.. Я обещаютебе
поговорить с Бурцевым, Севушка,но не связывайсебянакрепко с теми,кто
играет азартную игру во власть...
--Предложение?--сухо спросилон отца.Какже мы умеемобижать
максималистским тоном, как же безжалостны мы в вопросах, на которые нет и не
может быть однозначных ответов...
Отец тогда посмотрел на него с укором:
-- Думать,Севушка,думать...Ты прав, мыс МартовымиПлехановым
болеемтрадиционной болезнью -- споры, поиск оптимального пути, составление
резолюций, просчет вероятии, боязнь крутых решений... Все верно,сынок,на
томы ирусские, но примет линародзападноевропейскую модель революции,
которую столь решительно предлагают Ленин и Троцкий? Об этом ты думал?
...Когда человекпринесуху, Исаевсобрал себя, былготов к работе:
натужно сблевав в миску, он оттолкнул ее, отвалился на спину, застонал:
-- Воды-ы-ы... Умираю... Скорей...
Он перешел на русский; да, я у своих, "т/х Куйбышев", но свой ли я этим
своим?!
А если я им не свой, значит, пришло время работать.
Человек, испуганноглянувна Штирлица, прогрохотал по лестнице своими
громадными бутсами, и, когда онубежал, а несъеденная уха со снотворным или
какой иной гадостью, медленно зыбясьнаметаллическомполу, стекла в угол
отсека, -- в такт работе машин, -- Исаев расслабился и сказал себе:времени
тебе отпущенонемного,начинай готовитьсяк тому, во что ты запрещал себе
верить,--какможноверить перебежчикамвродеБажанова,Кривйц-кого,
Раскольникова?!
А ты,спросилон себя,ты, которыйбыл весь Октябрь в Смольном,ты
искренневерил тому, что писали о нас в конце тридцатых? Нет,ты не верил,
ответилон себе со страхом,ноты считал,чтодома происходят процессы,
подобные тем,что-сотрясалиреспубликанский Конвент Франции,--Марат,
Дантон,Робеспьер... А кем ты считал Сталина? РобеспьеромилиНаполеоном?
Отвечай, приказал онсебе, ты обязанответить, ибо врачевать,не поставив
диагноз,преступно...ПочемуАнтонов-Овсеенко тогда, вИспании, во время
последней встречи,смотрел на тебя с такойплачущей, бессловеснойтоской?
Почемуон неответилни наодинтвойвопрос, а сказал лишь дваслова:
"приказано выжить"? Почему он запретил тебевозвращатьсядомой? Почемуон
повторял, как заклинание: "Главное -- победить здесь фашистов..."
А почему ты отказался вернуться в Москву, когда тебя наконец вызвали --
накануне войны?!Только ли потому, что ты считал невозможным бросить работу
против нацизма?
Ты боялся,призналсяон себе, ты попросту боялся, потомучто все те,
когоначиная с тридцатьседьмоговызываливМоскву,исчезлинавсегда,
бесследно, словно канули в воду...
Ты спряталсяза спасительное антоновское "приказановыжить", ты решил
ждать... Сын своего отца -- ожидание никогда не приводитк победе.
.. Сын своего отца -- ожидание никогда не приводитк победе... Точнее
-- "одноожидание"...Не надо так категоричноотвергатьвеликоепонятие
ждать...Ждут все: и Галилей втюрьме инквизиции, ипалач, готовящийсяк
казниПеровской,иСтаниславский,выходящий нагенеральную репетицию, и
тиран,замысливший термидор, и революционер, точночувствующий туминуту,
когданеобходимовыступить открыто ибескомпромиссно. Ты успокаивалсебя
придуманной самозащитой: крушениегитлеризма неминуемо поведет кизменению
морального климата дома...
Не ускользай от самого себя, приказал он себе.Ответь раз инавсегда:
ты верил, чтоКаменев, Бухарин, Рыков, Радек, Кедров, Уншлихт--шпионы и
враги?
Ты никогда не верил в это, сказал он себе и почувствовалосвобождающее
облегчение. Но тогда отчего же ты продолжал служить тем, кто уничтожил твоих
друзей? За что мне такая мука, подумал он. Почему только сейчас, у своих, ты
должен исповедоватьсяпередсамим собой?!Это неисповедь, апытка, это
страшнее любойпыткиМюллера,потому чтоонбыл врагом,а моихдрузей
убивали мои же друзья...
Он вспомнилих маленькую квартиркувБерне, вечер, отца возле лампы,
книгу,которуюондержалнасвоейбольшойладони--нежно,как
новорожденного;вспомнилегоголос,а извсех отцовских фраз, которые и
поныне звучалив нем;'--особеннотрагичные:"Отчесвятый,-- говорили
недовольные Годуновым патриарху Иову, -- зачем молчишь ты, видя все это?" Но
чем могло кончиться столкновение патриарха с царем? И патриарх молчал; "Видя
семена лукавствия, сеямыя в виноградеХристовом, делателе изнемог и, только
господу Богу единому взирая, ниву ту недобруя обливал слезами..."
А потом отец читал онекоем человеке князя Шесту-нова по имени Воинко,
который донеснасвоего, барина, и заэтоему сказали царское жалованное
словоиотбла-' годарили поместьем. "И поощрениеэто произвело страшное
действие:боярскиелюдиначалиумышлятьвсяконадсвоимбарином,и,
сговорившисьчеловекпо пяти-шести,один шел доносить, а других ставилв
свидетели;тех желюдейбоярских, что не хотелидуши свои губить, мучили
пытками и огнемжгли, языкирезали и по тюрьмам сажали,. а доносчиков царь
Борис жаловал своимвеликим жалованием, иным давал поместья,а иным-- из
казны -- деньги. И от таких доносов в царствебылабольшая смута: доносили
друг надругапопы, чернецы,пономари, просвирни, дажеженыдоносили на
мужей своих, адети -- наотцов, так что от такого ужаса мужья таилисьот
жен своих,и в этихдоносах много крови проливалось неповинной,многие от
пыток померли, других казнили, иных по тюрьмам рассылали"...
Отецтогдаоторвалсяоткниги,внимательнопосмотрелнасынаи
заключил: "Борисне мог проникнуться величиемцарского сана и "счерпнуть в
нем источникспокойствияимилости.