Природа мудро поступила с женщинами, дав имочистительныециклы,и
наверно поэтому одинокиеженщинымогутобходитьсябезмужчингодами,
сохраняя ровный характер, душевный покой и даже искреннюю веселостьдуха.
Не так с мужчинами. Только женщина может очистить нас от душевныхшлаков,
усталости, нервного раздражения и злости. И вот Моряна - такязвалпро
себя мою морскую любовницу - стала тогда моим катарсисом,возвращениемк
жизни, она извлекла,выпила,растворилавсебеигоречьуниженияв
бакинскоймилиции,итрезвоепониманиебессилияпередсистемой,и
отвращение к самому себе и своей профессии. Все ушло. На третий день наших
любовныхиморскихутехясновабылнасмешливо-иронично-столичный
супержурналист, а на пятый я уже бил копытом,какзастоявшийсярысакв
стойле. Ни море, ни подводная охота,нишестнадцатилетняялюбовницане
утоляли моего нового приступа - действовать, куда-то лететь, ехать, что-то
писать и публиковать, короче - самоутверждаться. Лежа рядом с Морянойили
ныряя за ней в темно-холодную глубину подводных скал, я уже думал не о ней
и не об очередной стае серебристойкефали,котораяметнуласьвдали,я
думал о той единственно возможной форме мести, на которуюямогупойти,
чтобсквитатьсясбакинскоймилицией.Ясам,своимижурналистскими
методами, выйду на бакинскихнаркоманов,ачерезних-наторговцев
наркотиками - и напишу обэтомдетективнуюповесть,итамбудетвсе
правда, кроме имен и еще кое-каких деталей. И первойглавойбудеточерк
для "Комсомолки" о будничной жизни молодыхбакинскихнаркоманов,этоя
опишу подробно, в деталях, с утра до ночи -жизнькомпанииСашкиШаха,
Мосола, Фулевого и им подобных. Я уже видел этот очерк, я чувствовалего,
как хорошая ищейка чуетиздалижирнуюдичь.Толькомненужносамому
увидеть то, что рассказали мненочьюСашкаШахиФулевый,увидетьи
описать, как пятнадцатилетние мальчишки, шпана, с утра выходят на работу -
на всех трамвайных маршрутах, навокзалах,рынкахимагазинах.Воруют
кошельки, снимают часы, срезают сумочки,аповечерамграбятодиноких
прохожих на темных улицах, все это с одной целью - купитьнаэтиденьги
наркотики. Я должен описать, как они курят гашиш, колются опиумом на своих
"горках" и ловят "кайф".
Никто и никогда в советскойжурналистикенеделалэтого,ябуду
первый, я - сделаю! Это как раз для нашеймолодежнойгазеты-очерко
пятнадцатилетних наркоманах,иэтобудетударныйматериал,сенсация,
фитиль всем газетам.
На шестой день я просто не приехал на Рыбачий остров. Сновамолодой,
самоуверенный и упрямый, я вернулся к "нормальной" жизни, на еебакинское
дно - через адресный стол я легко нашел домашнийадресителефонСашки
Романова. Я позвонил его матери, терзаясь, что не сделал этого раньше и не
знаю, где он сейчас: все еще в тюрьме, или - на свободе.
Я позвонил его матери, терзаясь, что не сделал этого раньше и не
знаю, где он сейчас: все еще в тюрьме, или - на свободе.
Саша сам взял трубку - в его деле все произошло так, какописывалв
камере Фулевый: его освободили "за недостаточностью улик". Быстро,вдве
минуты, мы договорились овстреченаприморскомбульваре,углавного
входа, и при этом Саша спросил:
- А можно я буду с Линой?
Вмоипланыневходилопосвящатькакую-тодевчонкувсвои
журналистские предприятия, но тут мнебылоинтересновзглянутьнату,
которая в минуту отучила Сашку от наркотиков, да и вообще - она тоже могла
стать персонажем моего очерка.
Они появились на бульваре, держась за руки, как дети, или точнее, как
два существа, открывших друг друга, словно новую планету. Это былоименно
так - Сашка Шах, крепкий,загорелый,вспортивнойрубашкеиодесских
джинсах, и Лина - худенькое синеглазое существоскегельныминожкамии
вольно распущенными по плечам льняными волосами - даже гуляясомнойпо
приморскомубульвару,средилюдейидетскихколясок,дажев
кафе-мороженом, где мы сидели в тесноте и в тени под парусиновым тентом, -
всюду они все равно были вдвоем, тольковдвоем,будтоотгородившисьот
мира биополем своей влюбленности.
В таком состоянии о чем было разговаривать с ними?
Сашка ничего не понимал, ничего не слышал, иврядлибылспособен
что-то понять. Все же я спровоцировал ситуацию, чтобы мыснимхотьна
пару минутосталисьодни,-яуговорилЛинупокататьсянадетской
карусели, и пока она кружилась вместе с пятилетними детьми, я в две минуты
об®яснил Сашке свою идею - внедриться в среду наркоманов, провести сними
несколько дней,покурить,поигратьвкарты,дажепринятьучастиев
каком-нибудь воровстве или краже, чтобы затем ясмогсделатьочеркдля
"Комсомолки". Однако на Сашку это не произвело впечатления. Он былсловно
в другом измерении, он расстался с блатным миром иперешелвдругой,и
все, чего я добился от него, было обещание помочь мне вэтомпредприятии
только "когда Лина уедет".
- А когда она уедет?
- Через три дня.
- А где она живет? Все еще у тебя?
- Нет. У тети.
- Значит, ты не все время с ней? Когда она утети,тыбымогмне
помочь.
- Нет, извините, я прямо с утра еду на Баилов, к ней... - при этом на
протяжении всего разговора он смотрел только на нее, провожая ееглазами,
когда она укатывала на карусели, и махая ей рукой,когдаонапоявлялась
снова. Я понял, что тут каши несваришь,чтосэтимвлюбленнымШахом
говорить бесполезно. Все-таки любовь отупляет, прямо скажем.
- Ладно, - сказал я, чтобы сменить тему. - А гдеФулевый?ї-Его
должны были пару дней назад этапировать в Сибирь, по старому делу.