Витька же, отсмеявшись, сплюнулнаанютиныглазкии
спросил Эдика:
- Понял?
- Не совсем, - сказал Эдик, рассматриваяПанурга,утиравшегоглаза
шутовским колпаком.
- Не смешно тебе? - спросил Витька.
- Честно говоря, нет, - ответил Эдик.
- Ничего, привыкнешь, - пообещал Витька. - Время у тебя еще есть.
- Да, - сказал Роман. - Время у тебя теперь есть. Никогда в жизнине
было у тебя так много времени. И я сейчас объяснютебе,почему.ТПРУНЯ,
Эдик, это не Тройка По Распределению и Учету. ТПРУНЯ, Эдик, это ТройкаПо
Рационализации и Утилизации.
- Ну и что же? - спросил Эдик.
- Он воображает, будто ТПРУНЯ - эточто-товродекладовщика,-с
сожалением сказал Роман, обращаясь ко мне и кВитьке.-Онвоображает,
будто стоит ему принести накладную, как он тут жеполучитвсе,чтоему
положено... Что есть ТПРУНЯ? - осведомился он в пространство.
Я немедленно откликнулся:
- ТПРУНЯ - есть авторитетный административный орган, неукоснительно и
неослабно выполняющий свои функции и никогда не подменяющийсобоюдругих
административных органов.
- Понял? - сказал Витька Эдику. - Кладовщик - это кладовщик, а ТПРУНЯ
- это ТПРУНЯ.
- Позвольте, - сказал Эдик, но Роман продолжал:
- Что есть Рационализация?
- Рационализация, - мрачно ответствовал Витька, - этотакаяпоганая
дрянь,когданеобъясненноевозвышаетсяилинизводитсяавторитетными
болванами до уровня повседневщины.
- Однако позвольте... - сказал смущенный Эдик.
- А что есть Утилизация? - вопросил Роман.
- Утилизация, - сказал я Эдику, - есть признаниеиликатегорическое
непризнание за рационализированным явлением права на существование в нашем
бренном реальном мире.
Эдик опять попытался что-то сказать, но Роман упредил его:
- Могут ли решения Тройки быть обжалованы?
- Да, могут, - сказал я. - Но результаты не воспоследуют.
- Как мордой об стол, - разъяснил Корнеев.
Эдикбезмолвствовал.Выражениерешительностииготовностик
благородному протесту медленно сползало с его лица.
- Авторитетны ли для Тройки, - тоном провинциального адвоката спросил
Роман, - рекомендации и пожелания заинтересованных лиц?
- Нет, не авторитетны, -сказаля.-Хотяирассматриваются.В
порядке поступления.
- Что есть заинтересованное... - начал Роман, но Эдик перебил его.
- Неужели Печать? - спросил он с ужасом.
- Да, - сказал Роман. - Увы.
- Большая?
- Очень большая, - сказал Роман.
- Ты такой еще не нюхивал, - добавил Витька.
- И круглая?
- Зверски круглая, - сказал Роман. - Никаких шансов.
- Но позвольте, - сказал Эдик, с видимымусилиемстараясьподавить
растерянность.
- И круглая?
- Зверски круглая, - сказал Роман. - Никаких шансов.
- Но позвольте, - сказал Эдик, с видимымусилиемстараясьподавить
растерянность. - Если, скажем...скажем,оквадратить?Скажем...э-э...
преобразование Киврина-Оппенгеймера?..
Роман покачал головой.
- Определитель Жемайтиса равен нулю.
- Ты хочешь сказать - близок к нулю?
Витька неприятно заржал.
- А то бы мы без тебя не догадались, - сказал он.-Равен,товарищ
Амперян! Равен!
- Определитель Жемайтиса равен нулю, - повторилРоман.-Плотность
административного поля в каждой доступнойточкепревышаетчислоОдина,
административная устойчивость абсолютна, так чтовсеусловиятеоремыо
легальном воздействии выполняются...
- И мы с тобой сидим вглубокойпотенциальнойгалоше,-закончил
Витька.
Эдик был раздавлен. Он еще шевелил лапками, поводил усами итопорщил
надкрылья, но это были уже чисто рефлекторные действия. Некоторое время он
открывал и закрывал рот, потом выхватил извоздухароскошныйблокнотс
золотой надписью "Делегату городской профсоюзной конференции"ипринялся
бешено строчить в нем, ломая и нетерпеливо восстанавливаягрифель,потом
вновь растворил ввоздухеканцелярскиепринадлежностиипринялсябез
всякого аппетита покусывать себепальцы,бессмысленнотаращаглазана
мирный пейзаж за рекой. Все молчали. Роман лежал на спине, задрав ногуна
ногуи,казалось,спал.Витька,вновьпогрузившисьвокеанчерных
замыслов, шумно сопел и оплевывал окружающую натуруядовитойслюной.Не
вынеся этого душераздирающего зрелища, я отвернулся и сталсмотреть,как
Федя читает.
Федя был существом мягким,добрымиделикатным,ионбылочень
упорен. Чтение давалось ему с огромным трудом. Любой из нас ужедавнобы
отказался от дела, требующего таких усилий, и признал бы себябесталанным
и негодным. Но Федя был существом другой породы. Он грыз гранит, нежалея
ни зубов, ни гранита. Он медленно вел палец по очередной строчке,подолгу
задерживаясь на буквах "щ" и "ъ", трудолюбивопокряхтывал,добросовестно
шевелил большими серыми губами, длинными и гибкими,какушимпанзе,а,
наткнувшись на точку с запятой, надолго замирал, собиралкожуналбув
гармошку и судорожно подергивалдалекоотставленнымибольшимипальцами
ног.Покаясмотрелнанего,ондобралсядослова
"дезоксирибонуклеиновая",дваждыпопыталсявзятьегосналету,не
преуспел, применил слоговый метод, запутался, пересчитал буквы, затрепетал
и робко посмотрел на меня. Пенсне косо и странносиделонаегоширокой
переносице.
-Дезоксирибонуклеиновая,-сказаля.