– Он умер около десяти лет назад, – ответил Брунетти.
– А я и не знала.
– Его племянник, который работает на Мурано, сказал мне об этом. Рак.
– Мне очень жаль, – расстроилась Паола. – Он был хорошим человеком.
– Да. И он, конечно же, не заламывал цену.
– Мне кажется, он проникся симпатией к молодоженам. – При этих воспоминаниях ее лицо озарила улыбка. – Особенно к молодоженам с ребенком «на подходе».
– Ты считаешь, это повлияло на цену? – спросил Брунетти.
– Я всегда так считала, – сказала Паола. – Он был человек не по‑венециански честный и способный на благородные поступки. – И тут же добавила: – Не может быть, чтобы по его вине снесли нашу квартиру!
– А тебе не кажется, что происходящее смеху подобно? – спросил Брунетти.
– Ты работаешь на благо этого города двадцать лет, так ведь? И уж ты‑то должен знать, что тот факт, что какие‑то вещи выглядят смешными, никого никогда не останавливал.
Поморщившись, Брунетти вынужден был согласиться. Он вспомнил знакомого продавца, который сказал ему, что, если покупатель прикоснулся к фруктам или овощам на витрине, продавец подвергается штрафу в полмиллиона лир. Смешно? Абсурдно? Но это так.
Паола уселась в кресле поудобнее и с наслаждением вытянула ноги.
– И что же мне делать, звонить отцу? – спросила она.
Брунетти знал, что этот вопрос прозвучит, и обрадовался, что он был задан так скоро. Граф Орацио Фальер, один из самых богатых людей в городе, мог легко разрешить дурацкую ситуацию с помощью единственного телефонного звонка или вскользь брошенной за ужином фразы.
– Нет. Думаю, мне следует заняться этим самому, – сказал он, делая акцент на последнем слове.
Ни ему, ни Паоле даже и в голову не пришло, что можно было бы пойти официальным путем: выяснить названия соответствующих учреждений, имена чиновников и затем обратиться в нужные инстанции. Они не имели ни малейшего представления о бюрократической процедуре, посредством которой могли бы уладить этот вопрос. Веками венецианцы попросту игнорировали подобные формальности, прекрасно понимая, что единственный способ решить проблему – это использовать наработанные или случайные, возникающие на протяжении всей жизни связи – conoscienze, как называют их в Венеции: знакомства, дружбу, контакты и должников. Такой метод решения проблем заложен в национальной традиции, помноженной на вековое взяточничество, византийскую предрасположенность к тайнам и свойственную венецианцам ленивую апатию.
Не обращая внимания на его реплику, Паола продолжала:
– Я уверена, он мог бы все уладить.
Брунетти моментально отреагировал:
– А как же идеалы шестьдесят восьмого года? Они сейчас нужны тебе, как прошлогодний снег?
Насторожившись, Паола резко спросила:
– Что ты имеешь в виду?
Он посмотрел на нее: голова решительно откинута назад, на лице читается выражение готовности к любым испытаниям и провокациям – и понял, какой грозной она может быть в студенческой аудитории.
– Я имею в виду, что мы должны верить в политику левых, социальную справедливость и равенство всех перед законом.
– И что же?
– А наша первая мысль – пролезть без очереди.
– Не стоит говорить о «нас», Гвидо, – нахмурилась Паола. – Эта мысль пришла в голову только мне. – Она помолчала секунду. – А ты, как я вижу, сохранил свои идеалы в неприкосновенности.
– Ты думаешь? – спросил он с некоторой долей сарказма, но без всякого раздражения.
– Я думаю, что мы были глупцами, когда на протяжении десятилетий тешили себя надеждами на лучшее общество и носились со своей идиотской верой в то, что эта отвратительная политическая система и столь же отвратительные политиканы что‑нибудь изменят в этой стране и сделают ее раем на земле. – Она, не отрываясь, пристально смотрела на него. – Знаешь, я больше ни во что это не верю. Нет у меня ни веры, ни надежды.
Отвечая, он заглянул ей в глаза и разглядел в них глубокую усталость. И все же не смог скрыть негодования – в таких случаях ему это никогда не удавалось.
– Иными словами, в трудных ситуациях ты обращаешься к своему отцу с его миллионами, связями и властью, которые он всегда держит наготове, как обыкновенный человек вроде меня – в карманах деньги на мелкие расходы?
– Все, что я пытаюсь сделать, – начала она примирительным тоном, пытаясь разрядить обстановку, пока не стало поздно, – это сэкономить нам время и силы. Если мы попробуем сделать все по правилам, то окажемся в мире кафкианского «Замка»: мы превратим свою жизнь в ад, пытаясь найти нужные бумаги, и обязательно столкнемся с еще и еще одним мелким бюрократом вроде синьора Росси, который скажет нам, что все не так и это не те документы, и нам придется ходить по бесконечным коридорам, пока мы оба совсем не спятим.
Ей показалось, что Брунетти постепенно приходит к мысли, что она права, и Паола с особой убедительностью договорила:
– И поэтому если я имею возможность попросить своего отца помочь нам, то почему бы не сделать это? Ведь у меня нет терпения и сил решить этот вопрос каким‑то другим способом!
– А если я скажу тебе, что предпочитаю сделать это сам, без его помощи? – все же не согласился с ней Брунетти. – Это наша квартира, Паола, а не его.
– Ты хочешь сказать, что собираешься пойти по официальному пути или… – Тут ее голос стал просто бархатным: –…сделать это с помощью своих близких друзей и собственных связей?
Брунетти улыбнулся – верный признак того, что мир восстановлен:
– Именно это я и хочу сказать.
– Ну, – сказала она, улыбаясь в ответ, – это меняет дело. – К кому обратишься? – спросила она, выходя из комнаты и думая о своем отце.
– К Ралло из Комиссии по изящным искусствам.
– К тому, чей сын продает наркотики?
– Продавал, – поправил Брунетти.
– Он тебе чем‑то обязан?
– Да, я оказал ему услугу.
Брунетти не захотел вдаваться в детали.
Паола довольствовалась этим и лишь спросила:
– Но при чем здесь Комиссия по изящным искусствам? Разве наш этаж не был построен после войны?
– Именно так и сказал нам Баттистини. Но нижние этажи считаются памятником архитектуры, и это, возможно, добавит нам трудностей.
– Да уж, – согласилась Паола. – А еще к кому ты можешь обратиться?
– Кузен Вьянелло – архитектор, работает в Коммунальном отделе, если не ошибаюсь, там, где выдают разрешения на строительство. Поручу Вьянелло, чтобы он попросил братца поразмыслить, чем он может помочь.
Какое‑то время они сидели и вспоминали имена тех, кому они в прошлом оказывали помощь, сейчас это могло пригодиться. Был уже почти полдень, когда они составили список потенциальных помощников и пришли к согласию по поводу степени их полезности. После чего Брунетти спросил:
– А у тебя готов moeche?
Тут по привычке, выработанной за десятилетия брака, она обратилась к невидимому слушателю, который всегда разделял ее негодование, когда она бывала возмущена супругом:
– Нет, вы это слышали? Нам грозит потеря дома, а единственное, о чем он думает, это вареные крабы с мягким панцирем.