической переборке и выскочил в приемную.
Возле входа в камеру собрались спасатели, они готовили огнетушители и надевали специальные маски. Внезапно ожил динамик над стеклянной перегородкой, отделявшей пост управления.
— Полная разгерметизация через пятнадцать секунд, — раздался голос Хопкинса.
Команда проверила оборудование и натянула респираторы.
— Разгерметизация завершена, — сказал Хопкинс. — Открываю люк.
Щелкнули электронные замки, распахнулась дверь в камеру. Приемная тут же наполнилась жаром и черным дымом. Едко завоняло горелым пластиком и тошнотворно — паленым мясом. Крейн непроизвольно отвернулся. Его глаза вдруг наполнились слезами. За спиной послышался топот ног, кто-то выкрикивал приказы, пронзительно засвистели огнетушители.
Крейн повернулся. Пожар еще тушили, но люди были уже внутри, и черные клубы дыма сменились плотным туманом от пламегасящего состава. Крейн шагнул вперед, протолкался через спасателей. И резко остановился.
Ашер лежал на полу, свернувшись калачиком вокруг своего компьютера. Криптолога Мэрриса нашли неподалеку. Они опустились на пол, пытаясь избежать дыма и огня. Тщетная попытка: одежда начальника отдела научных исследований обугленными лохмотьями свисала с его тела, а жутко почерневшая кожа отходила от плоти. Густая копна седых волос сгорела, и кустистые брови превратились в крошечные черные завитки.
Крейн поспешно склонился, чтобы произвести общий осмотр. И остановился. Невозможно представить, чтобы Ашер был еще жив. Из ушей ученого текла кровь, но он не двигался. Баротравма — внезапное падение давления — разорвала барабанную перепонку. И это еще самое слабое из последствий. Аварийное снижение параметров вызывает массовое образование воздуха в тканях, газируя кровь. А вдыхание дыма и обширный ожог третьей степени…
Крейн прикусил губу. Внезапность трагедии, потеря друга — все это обрушилось на него, но в глубине души он испытывал чуть ли не облегчение оттого, что ученый погиб. Такие ожоги и вскипание крови причиняют человеку невообразимые мучения.
Спасатели уходили, туман рассеивался. Отовсюду стекал состав, которым тушили огонь. Снаружи раздались голоса — подоспела бригада доврачебной помощи. Крейн осторожно положил ладонь на плечо Ашера.
— Прощайте, Говард, — сказал он.
Глаза Ашера открылись.
Крейн сначала решил, что это результат сокращения мускулов, так как некоторые химические реакции продолжаются и после смерти. Но глаз двинулся, и взгляд остановился на нем.
— Жидкость! — тут же закричал Крейн парамедикам, даже не оглядываясь, где они. — Физраствор! Как можно больше! Скорее! Ледяные компрессы!
Мучительно медленно ученый поднял руку, которая представляла собой обгорелое мясо на костях. Он схватил Крейна за воротник и подтянул к себе. Руководитель отдела научных исследований с трудом разлепил обгоревшие, почерневшие губы; кожа от усилий лопнула, засочилась сукровица.
— Не говорите сейчас, — успокаивающе произнес врач. — Лежите спокойно. Мы доставим вас в палату, все будет хорошо.
Но Ашер его не слушал. Он еще крепче стиснул рубашку Крейна.
— Оуо… — прошептали пересохшие губы.
Рядом с Крейном появился фельдшер и пальцами в перчатках начал снимать обгоревшую одежду пострадавшего, намереваясь начать внутривенное введение лекарств. Второй склонился над Мэррисом.
— Расслабьтесь, — прошептал Крейн Ашеру. — Сейчас вам помогут.
Ашер сжал пальцы еще сильнее, несмотря на то что конечности его дернулись в конвульсии.
— Оуу…
Он издал тонкий вздох и вздрогнул всем телом. Глаза закатились, обожженное горло булькнуло. Рука разжалась, соскользнула на пол, и больше он ничего не сказал.
36
Крейн сидел за столом у себя в каюте и глядел на монитор компьютера, но ничего не видел. Миновало уже несколько часов после трагедии, а ему все еще было не по себе. Он долго стоял под душем, сам отнес одежду и медицинский халат в прачечную, но в каюте по-прежнему пахло палеными волосами и кожей.
Он так не хотел верить в то, что произошло, что ощущал себя почти парализованным. Неужели всего восемь часов прошло с тех пор, как он проводил вскрытие тела Чарльза Вассельхоффа? Тогда им надо было выписывать только одно свидетельство о смерти.
Теперь три. Плюс еще три — из Сферы.
В памяти Говард Ашер остался таким, каким Крейн увидел его впервые две недели назад — загорелым улыбчивым человеком на экране в библиотеке платформы «Сторм кинг». «Питер, у нас здесь научное и историческое открытие всех времен». Ашер никогда больше не улыбался так много, как в тот первый день. Сейчас Крейн задумался о том, сколько в этой доброжелательности было напускного — чтобы новичок почувствовал себя уютно.
В дверь тихо постучали, она распахнулась — на пороге стояла Мишель Бишоп. Ее темно-русые волосы, полностью убранные с лица, подчеркивали высокие скулы. Темные глаза покраснели, в них застыла печаль.
— Питер, — сказала она очень тихим голосом.
Крейн повернулся в кресле.
— Да…
Она оставалась в дверях, держась непривычно застенчиво.
— Я просто хотела убедиться, что с вами все в порядке.
Он покачал головой.
— Даже лучше.
— Вы ничего не говорили. Ни слова, когда мы переносили тело Ашера в медпункт, даже при проведении осмотра. Я… решила, что надо побеспокоиться.
Крейн ответил не сразу.
— Не могу понять, что же испортилось в декомпрессионной камере. Отчего начался пожар? Почему не сработала система тушения?
— Спартан уже велел провести расследование. Он разузнает, что там случилось.
— Мне надо было самому позаботиться. Лично проверить камеру. Выяснить, исправна ли противопожарная система.
Бишоп шагнула вперед.
— Вот об этом как раз и не надо думать. Вы сделали все необходимое. Произошел несчастный случай. Ужасная трагедия.
Крейн вздохнул.
— Надеюсь, вы правы.
— Только не вините себя, Питер. А то напущу на вас Корбетта.
Доктор вяло улыбнулся.
Они немного помолчали, и Бишоп заговорила снова:
— Пожалуй, надо вернуться в медпункт. Вам принести чего-нибудь из аптечки? Ксанакс, валиум?
Крейн помотал головой.
— Все пройдет.
— Тогда я загляну к вам попозже. — И она повернулась, собираясь уходить.
— Мишель…
Женщина оглянулась.
— Спасибо.
Она кивнула и вышла из каюты, тихо закрыв за собой дверь.
Крейн медленно повернулся к компьютерному терминалу. Несколько минут он сидел не шевелясь, смотрел на экран. Потом резко оттолкнулся от стола, встал и зашагал по каюте. Но и это не помогло — он вспомнил, как почти так же ходил Ашер в тот день, когда Крейн узнал, чем же на самом деле заняты специалисты на станции «Глубоководный шторм».
А все началось только четыре дня назад…
Была в этом какая-то жуткая насмешка. Он наконец раскрыл тайну, но Ашер погиб, так и не узнав об этом. Тот самый человек, который и вызвал его сюда, чтобы разгадать загадку.
Конечно, горько напомнил себе Крейн, не он один нашел решение. Кажется, Говард тоже что-то узнал. Но теперь начальник отдела научных исследований мертв — спонтанный пневмоторакс, газовая эмболия и ожоги третьей степени восьмидесяти процентов поверхности тела.
Бишоп права: он неестественно молчалив после гибели Ашера. Причина не только в полученной травме, хотя и без шока здесь не обошлось. Дело в том, что он не может говорить. Ему очень хотелось рассказать Бишоп о том, что он узнал, поделиться своим открытием. Но у нее не было необходимого допуска. Не имея возможности высказаться, Крейн обнаружил, что больше разговаривать ему не о чем.
А протоколы вскрытия все-таки надо писать.
Крейн вернулся за стол, включил терминал. Мигающая иконка показывала, что ему пришло письмо.
Вздохнув, Крейн запустил почтовую программу и при помощи мыши проделал все необходимые для входа процедуры. Сообщение по электронной почте было только одно, и странно, что не был указан отправитель. Крейн открыл письмо.
«Время для длинных рассказов одно, для сна же — другое» (Гомер. Одиссея. Песнь одиннадцатая).
Ф.
Крейн, хмурясь, глядел на компьютерный экран, не зная, что делать с этим загадочным посланием. «Найди друга…»
Раздался тихий стук в дверь каюты — это, наверное, вернулась Бишоп и принесла лекарства, которые ему не нужны.
— Входите, Мишель, — произнес он, закрывая почту.
Дверь открылась. На пороге стояла Хьюи Пинг, программист.
Крейн с удивлением посмотрел на нее.
— Извините, — сказала она. — Надеюсь, я вам не помешала?
— Нисколько, — ответил Крейн, придя в себя. — Прошу.
Пинг вошла, села в предложенное Крейном кресло.
— Я только что узнала о гибели доктора Ашера. Это случилось бы раньше, но я нашла кое-что странное в своем кабинете. Но как только я услышала… в общем, мне надо было с кем-то поговорить. Знаете, вы единственный человек, о котором я подумала.
Крейн склонил голову. Пинг вдруг встала.
— Наверное, с моей стороны это эгоистично. Вы же были там… наверное, вам сейчас…
— Все в порядке, — ответил Крейн. — Пожалуй, мне тоже надо поговорить.
— О докторе Ашере?
— Нет. — «Это еще слишком свежо», — подумал он. — О том, что я узнал.
Пинг снова медленно села.
— Вы же знаете, что я провел все возможные исследования, пытаясь выяснить причину заболеваний сотрудников?
Пинг кивнула.
— Я ничего не мог добиться, пока меня не осенило: люди жаловались на два абсолютно разных типа симптомов. Первые чисто физиологические: тошнота, мышечные тики и тому подобное. Другие психологические: бессонница, угнетенное состояние, даже мании. Я всегда считал, что должно быть нечто объединяющее. Но какой фактор подходил бы к обоим случаям? Тогда я и решил, что причина неврологическая.
— Почему?
— Потому что мозг управляет и телом, и духом. Я велел сделать энцефалограммы. И как раз сегодня получил первые результаты. У каждого пациента в дельта-волнах отмечаются всплески, а ведь эти частоты у взрослых неактивны. Что еще более странно, так это то, что картина пиков одинакова для всех пациентов. И тут мне пришла безумная мысль. Я построил график электрических импульсов. Знаете, что я открыл?
— Не могу представить.
Крейн выдвинул ящик стола, достал конверт из плотной бумаги и молча вручил его Пинг. Она открыла и вытащила компьютерную распечатку.
— Это цифровой код, который вычислил Ашер, — сказала она. — То послание, которое передают подводные стражи.
— Совершенно верно.
Пинг нахмурила брови, не понимая. И вдруг ее глаза округлились.