Реквием - Лорен Оливер 12 стр.

— Осторожно!

Пайк тоже здесь. Блестящие зубы, уплотнившаяся тьма. Он немного пододвигается, чтобы дать нам ме­сто. Алекс устраивается рядом со мной, прижав коле­ни к груди.

Палатки в каких-нибудь пятидесяти футах от нас выше по склону. Я безмолвно молюсь, чтобы регулято­ры подумали, что мы убежали, и не тратили времени на поиски.

Ожидание мучительно. Голоса в лесу стихают. Должно быть, теперь регуляторы движутся медленно, выслеживая нас. Возможно, они вообще уже в лагере, пробираются между палатками — смертоносные без­молвные тени.

Пещерка слишком тесная, а темнота невыносима. Мне внезапно начинает казаться, что нас запихнули в гроб.

Алекс меняет позу и задевает тыльной стороной руки мою руку. У меня пересыхает в горле. Его дыха­ние чаще обычного. Я застываю, и оцепенение прохо­дит, лишь когда Алекс убирает руку. Это наверняка случайность.

И снова мучительная тишина. Пайк бормочет:

— Дурь какая!

Алекс шикает на него.

— Сидеть здесь, как крысы в норе...

— Пайк, клянусь...

— Замолчите оба! — яростно шепчу я. Мы снова умолкаем. Через несколько секунд раздается чей-то крик. Алекс напрягается. Пайк снимает ружье с плеча, ткнув меня локтем в бок. Я прикусываю губу, чтобы не закричать.

— Они смотались.

Голос доносится сверху, из лагеря. Значит, они пришли. Наверное, обнаружив, что лагерь пуст, регу­ляторы решили, что можно больше не таиться. Инте­ресно, что они планировали? Окружить нас и выко­сить спящих?

— Сколько их там?

— А, черт! Ты был прав насчет тех выстрелов.

— Мертв?

— Да.

Раздается негромкий шорох, как будто кто-то пи­нает палатку.

— Смотри, как они тут живут. Сбившись в кучу. Валяясь в грязи. Животные.

— Осторожно. Тут все заражено.

Пока что я насчитала шесть голосов.

— Ну, тут и воняет. Я прямо чую их запах. Дерьмо.

— Дыши ртом.

— Ублюдки! — бормочет Пайк.

Я машинально шикаю на него, хотя и меня тоже ох­ватывает гнев, наряду со страхом. Я ненавижу этих ре­гуляторов. Я ненавижу их всех до единого за то, что они воображают, будто они лучше нас.

— Как ты думаешь, в какую сторону они подались?

— В какую бы ни подались, они не могли уйти да­леко.

Семь разных голосов. Возможно, восемь. Трудно сказать. А нас тут около двух дюжин. Впрочем, как сказала Рэйвен, мы не знаем, какое у них оружие и не ждет ли их поблизости подкрепление.

— Ладно, давайте с этим завязывать. Крис?

— Понял.

У меня начинает сводить бедра судорогой. Я пода­юсь назад, чтобы немного разгрузить ноги, прижав­шись к Алексу.

Он не отодвигается. Снова его рука касается моей, и я не уверена, то ли это случайность, то ли попытка подбодрить меня. На мгновение — невзирая на все прочее — меня словно электрическим разрядом про­бивает, и Пайк, регуляторы и холод исчезают. Остает­ся лишь плечо Алекса, соприкасающееся с моим пле­чом, и его грудь, поднимающаяся и опускающаяся рядом с моей, и тепло его загрубевших пальцев.

В воздухе пахнет бензином.

В воздухе пахнет огнем.

До меня вдруг доходит. Бензин. Огонь. Пожар. Они жгут наши вещи! Воздух начинает потрескивать. Этот шум заглушает голоса регуляторов. Вниз по склону текут ленты дыма, плывут мимо нас, извива­ясь, словно воздушные змеи.

— Ублюдки! — сдавленно произносит Пайк. Он рвется к выходу из пещерки, а я пытаюсь втянуть его обратно.

— Не надо! Рэйвен сказала ждать ее сигнала.

— Рэйвен не командир. — Пайк вырывается и ложится на землю, держа ружье, как снайпер.

— Пайк, не надо!

То ли он меня не слышит, то ли игнорирует. Он начинает ползти вверх по склону.

— Алекс!

Паника захлестывает меня, словно прилив. Дым и гнев, рев разгорающегося пламени — все это просто не дает думать.

— Черт! — Алекс проползает мимо меня и пытается добраться до Пайка. К этому моменту нам видны уже только его ботинки. — Пайк, не дури!

Бах. Бах.

Два выстрела. Звук, кажется, отдается эхом в пе­щерке и усиливается. Я зажимаю уши.

Потом: бах, бах, бах, бах. Выстрелы отовсюду и крики. Сверху дождем сыплется земля. У меня звенит в ушах, а голова, словно дымом набита.

Сосредоточься!

Алекс уже выбрался из пещерки, и я двигаюсь сле­дом за ним, пытаясь стащить ружье с плеча. В послед­нюю секунду я стряхиваю с себя рюкзаки. Они лишь будут задерживать меня.

Разрывы со всех сторон, рев сделался адским.

Лес полон дыма и огня. Оранжевые и красные язы­ки пламени пляшут на фоне черных деревьев — око­стенелых, чопорных, словно застывшие в ужасе свиде­тели. Пайк, припав на колено, наполовину спрятавшись за деревом, стреляет. На его лице пляшут оранжевые отблески пламени, а рот распахнут в крике. Я вижу пробирающуюся через дым Рэйвен. Воздух трещит от выстрелов. Их так много, что мне вспоминается, как мы сидели с Ханой в Истерн-Пром в День независи­мости и смотрели на фейерверк, на ослепительные цвета под стремительное стаккато. Запах дыма.

— Лина!

Мне некогда смотреть, кто это зовет меня. Мимо свистит пуля и врезается в дерево рядом со мной, вы­бивая фонтанчик коры. Ко мне возвращается способ­ность двигаться, и я стремительно кидаюсь вперед и занимаю положение лежа, у толстого сахарного кле­на. В нескольких футах впереди устроился Алекс, тоже за деревом. Каждые несколько секунд он высо­вывается из-за ствола, стреляет и ныряет обратно в укрытие.

У меня слезятся глаза. Я осторожно вытягиваю шею, пытаясь разглядеть из-за дерева фигуры, борю­щиеся в темноте, освещенные сзади огнем. Издали они напоминают танцоров: пары мечутся вправо-влево, борются, уклоняются и кружат друг вокруг друга.

Я не понимаю, кто там кто. Я моргаю, кашляю, при­крываю глаза ладонью. Пайк исчез.

Потом я краем глаза вижу лицо Дэни, открываю­щей огонь. Регулятор прыгает на нее сзади и берет ее шею в захват. Дэни багровеет, у нее глаза лезут из ор­бит. Я вскидываю ружье — и снова опускаю. Отсюда невозможно точно попасть в цель, особенно учитывая, что противники борются, постоянно сдвигаясь взад- вперед. Дэни извивается и наподдает задом, словно бык, пытающийся сбросить наездника.

Снова грохот выстрелов. Регулятор отдергивает руку от Дэни, хватается за локоть и кричит от боли. Он поворачивается к свету, и я вижу кровь, пузырящуюся у него меж пальцев. Понятия не имею, кто стрелял и в кого целился, в Дэни или в регулятора, но Дэни, осво­бодившись, получает, то преимущество, что ей требо­валось. Тяжело дыша, она хватается за нож на поясе. Видно, что Дэни устала, но она двигается с бессловес­ным упорством животного, уработавшегося до смерти.

Ее рука рвется к шее регулятора, взблескивает ме­талл. Когда Дэни бьет его, регулятор дергается, и на лице его появляется удивление. Он шатается, падает на колени, а потом ничком падает наземь. Дэни присаживает­ся рядом с ним, поддевает труп ботинком и вытаскива­ет свой нож у него из шеи.

Откуда-то из-за стены дыма раздается женский крик. Я беспомощно вожу ружьем из стороны в сторо­ну, но повсюду сплошная неразбериха. Надо подойти ближе. Отсюда я никому не могу помочь.

Я вываливаюсь на открытое место, стараясь при­гнуться пониже, и продвигаюсь вперед, к огню и меша­нине тел, мимо Алекса, следящего за происходящим из-за клена.

— Лина! — кричит он, когда я быстро проскальзы­ваю мимо него. Я не отвечаю. Мне нужно сосредото­читься. Здесь жарко и нечем дышать. Огонь уже охва­тил ветви деревьев, образовав над нами смертоносный полог. Языки пламени обвивают стволы деревьев, де­лая их белыми как мел. Небо затянуто дымом. Это все, что осталось от нашего лагеря — от припасов, ко­торые мы так старательно собирали, от одежды, за ко­торой мы охотились, стирали ее в реке, носили, пока она не превращалась в лохмотья, от палаток, которые мы так мучительно латали, пока они не оказывались расшиты вдоль и поперек. Все поглощено этим жад­ным жаром.

В пятнадцати футах от меня человек-скала бросает Корал наземь. Я кидаюсь к ней, но кто-то хватает меня сзади. Падая, я с силой бью назад прикладом ружья. Противник выплевывает ругательство и отдергивает­ся на несколько дюймов, и я получаю время и место, чтобы перекатиться на спину. Я использую ружье как бейсбольную биту — бью врагу в челюсть. Тошнотвор­ный треск — и регулятор валится на бок.

Тэк был прав в одном: регуляторы не натасканы на подобный бой. Они почти всегда вели боевые действия с воздуха, из кабины бомбардировщика, издалека.

Я кое-как поднимаюсь и мчусь к Корал — та все еще на земле. Не знаю, что случилось с оружием регу­лятора, но сейчас его ручищи сжимаются на шее де­вушки.

Я вскидываю приклад ружья. Наши взгляды встре­чаются — мой и Корал. Я опускаю приклад на голову регулятора, а он в этот самый момент стремительно разворачивается ко мне. Удар проходит по его плечу по касательной, и из-за силы удара я теряю равнове­сие. Я оступаюсь, а регулятор хватает меня за ноги и валит наземь, ничком. Я прикусываю губу и ощущаю вкус крови. Я хочу перевернуться на спину, но внезап­но на меня обрушивается тяжесть, вышибая воздух из легких. У меня выдирают из рук ружье.

Мне нечем дышать. Мое лицо впечатано в землю. Что-то — колено, локоть? — упирается мне в шею. Пе­ред глазами белые слепящие пятна.

Затем слышится звук сильного удара, и тяжесть уменьшается. Я изворачиваюсь, жадно хватаю воздух ртом и пинаю регулятора. Он по-прежнему сидит на мне верхом, но теперь он уже сползает на бок. Глаза у него закрыты, а по лбу, от того места, куда пришелся удар, ползет струйка крови. Надо мной стоит Алекс сжимая в руках ружье.

Он наклоняется, подхватывает меня под руку и рывком ставит на ноги. Потом подбирает мое ружье и вручает мне. У него за спиной все сильнее разгорает­ся пожар. Мечущиеся из стороны в сторону противни­ки-танцоры исчезли. Теперь я вижу лишь стену огня и несколько скорчившихся на земле тел. Меня мутит. Я не могу понять, кто погиб, есть ли среди убитых наши.

Рядом с нами Гордо поднимает Корал и забрасыва­ет себе на плечо. Корал стонет, веки ее вздрагивают, но она так и не приходит в себя.

— Пошли! — кричит Алекс. Рев пламени ужасает. Эта какофония треска и хлопков — словно какое-то чудовище что-то заглатывает, втягивает в себя.

Алекс ведет нас прочь от огня, прикладом расчи­щая путь. Я осознаю, что мы движемся в сторону най­денного вчера ручейка. Позади тяжело дышит Гордо. У меня до сих пор кружится голова, и меня шатает. Я неотрывно смотрю в спину Алексу и думаю лишь о том, что надо продолжать двигаться, переставлять ноги, убираться от огня как можно дальше.

— Э-эй!

Когда мы подходим поближе к ручью, сквозь лес до нас доносится голос Рэйвен. Справа тьму прореза­ют лучи фонариков. Мы пробиваемся через перепле­тение сухого подлеска и выбираемся на каменистый пологий склон, сквозь камни решительно просачива­ется ручей. Ветви над головой расходятся, пропуская свет луны. Он серебрит поверхность ручья и заставля­ет светлую гальку берегов слегка сиять.

Мы приседаем, держась поближе друг к другу, фу­тах в ста от ручья. Меня переполняет облегчение. Мы живы и целы. А Рэйвен придумает, как быть с Джули­аном и Тэком. Она придумает, как найти их.

— Э-ге-гей! — снова доносится голос Рэйвен. Фо­нарик светит в нашу сторону.

— Мы тебя видим, — бурчит Гордо. Он идет впереди, хрипло дыша, и хлюпает через ручей.

Прежде чем перейти ручей, Алекс стремительно разворачивается и делает два шага ко мне. Его лицо так искажено гневом, что я пугаюсь.

— Что это такое, черт подери?! — негодующе броса­ет он. Я только и могу, что молча глядеть на него, и он продолжает: — Лина, ты могла умереть! Если бы не я, ты уже была бы мертва!

— Это ты так предлагаешь поблагодарить тебя? — Меня трясет, я устала, я плохо понимаю, что происхо­дит. — Знаешь, можно просто научиться говорить «по­жалуйста».

— Я не шучу! — Алекс вскидывает голову. — Тебе следовало оставаться на месте. Вовсе незачем было строить из себя героя и лезть в драку.

Я ощущаю вспышку гнева. Я подхватываю и раз­дуваю ее.

— Ну, уж извини! — парирую я. — Но если бы я не полезла в драку, твоя новая... твоя новая любимая де­вушка была бы сейчас мертва!

Мне так редко в жизни доводилось использовать это слово, что требуется доля секунды, чтобы вспом­нить его.

— Она — не твоя забота, — ровным тоном произ­носит Алекс.

От его ответа, вместо того чтобы стать лучше, мне делается только хуже. Несмотря на все, что произо­шло этой ночью, этот дурацкий факт едва не заставля­ет меня разреветься: он не отрицает, что она — его лю­бимая девушка!

Я кое-как справляюсь с тошнотворным привкусом во рту.

— Ну, так и я теперь не твоя забота, верно? И не указывай мне, что делать! — Я снова ухватываюсь за ниточку гнева. Теперь я следую за ней, перебирая ру­ками, волоча себя вперед. — Какое тебе вообще до меня дело? Ты меня ненавидишь!

Алекс вперивает в меня взгляд.

— Ты что, действительно не понимаешь? — Голос его холоден.

Я скрещиваю руки на груди, пытаясь одолеть боль, загнать ее поглубже под гнев.

— Чего это я не понимаю?

— Забудь. — Алекс проводит рукой по волосам. — Я ничего не говорил.

— Лина!

Я оборачиваюсь. За ручьем из леса выныривают Тэк и Джулиан, и Джулиан мчится ко мне, вброд через ручей, кажется, даже не замечая его. Он пролетает мимо Алекса, хватает меня и отрывает от земли. Я всхлипываю, уткнувшись ему в грудь.

— Ты жива! — шепчет Джулиан. Он обнимает меня так крепко, что мне трудно дышать. Но я не возра­жаю. Я не хочу, чтобы он уходил. Пусть он никогда не уходит.

— Я так беспокоилась за тебя! — говорю я. Мой гнев на Алекса исчезает, а потребность выплакаться рвется на волю с новой силой.

Я не уверена, что Джулиан понимает меня. Его ру­башка заглушает мой голос. Но он снова крепко обни­мает меня, прежде чем поставить на землю. Он убира­ет волосы с моего лица.

— Когда вы с Тэком не вернулись... я подумала, что что-то случилось...

— Мы решили переночевать в лесу. — Вид у Джули­ана виноватый, словно его отсутствие каким-то обра­зом послужило причиной нападения. — Фонарик Тэка сломался, и, когда солнце село, стало совершенно ни черта не видать. Мы испугались, что заблудимся. Мы были, наверное, всего в полумиле отсюда. — Джулиан качает головой. — Когда мы услышали выстрелы, то пришли, как только смогли. — Он прижимается лбом к моему лбу и добавляет чуть тише: — Я так испугался...

— Со мной все в порядке, — говорю я. Я так и про­должаю обнимать его за талию. Он такой надежный, такой сильный. — Это были регуляторы — семь или восемь, а может, и больше. Но мы их одолели.

Джулиан нашаривает мою руку и сплетает свои пальцы с моими.

— Надо мне было остаться с тобой! — говорит он дрогнувшим голосом.

Я подношу его руку к своим губам. Эта простая вещь — что я могу невозбранно вот так вот поцеловать его — вдруг кажется мне настоящим чудом. Они пыта­лись вытеснить нас отсюда, загнать обратно в прош­лое. Но мы по-прежнему здесь.

И с каждым днем нас все больше.

— Пойдем, — говорю я. — Узнаем, как там осталь­ные.

Алекс, должно быть, уже перешел ручей и присое­динился к группе. У края воды Джулиан наклоняется и подхватывает меня под коленки, так что я оказыва­юсь у него на руках. Я обнимаю его за шею и кладу го­лову ему на грудь. Его сердце бьется ровно, успокаива­юще. Джулиан переходит ручей вброд и ставит меня на землю.

— Очень мило с вашей стороны присоединиться к нам, — говорит Рэйвен Тэку, когда мы с Джулианом вступаем в круг. Но я слышу в ее голосе облегчение. Несмотря на то, что Рэйвен с Тэком часто ругаются, их невозможно представить поодиночке. Они словно два дерева, обвившиеся одно вокруг другого — одно­временно и сдавливают друг дружку, и поддержи­вают.

— И что мы теперь будем делать? — спрашивает Ла. Она сейчас выглядит как смутный силуэт в темно­те. У большинства, стоящих в кругу, лица похожи на темные овалы, лишь кое-где пятнышки лунного света выхватывают из тьмы отдельные черты, части тела и снаряжения.

— Мы идем в Уотербери, как и планировали, — ре­шительно заявляет Рэйвен.

— С чем? — интересуется Дэни. — У нас ничего нет. Ни еды. Ни теплых вещей. Ничего.

— Могло быть и хуже, — отзывается Рэйвен. — Мы ведь живы, верно? И до места уже наверняка осталось недалеко.