А потом на секунду они оба поднимают головы и смотрят на меня. Я поспешно отворачиваюсь. Они говорят обо мне. Так я и знала. Интересно, о чем же она его спросила?
«Ты знаешь эту девушку? Она смотрит на тебя».
«Как ты думаешь, Лина красивая?»
Я сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони, делаю глубокий вдох и прогоняю эту мысль. Алекс и его мнение обо мне не имеют никакого значения.
Пайк как раз в это время говорит:
— Я ж тебе сказал, надо идти на восток, к старой церкви. Она обозначена на карте.
— Это не церковь, — возражает Рэйвен, выхватывая у него карту. Это дерево, которое мы уже прошли, — то, расколотое молнией. И это означает, что нам надо продолжать двигаться на север.
— А я тебе говорю, что это крест...
— Почему бы нам не выслать разведчиков? — вмешивается в их спор Джулиан.
Замолчав от неожиданности, оба спорщика поворачиваются к нему. У меня начинает ныть под ложечкой, и я беззвучно взываю к нему: «Не лезь в это дело! Не говори никаких глупостей!»
Но Джулиан спокойно продолжает:
— Группой мы движемся медленнее. Если мы пойдем в неправильном направлении, то зря потеряем время и силы. — На мгновение я вижу проступившего из глубины прежнего Джулиана, Джулиана конференций и плакатов, уверенного в себе молодого лидера АБД. — Я бы предложил, чтобы два человека пошли на север...
— Почему это на север? — гневно перебивает его Рэйвен.
Джулиан не притормаживает ни на секунду.
— Или на юг — без разницы. Пройдут вперед на полдня пути, поищут шоссе. Если его там не окажется, отправятся в другом направлении. По крайней мере, у нас появится более точное представление о местности. Мы поможем группе сориентироваться.
— Мы? — переспрашивает Рэйвен.
Джулиан смотрит на нее.
— Я хочу в этом участвовать, — произносит он.
— Это небезопасно! — взрываюсь я, вставая. — Здесь бродят стервятники — а может, и регуляторы тоже! Нам нужно держаться вместе или мы превратимся в легкую добычу!
— Она права, — говорит Рэйвен, поворачиваясь обратно к Джулиану. — Это небезопасно.
— Я уже имел дело со стервятниками, — возражает Джулиан.
— И чуть не умер! — парирую я.
Джулиан улыбается.
— Но ведь не умер же!
— Я пойду с ним. — Тэк сплевывает наземь комок табака и вытирает рот тыльной стороной ладони. Я сверлю его свирепым взглядом. Тэк не обращает на меня внимания. Он совершенно не скрывает своего мнения, заключающегося в том, что спасение Джулиана было ошибкой с моей стороны и что не следовало оставлять его с нами. — Стрелять из ружья умеешь?
— Нет! — отвечаю вместо Джулиана я. — Не умеет!
Теперь все смотрят на меня, но мне на это плевать.
Я не знаю, что Джулиан пытается этим доказать, но мне его затея не нравится.
— Я управлюсь с ружьем, — непринужденно лжет Джулиан.
Тэк кивает.
— Тогда ладно. — Он извлекает из кисета, который носит на шее, новую порцию табака и сует в рот. — Я немного разгружу рюкзак. Выходим через полчаса.
— Ладно! — Рэйвен поднимает руки, показывая, что сдается. — Эй, мы становимся лагерем здесь!
Все дружно сбрасывают рюкзаки и принимаются вытряхивать из них вещи, словно неведомое животное сбрасывает шкуру. Я хватаю Джулиана за руку и тащу подальше от группы.
— Что все это значит? — Я стараюсь не повышать голоса. Я вижу, что Алекс наблюдает за нами. Похоже, происходящее его забавляет. Жаль, что нечем в него швырнуть.
Джулиан засовывает руки в карманы.
— Ты о чем?
— Не строй из себя дурака! — возмущаюсь я. — Зачем ты вызвался идти в разведку? Это не шутка, Джулиан! Война в разгаре!
— Я и не думаю, что это шутка. — Его спокойствие просто-таки бесит. — Я лучше, чем кто-либо, знаю, на что способна та сторона, — ты не забыла?
Я прикусываю губу и отвожу взгляд. Он прав. Если кому-то и известно что-либо о тактике зомби, так это Джулиану Файнмену.
— Ты все еще не знаешь Диких земель, — все-таки продолжаю стоять на своем я. — И Тэк тебя не защитит. Если на тебя нападут — если что-то случится, и будет стоять вопрос: ты или все остальные, — он тебя бросит. Он не станет подвергать группу опасности.
— Лина, — Джулиан кладет руки мне на плечи и заставляет посмотреть на него, — ничего не случится, о'кей?
— Ты этого не знаешь! — Я понимаю, что реагирую чрезмерно бурно, но ничего не могу с собой поделать. У меня почему-то такое ощущение, будто я плачу. Я думаю о внешнем спокойствии Джулиана, произносящего «Лина, я люблю тебя», о том, как его грудь размеренно поднимается и опускается рядом со мной, когда мы спим.
«Я люблю тебя, Джулиан». Но эти слова так и не звучат.
— Мне не доверяют, — говорит Джулиан. Я открываю рот, чтобы возразить, но он меня перебивает: — Не пытайся отрицать этого. Ты знаешь правду.
Я не спорю.
— Ну так и что? Ты захотел зарекомендовать себя?
Джулиан вздыхает и потирает бока.
— Я решил быть здесь, Лина. Быть рядом с тобой. Теперь я должен заслужить право находиться здесь. Дело не в том, что нужно зарекомендовать себя. Но, как ты сказала, идет война. Я не хочу отсиживаться в стороне. — Он наклоняется и целует меня в лоб. Он все еще колеблется долю мгновения, прежде чем поцеловать меня, как будто ему приходится каждый раз избавляться от прежнего страха, боязни прикосновений, боязни заразиться. — Почему ты так беспокоишься? Ничего не случится.
«Я боюсь, — хочу сказать я. — У меня дурные предчувствия. Я люблю тебя и не хочу, чтобы ты уходил». Но слова вновь оказываются, будто запертыми в ловушке, погребенными под грузом прежних страхов и прежних жизней, как окаменелости в слоях почвы.
— Мы вернемся через несколько часов, — заверяет меня Джулиан и на миг касается моего подбородка. — Вот увидишь.
Но они не возвращаются к обеду и не возвращаются к тому времени, когда мы тушим костер на ночь, засыпая его землей. Это стало необходимостью, и хотя мы можем замерзнуть, а Джулиану с Тэком будет без него трудно отыскать нас, Рэйвен настаивает на том чтобы костер погасили.
Я вызываюсь подежурить. Все равно я не усну - слишком уж нервничаю. Рэйвен выдает мне еще одну куртку из нашего запаса одежды. По ночам все еще здорово холодно.
В нескольких футах от лагеря находится небольшое возвышение и на нем — старая бетонная стена; на ней все еще виднеются остатки граффити. Эта стена защищает меня от ветра. Я прижимаюсь спиной к камню. В руках у меня кружка с горячей водой: Рэйвен вскипятила ее для меня, чтобы можно было погреть пальцы. Перчатки я не то потеряла где-то между нью-йоркским хоумстидом и этим местом, не то их украли, и теперь мне приходится обходиться без них.
Встает луна и окутывает лагерь — спящие фигуры, купола палаток, самодельные укрытия — белым сиянием. В отдалении над деревьями возвышается уцелевшая водонапорная башня, напоминающая стальное насекомое на длинных и тонких ногах. Небо чистое, ни единого облачка, и тысячи звезд выплыли из темноты. Из леса доносится совиное уханье, глухое и мрачное. Даже с этого небольшого расстояния лагерь выглядит мирным, окутанным белой дымкой, окруженным руинами старых домов: крыши обрушены, детский игровой комплекс перевёрнут, пластиковая горка до сих пор торчит из грязи.
Через два часа я уже зеваю так, что челюсть болит, и кажется, будто меня, как чучело, набили мокрым песком. Я прислоняюсь затылком к стене, изо всех сил стараясь держать глаза открытыми. Звезды над головой начинают сливаться воедино... они превращаются в лучи света — в солнечные лучи, — из этого солнечного сияния выходит Хана с листьями в волосах и говорит: «Правда, классная шутка? Я никогда и не собиралась исцеляться, ты же знаешь...» Она неотрывно смотрит на меня, и, когда она делает шаг вперед, я замечаю, что она вот-вот поставит ногу в ловушку. Я пытаюсь предупредить ее, но...
Треск. Я мгновенно просыпаюсь. Сердце выпрыгивает из груди. Я быстро и по возможности тихо припадаю к земле. Вокруг снова стоит тишина, но я знаю, что это была не игра воображения и не сон — хруст сломанной ветки.
Звук шагов.
«Хоть бы это был Джулиан! — думаю я. — Хоть бы это был Тэк!»
Я внимательно осматриваю лагерь и замечаю тень, движущуюся между палатками. Я медленно тянусь за ружьем. Распухшие от холода пальцы плохо меня слушаются. Ружье кажется еще тяжелее, чем раньше.
Неизвестный вступает в пятно лунного света, и я перевожу дыхание. Это всего лишь Корал. Ее кожа сияет белизной в лунном свете; на ней слишком большой для нее свитер. Я узнаю этот свитер — прежде он принадлежал Алексу. У меня скручивает все нутро. Я поднимаю ружье, направляю на Корал и думаю: «Бабах».
А потом, пристыженная, быстро его опускаю.
Те, среди кого я жила прежде, кое в чем были правы. Любовь — это своего рода одержимость. Отрава. И раз Алекс больше не любит меня, мне невыносима сама мысль о том, что он может любить другую.
Корал исчезает в лесу - наверное, идет пописать. У меня начинает сводить ноги, так что я выпрямляюсь. Я слишком устала, чтобы и дальше стоять на страже. Пойду и разбужу Рэйвен - она вызывалась сменить меня.
Треск. Снова шаги — на этот раз ближе и на восточной стороне лагеря. Корал ушла на север. Я мгновенно настораживаюсь вновь.
Потом я вижу его. Он, с ружьем на изготовку, медленно выбирается из зарослей чего-то вечнозеленого. Я с ходу могу сказать, что это не стервятник. Слишком уж у него правильная осанка — и одежда хорошо сидит, и ружье как новое.
У меня замирает сердце. Регулятор! Наверняка. А это значит, что в Дикие земли действительно проникли враги. Несмотря на все доказательства, в глубине души я надеялась, что это неправда.
Мгновение длится тишина, а потом пугающе громко, как кровь, стучащая у меня в висках, — ночь словно взрывается пугающими криками и уханьем животных, рыщущих во тьме, чуждыми и дикими. Я поднимаю ружье. У меня вспотели ладони. В горле пересохло. Я смотрю, как регулятор приближается к лагерю. Я кладу палец на спусковой крючок. В душе у меня нарастает паника. Я не знаю, следует ли стрелять. Я никогда ни во что не стреляла с такого расстояния. Я никогда не стреляла в человека. Я даже не знаю, способна ли я на это.
«Черт, черт, черт! Эх, если бы здесь был Тэк!»
Черт.
Что станет делать Рэйвен?
Регулятор добирается до границы лагеря. Он опускает ружье, и я снимаю палец со спускового крючка. Может, это просто разведчик. Может, он должен вернуться с докладом. Тогда у нас будет время принять меры, скрыться или подготовиться. Может, мы справимся.
И тут из леса появляется возвращающаяся Корал.
На долю секунды она замирает, неподвижная и белая, словно бы пойманная вспышкой фотографа. И чужак долю секунды не шевелится.
Потом Корал ахает, и мужчина наводит ружье на нее, и мой палец — я не думаю и не планирую этого — снова находит спусковой крючок и нажимает на него. У регулятора подламывается нога, и он с криком оседает на землю.
Потом начинается хаос.
Отдача от ружья толкает меня назад, и я, пытаясь удержать равновесие, оступаюсь. Острый камень вгрызается в спину, и от ребер до плеча меня простреливает разрядом боли. Новые выстрелы - один, два, а потом крик. Я опрометью кидаюсь к лагерю. И минуты не проходит, как он превращается в мешанину людей и голосов.
Регулятор лежит ничком, раскинув руки и ноги. Вокруг него расплывается темная лужа, словно тень. Над ним возвышается Дэни со своим пистолетом. Должно быть, это она прикончила лазутчика.
Корал стоит, обхватив себя руками. Вид у нее потрясенный и немного виноватый, как будто это она каким-то образом позвала регулятора. Она не пострадала — уже легче. Хорошо, что мои инстинкты спасли ее. Я вспомнила, как сама целилась в Корал и мне снова становится стыдно. Не таким человеком я хотела быть. Во мне угнездилась ненависть, пустота, в которой так легко многое потерять, Да, о ненависти зомби меня тоже предупреждали.
Пайк, Хантер и Дэни говорят одновременно. Остальные члены группы сошлись в полукруг вокруг этой троицы бедные и испуганные, с пустыми, словно у призраков глазами.
Лишь Алекс не стоит. Он, присев, быстро и методично упаковывает рюкзак.
— Ну, хорошо. — Негромко, но с настойчивостью, привлекающей наше внимание, произносит Рэйвен. — Давайте рассмотрим факты. У нас на руках мертвый регулятор.
Кто-то скулит.
— Что мы делаем?! — перебивает Рэйвен белый от ужаса Гордо, — Нам надо уходить!
— Куда уходить?! — одергивает его Рэйвен. — Мы не знаем где они, не знаем, с какой стороны они движутся! Мы можем попасть прямиком в ловушку!
—Тс с, — шипит Дэни. На мгновение становится совершенно тихо, если не считать шелеста листьев в деревьях и совиного уханья. Но после до нас доносится отдаленное эхо голосов.
— Мы должны остаться здесь и сражаться, — заявляет Пайк. — Это наша земля!
— Мы будем драться, лишь когда не останется другого выхода. — Повернувшись к нему, возражает Рэйвен. Мы не знаем, сколько там регуляторов и какое у них оружие. Они сытые, и они сильнее нас.
— Мне уже тошно удирать! — взрывается Пайк.
— Мы не удираем. — Спокойно отвечает Рэйвен. Она поворачивается к остальным. Нам нужно разделиться. Рассыпаться вокруг лагеря. Спрятаться. Кто-то пусть пойдет в сторону старого русла. Я займу пост на холме. Камни, кусты, все, что сойдет для укрытия, используйте. Да хоть на дерево залезьте, черт подери! Только чтобы вас не было видно. —Она обводит всех взглядом. Пайк упорно отказывается смотать ей в глаза.
— Берите с собой ружья, ножи — все, что у вас есть. Но помните: мы будем драться лишь в том случае, если другого выхода не останется. Ничего не предпринимайте без моего сигнала, ясно? Никто не шевелится, не дышит, не кашляет, не чихает и не пукает. Все поняли?
Пайк сплевывает. Все молчат.
— Ладно, — говорит Рэйвен. — Пошли.
Группа быстро, без единого слова, рассыпается в стороны. Люди проскакивают мимо меня и превращаются в тени. Тени растворяются во тьме. Я прохожу мимо Рэйвен: она присела рядом с мертвым регулятором и обыскивает его на предмет оружия, денег или вообще чего-нибудь полезного.
— Рэйвен. — Ее имя застревает у меня в горле. — Как ты думаешь?..
— С ними все будет в порядке, — произносит Рэйвен, не поднимая головы. Она знает, что я говорю про Джулиана и Тэка. — А теперь вали отсюда.
Я трусцой пробегаю через лагерь и нахожу свой рюкзак рядом с несколькими другими у костровой ямы. Я накидываю лямку рюкзака на правое плечо, рядом с ружьем, лямка больно врезается в кожу. Я хватаю еще два рюкзака и закидываю на левое плечо.
Мимо меня трусцой пробегает Рэйвен.
— Лина, пора!
Она тоже растворяется во тьме.
Я встаю, потом замечаю, что кто-то вчера вечером бросил медикаменты. Если что-нибудь случится, если нам придется бежать, и мы не сможем сюда вернуться — они нам понадобятся.
Я снимаю один из рюкзаков и опускаюсь на колени.
Регуляторы приближаются. Я уже различаю отдельные голоса и отдельные слова. Внезапно я осознаю, что лагерь совершенно пуст. Осталась лишь я одна.
Я расстегиваю рюкзак. У меня дрожат руки. Я выкидываю из рюкзака свитер и начинаю пихать на его место бинты и бацитрацин.
На мое плечо ложится чья-то рука.
— Какого черта ты тут делаешь?! — Это Алекс. Он хватает меня за руку и вздергивает на ноги. Я едва успеваю застегнуть рюкзак. — А ну пошла!
Я пытаюсь вырвать руку, но Алекс держит крепко. Он практически волочет меня в заросли, прочь от лагеря. Мне вспоминается первый рейд в Портленде, когда Алекс вел меня через какой-то темный лабиринт комнат, когда мы вместе скорчились на воняющем мочой полу сарая, и он осторожно укутывал мою раненую ногу, и его руки, касающиеся моей кожи, были мягкими, сильными и удивительными.
В ту ночь он поцеловал меня. Я гоню воспоминание прочь.
Мы спускаемся по крутому склону, оскальзываясь на ненадежном суглинке и влажных листьях, к выступающему козырьку и образовавшейся под ним пещере, впадине в холме. Алекс заставляет меня присесть и практически вталкивает в тесное, темное пространство.