Управляющий обошел стойку и отдернул красную занавеску. Тесная, без окон, комнатушка была забита картонными коробками из-под электроники и ящиками для бутылок, в углу стоял письменный стол с компьютером и лампой.
- Та женщина была одна? - спросил Сервас.
- Да.
- Какой она вам показалась?
Патрик задумался.
- Изящная, миленькая, но какая-то суровая… Теперь, когда вы спросили, мне кажется, она была в парике…
- И она попросила передать нам это? Почему сама не вызвала полицию?
- Да потому, что ни о полиции, ни о чем-то незаконном речь вообще не шла. Она сказала, что несколько человек будут ею интересоваться и что этот конверт - для них, только и всего.
- С чего вам было соглашаться? Вы ничего не заподозрили?
Собеседник Серваса улыбнулся.
- Меня убедили две купюры по пятьдесят евро.
- Это еще более подозрительно, разве нет?
Ответа не последовало.
- Вас удивил только парик?
- Точно.
- У вас есть камера видеонаблюдения?
- Да. Но она активируется только вечером, когда магазин закрывается, - от детектора движения.
Управляющий уловил в глазах Серваса разочарование, и его это обрадовало. Патрика не слишком волновала судьба соотечественников, зато он как мог старался не облегчать работу полиции. Он явный поклонник Джорджа Оруэлла и теорий о Большом Брате - считает, что живет в полицейском государстве.
- Деньги все еще при вас?
Еще одна улыбка.
- Нет. Деньги, знаете ли, имеют обыкновение ходить туда-сюда.
- Спасибо, - произнес Венсан, давая понять управляющему, что они больше не нуждаются в его присутствии, и наклонился к экрану компьютера.
Патрик не сдвинулся с места.
- Кого вы ищете?
- Можете идти. - Сервас лучезарно улыбнулся. - Мы позовем, если вы понадобитесь.
Управляющий смерил их взглядом, пожал плечами и удалился.
Как только он скрылся за занавеской, Эсперандье вставил диск в компьютер. На экране открылось окошко, и программа считывания запустилась автоматически.
Сервас инстинктивно напрягся. Чего им ждать? Послания от Гиртмана? Видеозаписи? Что за женщина говорила с Патриком? Сообщница? Напряжение действовало на них на физическом уровне. Майка лейтенанта промокла от пота, и не только из-за жары. Из зала доносился приглушенный гул голосов.
Они не слышали ничего, кроме потрескивания статического электричества в колонках. Эсперандье увеличил громкость.
Внезапно динамик "выстрелил" оглушающей какофонией звуков, почти оттолкнув их назад.
- Вот дерьмо! - воскликнул Эсперандье и приглушил звук.
- Что это за ужас? - изумился Мартен, пытаясь унять отчаянно бьющееся сердце.
- Мэрилин Мэнсон, - пояснил Эсперандье.
- Кто-то это слушает?
Несмотря на напряженный момент, Венсан не смог удержаться от улыбки. Музыкальный отрывок закончился, они подождали еще немного, но больше ничего не услышали.
- Все, - объявил Эсперандье, взглянув на курсор на экране.
- Все?
- Да.
Тревога на лице Серваса сменилась разочарованным недоумением.
- Как ты думаешь, что все это значит?
- Не знаю. Видимо, кто-то пошутил. Ясно одно - это не Гиртман.
- Ты прав.
- Значит, письмо по электронке тоже прислал не он.
Сервас понял намек и разозлился.
- Считаете меня параноиком?
- Нет, хотя ситуация к этому располагает. Психопат рыщет на свободе. Его ищут все полицейские Европы - и не находят ни следа, ни ниточки к нему. Гиртман может быть где угодно. Хуже всего то, что перед побегом он излил тебе душу.
Мартен взглянул на подчиненного.
- В одном я твердо уверен… - Он внезапно осознал, что его слова могут стать лишним аргументом "за" его паранойю. - Рано или поздно "психопат" вынырнет на поверхность.
18
Санторин
Ирен Циглер посмотрела вниз, на теплоход, стоящий на якоре в кальдере. С террасы до него было метров сто, не меньше, так что он казался красивой белоснежной игрушкой. Море и небо выглядели ненатурально синими по контрасту с ослепительной белизной террасы, красноватой охрой скал и чернотой вулканических островков в центре бухты.
Ирен сделала глоток очень сладкого кофе по-гречески и затянулась сигаретой. Было одиннадцать утра, но воздух успел разогреться. У подножия скалы с парома высаживались туристы. На соседней террасе англичане в соломенных шляпах писали пейзажи. Сидевший на другой террасе мужчина лет тридцати говорил по спутниковому телефону. Поймав взгляд Ирен, он сделал приветственный жест. Средний рост, атлетическое телосложение, белые шорты и голубая рубаха - бесформенная, но явно дорогая. Лицо выразительное, не очень загорелое, на запястье часы фирмы "TAG Heuer". Редеющие волосы. Немец, трейдер, холостяк, набит деньгами. Циглер не раз видела, как он возвращается в отель - в сильном подпитии и в обществе местной красотки, всякий раз новой. Сутки в отеле - не в разгар сезона - стоили 225 евро, так что клиентура тут была вполне обеспеченная. Слава богу, за номер платила не Ирен - ее жандармского жалованья на подобное удовольствие вряд ли хватило бы. Она помахала в ответ и встала. На Ирен были красно-оранжевый топ и белая юбка из легкого шифона. Ветерок с моря не спасал от жары, и она вернулась в комнату.
- Не дергайся, - произнес голос ей в ухо.
Циглер вздрогнула, различив угрозу.
- Шевельнешься - пожалеешь.
Ирен связали руки за спиной, надели на глаза повязку, и по ее телу, несмотря на жару, пробежала дрожь.
- Марш в кровать и не вздумай сопротивляться.
Циглер подчинилась. Чья-то рука грубо толкнула ее в спину, потом с нее стащили юбку и купальник.
- Не рановато для игр? - спросила она, уткнувшись лицом в простыню.
- Заткнись! - У нее за спиной раздался приглушенный смешок. - Никогда не рано, - добавил голос с легким славянским акцентом.
Ирен перевернули на спину и освободили от майки. Она ощутила на себе обнаженное горячее тело, влажные губы коснулись ее век, носа, губ, язык змейкой пробежал по животу. Она высвободила руки, стянула с глаз повязку и увидела темноволосую голову Жужки, ее загорелую спину и упругую попку. Жар желания обжег Ирен, она выгнула спину и застонала от наслаждения, запустив пальцы в черные шелковистые волосы подруги. Жужка прижалась к ней, и они поцеловались.
- Что за странный вкус? - поинтересовалась Ирен.
- Yauurti mé mèli. Йогурт с медом. Тсс…
Ирен Циглер любовалась телом лежавшей рядом подруги. Словачка была совершенно обнажена, если не считать прикрывавшей лицо соломенной шляпы и кожаных сандалий на ногах. Она спала. Кожу Жужки покрывал ровный загар, она пахла солнцем, морской солью и защитным кремом. У нее была полная грудь с широкими сосками и бесконечно длинные ноги. Последний штрих - маленькую татуировку над лобком в виде стилизованного дельфинчика на память о чудесном отпуске - Жужка сделала накануне в Фире, "столице" острова. Дельфин был одним из главных мотивов греческой иконографии - их любовное гнездышко называлось "Отель Дельфини".
Они три недели путешествовали по островам, пересаживаясь с парома на паром, колесили по Кикладам на мотороллере: Андрос, Миконос, Парос, Наксос, Аморгос, Серифос, Сифнос, Милос, Фолегандрос, Хиос. Последние четыре дня они жили на Санторине - купались, ныряли и загорали на пляжах с песком почти черного цвета, бродили по живописным бело-синим улочкам, где магазинчиков было не меньше, чем в Тулузе, а потом возвращались в номер, чтобы заняться любовью. Не было ничего важней любви… Поначалу они захаживали в "Энигму", "Коо Клуб" и в "Лава интернет-кафе", но очень скоро стали избегать ночных клубов: мужчины на острове сильно потели, а женщины предавались возлияниям до тех пор, пока их взгляд не становился остекленевшим, а речь - совсем неразборчивой. Иногда Ирен и Жужка ходили выпить "Marvin Gaye" в "Тропическом баре", но торопились уйти, когда туда вваливалась толпа возбужденных прожигателей жизни. Девушки гуляли, выбирая самые тихие улицы, рука в руке, целовались под козырьками и в укромных уголках или седлали мотороллер и мчались на пляж, но даже там им было непросто насладиться прогулкой под луной - мешали пьянчужки, назойливые зануды и оскорбляющие слух звуки музыки в стиле "техно".
Циглер бесшумно встала, чтобы не разбудить подругу, открыла мини-бар, достала бутылку фруктового сока, попила и отправилась под душ. Сегодня последний день отпуска. Завтра они улетят во Францию и вернутся к прежней жизни: Жужка - в клуб, которым управляла и где была лучшей стриптизершей (там они и познакомились два года назад), Циглер - к месту нового назначения, в розыскную бригаду Оша.
Это вряд ли можно считать повышением после службы в По…
Расследование зимы 2008–2009-го не осталось без последствий. Вот ведь парадокс: майор Сервас и угрозыск Тулузы встали на защиту коллеги, а "утопило" ее собственное начальство. Ирен на мгновение прикрыла глаза, вспоминая тот ужасный "разбор полетов", то "судилище". Она действительно нарушила все правила, захотела сыграть, как лихой одинокий ковбой, и утаила от команды информацию, которая могла позволить им быстрее вычислить и повязать последнего члена клуба сексуальных извращенцев. Кроме того, она скрыла некоторые факты из своего прошлого, связанные с расследованием, и уничтожила важную улику. Ее могли наказать еще жестче, но вмешались Мартен и эта прокурорша, Кати д’Юмьер. Они напомнили, что Ирен спасла жизнь тулузскому сыщику и рисковала своей, чтобы задержать убийцу.
В результате ее перевели в главный город департамента с населением 23 000 жителей. Новая жизнь и новый старт. Теоретически Циглер знала, что дела, которыми ей придется заниматься, не будут иметь ничего общего с прежней работой. Единственное утешение заключалось в том, что она возглавит службу, - три месяца назад ее предшественник ушел в отставку.
В Оше был суд высшей инстанции, а не апелляционный, как в По. Уже в первые недели на новом месте она поняла, что самые сложные - и деликатные - дела систематически отдают в Региональное подразделение Судебной полиции, в Судебную полицию департамента или жандармерии Тулузы.
Она вздохнула, выключила воду, обернулась полотенцем и вышла на террасу. Надела темные очки и облокотилась на каменный парапет с выкрашенными в белый цвет стыками. Взгляд устремился на корабли, курсирующие по кальдере.
Ирен потянулась, как нежащаяся в лучах солнца кошка, и предалась воспоминаниям.
Она подумала о Мартене: где он, что сейчас делает? Сервас очень ей нравился, и она за ним присматривала - без его ведома. На свой манер. Нужно будет навести справки. Где Гиртман? Чем он занят? Инстинкт нетерпеливого охотника пробудился в глубине души Циглер. Внутренний голос говорил ей, что швейцарец взялся за старое, что он никогда не остановится. Ирен внезапно осознала, что ей не терпится вернуться к работе, оказаться во Франции - и снова выйти на охоту…
Сервас провел остаток воскресенья, занимаясь хозяйством, слушая Малера и размышляя. Около пяти позвонил Эсперандье. Он дежурил и хотел сообщить, что следователь Сарте и судья по предварительному заключению решили выдвинуть обвинение против Юго и временно задержать его. У Серваса резко ухудшилось настроение. Он не был уверен, что парень выйдет невредимым из передряги, побывав в Зазеркалье и воочию увидев, что скрывается за красивой витриной наших демократических обществ. Оставалось надеяться, что молодость позволит ему забыть пережитое.
Мартен вспомнил фразу из тетради Клер. В ней было что-то странное. Слишком очевидно и одновременно слишком изощренно. Кому она предназначалась?
- Ты слушаешь? - спросил он.
- Конечно.
- Найди образец почерка Клер. Пусть графологи сравнят с записью в тетради.
- С цитатой из Виктора Гюго?
- Да.
Майор вышел на балкон. Дышать из-за влажности было нечем, небо нависало над городом, как могильная плита. Где-то вдали глухо рокотал гром, а время как будто остановилось. Воздух был пропитан электричеством. Сервас думал о неизвестном хищнике, который бродит среди людей по улицам города, о так и не найденных телах жертв Гиртмана, об убийцах матери, о войнах и революциях, о мире, истощающем все свои ресурсы и потерявшем надежду на спасение и искупление.
- Последняя ночь на Санторине, - сказала Жужка, поднимая бокал с "Маргаритой".
Они сидели за столиком и смотрели на белые, подсиненные ночью террасы, бесстрашно цепляющиеся за обрывистый берег, бросая вызов градостроительным законам и землетрясениям. Этакое "Лего" из балконов и огней над пустотой. Внизу кратер медленно погружался в ночь, и вулканический островок превратился в черную тень. Теплоход в бухте сверкал огнями, как новогодняя елка.
Соленый морской ветер взъерошил черные волосы Жужки, она повернула голову и посмотрела на Циглер. У нее были очень необычные глаза - бледно-голубые, обведенные лиловым кругом радужки. Этим вечером она надела топ на бретельках карамельно-голубого цвета с монетками на вырезе, джинсовые шорты с кожаным ремнем и множество браслетов с брелоками на правом запястье. Ирен очень нравилось смотреть на нее.
- Cheers to the world, - произнесла подруга, подняв бокал, перегнулась через стол и поцеловала Циглер в губы - на радость соседям. У ее языка был вкус текилы, апельсина и лайма.
Поцелуй длился секунд восемь, не меньше. Кто-то зааплодировал.
- Я люблю тебя, - во весь голос объявила Жужка, не обращая внимания на окружающих.
- Я тоже, - ответила зардевшаяся от смущения Ирен.
Циглер не любила "показательных выступлений". Она водила мотоцикл "Сузуки GSR-600", имела лицензию нилота вертолета, стреляла из винтовки, обожала скорость, погружалась с аквалангом и занималась техническими видами спорта, но рядом с Жужкой чувствовала себя робкой и неловкой.
- Не позволяй тупым мачо идти вперед тебя, ладно? - Время от времени Жужка путала французские идиомы.
- Можешь на меня рассчитывать.
- И обещай звонить каждый вечер.
- Жужик…
- Обещай.
- Обещаю.
- При малейшем признаке… депрессии я тут же приеду, - добавила словачка угрожающим тоном.
- Жужа, у меня служебная квартира… В доме, набитом жандармами…
- И что с того?
- Они к такому непривычны.
- Я приклею усы, если их это утешит. Мы не можем прятаться всю жизнь. Тебе стоило бы сменить профессию.
- Мы это уже обсуждали… Мне нравится моя работа.
Улицы внизу под террасой на глазах заполнялись туристами и ночными гуляками.
- Она тебе - да, ты ей - нет. Давай пройдемся по пляжу. Как-никак сегодня наша последняя греческая ночь!
Циглер кивнула, хотя ее голова была занята другими мыслями. Отпуск закончился. Грядет возвращение на Юго-Запад. Она любила дело, которым занималась… Действительно любила? С той приснопамятной зимы многое изменилось. Она вдруг вспомнила, как полтора года назад попала под лавину, как смотрела с отчаянной мольбой на Мартена, пока тот не исчез из виду, оставшись на горе. В который уже раз перед ее глазами встала засыпанная снегом психиатрическая клиника с бесконечными коридорами и электронными замками и бледный улыбающийся человек-загадка - пациент, слушающий музыку Малера…
Над Эгейским морем блестела полная луна, отражаясь на поверхности серебряным треугольником. Они держались за руки и шли вдоль моря, шлепая босыми ногами по воде. Ветер здесь дул сильнее, ласкал их лица. Время от времени до них доносились звуки музыки - вдоль бесконечно длинного пляжа Периссы стояли таверны; потом направление ветра менялось, и гул моря заглушал мелодию.
- Почему ты промолчала, когда я сказала, что тебе стоит сменить профессию? - спросила Жужка.
- А что ты хотела услышать?
- Что и мне стоило бы подумать о том же.
- Ты свободный человек.
- Но тебе не нравится то, чем я занимаюсь.
- Мы встретились благодаря твоему… занятию.
- Именно это тебя и пугает.
- Не понимаю…
- Прекрасно понимаешь. Помнишь, как вы с этим жандармом появились в зале во время моего выступления? Думаешь, я забыла твой взгляд? Ты пыталась скрыть свои чувства, но в тот вечер не могла не смотреть на мое тело. Ты ведь знаешь - я и на других клиенток действую так же.
- Может, сменим тему?
- С тех пор как мы вместе, ты была в "Pink Banana" всего один раз, той декабрьской ночью, когда я оставила тебе записку, ну, ту - прощальную, - продолжила словачка, игнорируя просьбу подруги.
- Жужка…
- Я не закончила. Знаешь, в чем дело? Ты боишься поймать такой же взгляд у других клиенток. Боишься, что я пригляжу себе кого-нибудь, как было с тобой. Ну так вот - ты ошибаешься. Я нашла тебя, Ирен. Мы нашли друг друга. И никто не может встать между нами, тебе нечего бояться. Есть только ты. Единственное, что способно нам помешать, - твоя работа.
Циглер промолчала, глядя на серебряный треугольник на поверхности моря. Она вспомнила их первую встречу: Жужка танцевала на сцене "Pink Banana", и ее потрясающе гибкое тело казалось идеально настроенным инструментом.
- Ты слишком чувствительная для этой работы, - не унималась словачка. - Все эти месяцы она не переставала влиять на твою личную жизнь, портила настроение, угнетала, провоцировала страхи. Я больше не хочу переживать подобное… Если ты не научишься отделять личную жизнь от своей чертовой работы, отключаться, когда мы вместе, тебе придется бояться не разлучницы-лесбиянки, а себя самой: ты одна можешь разлучить нас.
- В таком случае тебе не о чем волноваться. Там, куда меня перевели, я буду заниматься кражами сумочек и пьяными драками, - усталым тоном произнесла Циглер.
Жужка схватила ее за руку, заставив остановиться.
- Скажу честно: для меня эта новость - из разряда хороших.
Подруга не ответила, Жужка притянула ее к себе, поцеловала, обняла, и Ирен вдохнула аромат ее кожи и волос, а морской бриз витал вокруг них, словно бог ветров хотел, чтобы они не разлучались. Циглер почувствовала желание. До встречи с Жужкой такого не случалось.
- Hey, girls, this is not Lesbos island!