Тодороку пару раз прочел письмо с начала до конца и молча передал его Ямакаве. Ожидая, пока тот дочитает, он обратился к Киндаити:
– Сэнсэй, вы полагаете, что эта фраза вырезана из тех журналов, которые мы сейчас видели?
– Вполне возможно. Я пока передам вам это письмо, – пожалуйста, сравните внимательно.
– Но, сэнсэй, тогда получается, что автор писем – мадам? – воспрял духом Ямакава.
– Судить пока рано. Если не ошибаюсь, этот журнал бывает в книжном магазине «Марудзэн», да и еще кое‑где. Я сам его встречал в «Марудзэне», в отделе западных изданий. А значит, он в любом доме может оказаться.
– Ясно, будем искать. Может, и найдем экземпляр с разрезанными страницами.
– Сэнсэй, вы полагаете, что между убийством и письмами есть какая‑то связь?
– Это пока мне и самому неясно, но дело обстоит вот как. Дзюнко обнаружила письмо позавчера, когда муж ушел на работу; говорит, оно было специально прилеплено к зеркалу. С тех пор муж не возвращался. А что до содержания, – ну вы же знаете, что такие женщины не считают некоторые излишества преступлением.
– То есть в письме написана правда?
– Она сказала, да. – Смущенно улыбаясь, Киндаити продолжил: – Разумеется, она раскаивается и при этом убеждена, что, стоит ей повиниться, Тат‑тян простит ее. Так что для Дзюнко здесь проблема не в ее отношениях с мужем, – она хочет, чтобы нашли того подлеца, который пытается с помощью подобных мерзких писем внести разлад в семьи. Дело в том, что здесь, в этом квартале, живет девушка, которая полмесяца‑месяц назад из‑за аналогичного письма –
И Киндаити, смущаясь, рассказал все, что ему удалось выудить из Дзюнко с момента встречи и до обнаружения убийства. Тодороку и Ямакава выслушали его с удивлением.
– Киндаити‑сэнсэй, но в таком случае выходит, что убийца – не просто случайно оказавшийся здесь злодей?
– Да или нет, это пока неясно, но, на мой взгляд, при расследовании не стоит упускать из виду эту историю. А вот и Дзюнко!
От прохода между корпусами 17 и 18 по направлению к «Одуванчику» шагала Дзюнко. С ней была спутница. Похоже, та самая особа в ярко‑красном свитере, которую они совсем недавно видели в квартире Господина Художника.
Все трое быстро прошли с балкона в комнату, и тут же сыщик Эма обратился к Киндаити:
– Сэнсэй, вы спрашивали, нет ли где журналов с вырезанной строчкой
– Слушай, Эма‑кун, – вмешался Тодороку, – я тебе потом все подробно расскажу. Что‑то нашли?
– Да вот, Хомма‑кун там обнаружил… Говорит, из‑под постельного белья на кровати вытащил. Думал, что это неважно, но Киндаити‑сэнсэй сказал про печатный текст из журналов…
И Эма вынул из кармана конверт из глянцевой бумаги.
Думал, что это неважно, но Киндаити‑сэнсэй сказал про печатный текст из журналов…
И Эма вынул из кармана конверт из глянцевой бумаги. Перевернул его, потряс, и оттуда посыпались смятые обрывки почтовой бумаги. При виде наклеенных вырезок печатного текста у всех троих брови полезли вверх.
– Ну‑ка, ну‑ка…
Тодороку принял обрывки в ладони и пробежал глазами.
– Взгляните‑ка, сэнсэй!
Киндаити и Ямакава склонились над текстом. Прочитав, Киндаити принялся теребить свою шевелюру, сжав губы в трубочку, словно для игры на флейте. Это был его привычный жест в состоянии сильного возбуждения.
Белое и черное
в отеле «…со»
и в этом квартале
так белое или
Разумеется, по одним этим словам понять содержание невозможно. Но сама находка свидетельствовала о том, что Дзюнко была права: подобные письма порхали по всему кварталу.
– Эма‑кун, говоришь, это было в кровати под постельным бельем?
– Да. Кровать, как вы знаете, была аккуратно прибрана. Но раз уж пятно крови нашли, так я решил еще разок все тщательно обыскать. Вот и нашел. Оно прямо из‑под подушки вывалилось.
– И больше ничего?
– Пока только это.
– Нужно поискать еще тщательнее. А это беречь, – возможно, это важная улика. Причину вам потом Ямакава‑сан объяснит. И все же, сэнсэй…
– Да?
– Я что‑то никак в толк не возьму, «белое и черное» – это о чем?
– Может, «решай, виновен или нет»? – вставил свое слово Ямакава.
– И еще здесь про отель какой‑то, на «со» кончается. Пожалуй, маловато, чтоб установить.
– Этих отелей за последнее время видимо‑невидимо понастроили, а такими, чтоб на «со» кончались, просто числа нет. Вот если бы еще хоть какой‑нибудь признак был…
Тодороку с сожалением прищелкнул языком:
– И все‑таки, господин старший инспектор, если допустить, что обрывки попали в постель вчера вечером, значит, кто‑то вчера вечером эту постель застелил.
– Киндаити‑сэнсэй, тут еще кое‑что. – В разговор вступил стоявший рядом сыщик Эма. – Я про отпечатки пальцев. Ведь на ручке раздвижной перегородки должны были бы остаться отпечатки хозяйки, так? А найдены только тех двоих, что сейчас внизу, – приходящей помощницы Кавамуры Мацуэ и Тода Киёми. Причем обе они с утра искали хозяйку и неоднократно сюда заходили.
– То есть отпечатки пальцев хозяйки исчезли?
– Тот, кто вчера вечером уходил отсюда последним, стер их. Хозяйка делать бы этого не стала, поэтому можно предположить, что она покинула эту комнату уже трупом.
Похоже, все больше деталей свидетельствовало о том, что Катагири Цунэко была убита в своей комнате.
– Эй‑эй! – Молодой полицейский остановил Дзюнко у входа. – Незачем сюда понапрасну лезть. Не слышала, что ли, что с хозяйкой?
– Простите. Я ее ученица. А это Миямото Тамаки, швея, – представила она держащуюся около нее молоденькую девушку в ярко‑красном свитере. – Киндаити‑сэнсэй и господин старший инспектор Тодороку сейчас здесь, так ведь? Они непременно захотят задать мне вопросы.
– Ты что, знакома с господином старшим инспектором?
– Он всегда был со мной очень любезен.
– А‑а, ну тогда заходи.
– Ой, Дзюнко, у тебя есть знакомые среди полицейских?
– Не так много.
Дзюнко чуть усмехнулась, заметив округлившиеся глаза подруги.
Тамаки была примерно одного возраста с Киёми.