Из машины вышли двое полицейских и тут же скрылись в толпе. Источник волнений, очевидно, находился у стены корпуса 20, как раз напротив квартиры Дзюнко.
– Что произошло, сэнсэй?
– Давай‑ка пока отсюда посмотрим.
Киндаити опустил взгляд на свои часы, было уже два.
Один из полицейских выбрался из толпы и поспешно направился к машине. Сейчас будет связываться по рации с управлением.
– Сэнсэй, там действительно что‑то случилось!
– Видимо, да.
– Пойдемте взглянем?
– Лучше еще немного постоим здесь.
– А!
– Что такое?
– Сэнсэй, смотрите, вон там девушка вышла, та самая, которую мы встретили. Да на ней лица нет!
В самом деле, из толпы любопытствующих вынырнула фигурка в красно‑желтом свитере, и даже издали было заметно, что насчет лица Дзюнко права. Глаза у девушки были вытаращены, взгляд колючий. Двигалась она, неуверенно переставляя ноги, словно была крепко пьяна.
– Киёми‑тян! Киёми‑тян!
Дзюнко перегнулась через перила. Услышав ее крик, Киёми застыла как вкопанная и посмотрела на веранду.
Пустой, отсутствующий взгляд, подернутый чернотой. В нем плескался дикий страх.
– Киёми, что там случилось? Что, в конце концов, произошло?
Киёми остановилась напротив веранды. На ее лице вспыхнуло негодование.
– Дзюнко, ты давно дома?
– Я все время здесь была. Что там?
– Ты была здесь и не знаешь, из‑за чего крик? Ведь все произошло прямо перед твоими окнами!
– У меня же гость. Я поняла, что что‑то случилось, но… В чем дело, в конце концов? Что тебя так возмущает?
– Там человека убили!
– Человека убили?!
У Дзюнко перехватило дыхание. Она уставилась на Киёми, а потом вдруг вспыхнула:
– Слушай, а какое это имеет ко мне отношение? Почему ты на меня‑то набросилась?
– Еще бы, это же прямо напротив, а ты до сих пор ничего не знаешь! Не странно ли?
– Слушай, кого убили?
Киёми была моложе Дзюнко больше чем на десять лет, но сейчас, когда она стояла, прочно расставив свои ножки в обтягивающих слаксах, и яростно нападала на Дзюнко, в ней сквозила какая‑то недетская агрессивность.
– Спрашиваешь, кого? Брось прикидываться! Ишь, не знает она ничего! Убита мадам из «Одуванчика»! Правда, лица там не разберешь, но…
– Мадам из «Одуванчика»?!
Дзюнко вцепилась в перила, чтоб не рухнуть на пол.
Киндаити Коскэ, не проронив ни слова, внимательно наблюдал за маленькой фурией и Дзюнко.
Само по себе убийство не стало неожиданностью для Киндаити. А вот почему Дзюнко, услышав, что жертвой оказалась мадам из «Одуванчика», явно потеряла самообладание?
– Разве не ты вчера вся бледная от злости ворвалась в «Одуванчик» и закатила там сцену из‑за своего мужа? Не ты вцепилась в хозяйку? Между прочим, при этом Кавамура‑сан присутствовала! Да когда ты ушла, мадам вся тряслась с перепуга! А теперь труп ее валяется прямо напротив твоей квартиры – почему бы это?
– Ки… Киёми… Это правда? Мадам… убили?..
Дзюнко с трудом выталкивала из себя слова, они словно застревали где‑то глубоко в горле.
– Пойди да взгляни, правда или вранье! Лица‑то не разобрать, а вот одежду ее ты прекрасно знаешь!
Выпалив последнюю фразу, Киёми передернула плечиками и тронулась было с места, но тут с веранды ее окликнул Киндаити:
– Минутку! Что значит – «лица не разобрать»?
– Сами сходите и взгляните – вот и поймете. А я ни смотреть, ни расспрашивать про такой кошмар не стала.
Она метнула быстрый взгляд в сторону корпуса 20 и чуть не бегом скрылась за утлом дома.
Она метнула быстрый взгляд в сторону корпуса 20 и чуть не бегом скрылась за утлом дома.
– Дзюнко, кто это – мадам из «Одуванчика»?
– Хозяйка ателье.
– Ты вчера вечером была у нее и поскандалила?
– Ага…
На висках у Дзюнко проступил холодный пот.
– Ты ругалась из‑за мужа?
– Да, но… я ошибалась.
– Как это – ошибалась?
– Ну‑у…
Язык вдруг перестал ее слушаться.
– Дзюнко, у вас был любовный треугольник?
– Ни… ничего подобного.
– А почему ты тогда примчалась в «Одуванчик»?
В ответном взгляде Дзюнко была некоторая враждебность.
– Людям иногда случается делать абсолютно нелепые выводы. Я неправильно истолковала слова мужа. Он просто часто говорил про мадам – мол, красивая, красивая… Вот и…
– Что ж, пойдем сходим.
– Куда?
– Посмотрим на труп.
– Но ведь… я…
– Послушай, Дзюнко! Ты сейчас в очень опасном положении. Киёми тебя обвинила, так? Сказала, что в смерти мадам виновата ты. И если ты будешь продолжать делать вид, будто ничего не знаешь, подозрения только усугубятся, это точно. К тому же, – тут Киндаити заговорил жестче, – в душе у тебя бушуют подозрения, что убийство как‑то связано с теми письмами. На твоем лице это написано совершенно явственно.
– Сэнсэй, а действительно…
– Пойдем.
– Только вместе с вами.
Дзюнко торопливо накинула на плечи жакет, а Киндаити тем временем положил письмо в конверт и спрятал его в карман. При этом от него не ускользнуло, что на лице Дзюнко мелькнула досада.
К месту происшествия продолжали сбегаться жители квартала. Киндаити Коскэ вновь пришла в голову мысль: какие разные судьбы собраны здесь!
Он объяснился с полицейским. Сказал, что сопровождающая его женщина, возможно, знает убитую, и их провели к месту, где лежало тело.
Ни прежде, ни потом он не сталкивался ни с чем подобным.
Спустя час Киндаити вместе с примчавшимся из полицейского управления старшим инспектором Тодороку снова разглядывал труп женщины, находившийся в самом диковинном состоянии, которое только возможно себе представить.
Не знакомый с жизнью этого квартала, Киндаити сначала просто не сообразил, в чем дело. Только с помощью Дзюнко, он наконец понял, для чего служит сооружение, в котором обнаружили тело убитой.
Оказалось, это мусоросборник. Именно сюда жители всех пяти этажей выбрасывают мусор.
На северном фасаде корпуса 20 располагалось пять подъездов. В каждом из них наверх зигзагом шла лестница, на каждом этаже по обе ее стороны находилось по пять квартир. Таким образом, на этаже проживало десять семей.
Мусоросборники размещались между подъездами, мусор туда выбрасывали и слева, и справа, а потому находившийся внизу контейнер был довольно приличных размеров. Это было прочное цементное сооружение высотой в метр и примерно такой же ширины и глубины. Наверх к пятому этажу от него шла труба, тоже цементная, с вертикальным отверстием, по которому мусор с каждого этажа попадал вниз.
В уже отстроенных домах мусоросборник закрывался железной дверью, но корпус 20 еще доделывался, потому такой двери здесь не было.
В мусоросборнике навзничь, головой к дальней стене, лежало тело женщины.
Полы ее светло‑лиловой рабочей куртки из тафты раскинулись в стороны, под ней виднелась юбка из джерси темно‑фиолетового цвета с узором из более светлых листьев.
Из‑под куртки высовывались ноги в таких же бледно‑лиловых туфлях на невысоком каблуке, украшенных пряжками с блестками.