Заплетающимсяязыкомонвыразилсвою
преданность науке и лично мне и потребовал сметных, высокогорных, атакже
покупательных на приобретение каких-то разъемов. Я далемурубль,ион
вновь устремился за ларек.
Мы пошли в кино. Говорун все никак не мог успокоиться. Он бахвалился,
задирал прохожих, сверкал афоризмами и парадоксами, но видно было, что ему
крайне не по себе. Чтобы вернуть Клопу душевное равновесие, Эдик рассказал
ему о том, какой гигантский вклад он,КлопГоворун,можетсовершитьв
теориюЛинейногоСчастья,ипрозрачнонамекнулнамировуюславуи
неизбежностьдлительныхкомандировокзаграницу,втомчислеив
экзотические страны. Душевноеравновесиебыловосстановленополностью.
Говорун явно приободрился, посолиднел и, как только в кинозале погас свет,
тут же полез по рядам кусаться, так что мы с Эдиком не получили отфильма
никакогоудовольствия:Эдикбоялся,чтоГоворунатихораздавятпо
привычке, я же ждал безобразного скандала.
4
Витькаэтойночьювгостиницененочевал.Романжепришел,
по-видимому, очень поздно, и утром нам с Эдиком пришлось изгонятьегоиз
постели холодной водой. Мы наскоропозавтракаликефиромиогурцами.Я
очень спешил, мне не терпелось увидеться с комендантомипрояснитьсвое
теперешнее положение. Комендант мне благоволил: время от времени я помогал
ему разбираться в путаных заключениях профессора Выбегаллыивообщеему
сочувствовал. Да и как былонесочувствовать?Жил-былчеловек,ничего
такого не делал, никому особенно не мешал, работал комендантомобщежития,
достигуспехов,ивдругвызвалеготоварищГолый,поругалза
приверженность к религии ибросилнаповышение-комендантомКолонии
Необъясненных Явлений. Будь он помоложе да поначитанней, он,возможно,и
развернулся бы там, но товарищ Зубо был не таков. Был он служака, и был он
к тому же человеком повышенной брезгливости. "Погибаю я там,-жаловался
он мне иногда. - Погибаюятам,АлександрИванович,созмеямиэтими
бородатыми, вонючими, с этими каракатицами, пришельцами. Аппетит потерял я
совсем, худею, жена брюки ушивает, и никакой же перспективы... Сегодня вот
еще один паразит прилетел, лепечет чего-то непо-русски,кашинежрет,
мяса не жрет, а употребляет он, оказывается, зубную пасту... Не могу я так
больше. Жаловаться я хочу, не по закону это,досамоготоварищаГолого
дойду..." Очень я ему сочувствовал.
Плачевноеположениекомендантаусугублялосьисториейсразумным
дельфином Айзеком. Сам дельфин давно уже помер поневыясненнымпричинам,
но дело его жило и причиняло неприятности. Жило оно вот почему. Во-первых,
Айзек скончался, недоиспользовав отпущенные на него две тонны трески.Эта
когда-то свежая треска висела на шее у несчастного коменданта какжернов,
и не было никакой возможности от нее избавиться.
Комендантелеесами
всейсемьей,приглашалгостей,кормилполовинукитежградскихсобак,
несколько раз травился рыбным ядом, отравил насмерть своюлучшуюсвинью,
но трески словно бы и не убавлялось.
Во-вторых, дело Айзека не прекращалось потому, что, пока акт о смерти
ходил по инстанциям, из покойника набили чучело ипередаликитежградской
школе в качестве наглядного пособия, амеждутемобстоятельствасмерти
вызвали винстанцияхнекиеподозрения,иактвернулсясрезолюцией
произвестипосмертноевскрытиенапредметуточненияупомянутых
обстоятельств. С тех пор еженедельно комендант получал запрос: "Почемудо
сих пор не высланы результаты вскрытия?" - на что однообразно отвечал, что
принимаются-де все меры к быстрейшему ответу навашисходящийтакой-то.
Треску невозможно было списать, потому что не списывали дельфина; дельфина
же не списывали, потому что не состоялось вскрытие, атакжепотому,что
Хлебовводов говорил о покойном Айзеке: "Мало ли что он помер? Мне плевать,
что он помер. Я обещал его начистуюводувывести,ияеговыведу".
Причина же хлебовводовского упорства состояла втом,чтововремяего
первой встречи с Айзеком дельфин на слова Хлебовводова: "Чеготутсним
возиться-обыкновеннаяговорящаярыба,япротакуючитал"-во
всеуслышание на четырех европейских и двухазиатскихязыкахназвалего
говорящим идиотом.
Вот и сегодня утром комендант сидел за своим столом,погрузившисьв
безнадежное изучение распухшего от запросов дела Айзека.
- Пропадаю, - сообщил он, пожимая нам руки. - Пропадаюнизагрош.
Если и сегодня не разрешат треску списать, - удавлюсь... А что же товарища
Корнеева не видно? Дело ведь его нынче обсуждается, заявка его...
- Приболел, - соврал я.
- Запаздывает, - одновременно со мной соврал Роман.
- Гм, - соврал Эдик и покраснел.
- Да придет он, - сказаля.-Никуданеденется.Вымнелучше
скажите, товарищ Зубо, как мне теперь жить дальше?
Выяснилось, что ничего страшного не произошло.СтарикашкаЭдельвейс
теперь, конечно, мой до самой смерти, отэтогоникуданеденешься.Но
заявка моя не пропала. Как я Черный Ящик просил, так я Черный Ящик в конце
концов и получу, надо только написатьновуюзаявку,пометивеезадним
числом. Других же заявок на дело девяносто седьмое нет инепредвидится,
хотя, конечно, все в руках Божьих: очень даже просто товарищ Вунюковили,
скажем, товарищ Хлебовводов могут этот Ящик в какой-нибудьклубпередать
или в столовую, а то и в распыл пустить...
Тут часы ударили девять, появилась Тройка, и мызанялисвоиместа.
Несколько успокоенный, я пристроился заспинойРоманаинаписалновую
заявку. Потом Эдик тихонько организовал мне на заявке штемпельнуюпечать,
а Роман - круглую. Подпись Януса Полуэктовича я организовал сам.