Ты силен духом, мир тебя не одолеет. Неси людям убеждение, что дух сильнее плоти, что разум выше скотства, что
духовность и наука важнее красивых вещей и сытной пищи...
Александр при слове «наука» вздрогнул, и старик это заметил. У юноши были свои причины, но Геннадий Иванович истолковал его чувства по-
своему.
— Да,сказал он убежденно,наука и культура! Было время, когда наукой занимались только при монастырях. Многие важнейшие открытия до недавнего
времени сделаны монахами. В монастыре Коперник создал свое учение, Кампанелла писал книги, Паскаль занимался математикой и философией... Но
сейчас, когда образование и развитие общей культуры победоносно идут по странам, когда заниматься наукой стало модным, а короли дают на
лаборатории и печатанье книг деньги, иди в мир, отрок! Там возможностей больше. И помни: дух силен, плоть немощна.
Он встал и торжественно перекрестил юношу. Александр почтительно наклонил голову, принимая благословение.
— Спасибо, Геннадий Иванович!
— И последнее, что скажу,сказал старик негромко.Избегай уходить из мира... не уходя из него внешне.
Засядько вскинул брови:
— А... как это?
— Сейчас многие умные люди хотят улучшить мир. Но все хотят по-своему. Каждый убежден, что прав именно он... а это опасно. Вообще на свете
нет ничего опаснее!
— Почему?
— Даже умные люди не все... добрые. Да и добрые могут наделать много зла, когда сочтут неверный путь за верный. А ошибиться легко, ибо что
можно наверняка сказать о дороге, что уходит за горизонт?
Он сказал настороженно:
— Геннадий Иванович, я не все понимаю, о чем вы говорите.
— Я говорю об иезуитах, масонах, хлыстах, армагеддонистах, мафусаилистах, скопцах... многих других, которые спешат объявить, что только они
знают как построить царство небесное на земле! Не спеши к ним присоединяться. Ты горяч, можешь увлечься. Посмотри раз, посмотри другой. А на
третий раз можешь увидеть то, что они сами не замечают в себе.
— Обещаю,сказал Александр твердо.
Мир не настолько велик, подумал он, чтобы я его не взял в кулак, как созревший орех. Но нужен сильный дух, дабы идти по нему, а не стоять...
А плоть он уже укрепил!
Часом позже Засядько, задумавшись, шел по бульвару. Вспомнился разговор с Кенигом. Что придется несладко, знал и сам. Выходец из бедной
провинциальной семьи не мог рассчитывать на хорошую должность. Он и дворянином стал лишь благодаря указу, приравнявшему украинскую старшину к
российскому дворянству. Но указ указом, однако царские чиновники проводят свою политику.
Все-таки он не дворянин, тем более — не потомственный, не столбовой, и хотя к ним приравнен, но доказывать боярским сынкам приходится
кулаками. Пока что кулаками.
Вдруг кто-то свирепо рявкнул:
— Подпоручик Засядько!
Александр щелкнул каблуками и мгновенно вытянулся. За спиной весело засмеялись. Засядько оглянулся и тоже улыбнулся. К нему подходили два
друга по корпусу — Балабуха и Быховский. На мундирах у обоих сверкали значки прапорщиков. Лицо Быховского сияло: он искусно подражал голосам
старших офицеров и часто пользовался своим умением. Мог говорить самым низким басом, как директор училища князь Дранде, и писклявым дискантом,
как преподаватель словесности Богомолов. А сам был хрупким и легким, словно мотылек.
А сам был хрупким и легким, словно мотылек.
— Что-о новенького? — спросил Балабуха, растягивая слова.Как сдал?
В отличие от Быховского это был широкоплечий, мускулистый крепыш, с кирпично-красным, будто налитым солнцем, лицом, огненно-рыжими волосами,
коричневыми веснушками вокруг носа. Глаза у него были ясно голубые, странное сочетание, но в этих краях нежданно-негаданно пробуждается то кровь
скифов, то берендеев, то исчезнувшей чуди, то вообще странных людей, населявших земли чуть ли не до потопа. Руки у Балабухи были короткие,
толстые и заканчивались увесистыми кулаками.
Александр молча достал свидетельство. Друзья одновременно склонили головы и больно стукнулись лбами. Быховский сморщился и преувеличенно
скорбно потер ушибленное место, он-де не такой твердоголовый, а Балабуха принялся читать вслух:
— «...Науку инженерную и артиллерийскую знает превосходно, по-французски говорит и переводит весьма изрядно, по-латыни разумеет, а в гистории
и географии хорошее начало имеет...»* — Счастливчик! — заметил Быховский.Нам бы такие.
— Ничего,утешил товарища Балабуха.Мы еще себя покажем.
— Покажем,огрызнулся Быховский.С гатчинцами?
Настроение у всех троих сразу же испортилось. Они пошли дальше молча. Уже год, как умерла императрица Екатерина II, и положение в военном
деле сразу же ухудшилось. Несмотря на женскую ограниченность или благодаря ей, императрица имела смелость признавать собственную
некомпетентность в ряде вопросов и полагаться на людей более сведущих. В военном искусстве она не стесняла инициативы полководцев —
фельдмаршалов Румянцева, Потемкина, Суворова. В результате ее политики русские войска одержали ряд блестящих побед над турками и значительно
расширили владения Российской империи на юге.
Зато сменивший ее император Павел... Армия по его приказу одела зауженные немецкие мундиры, солдаты обязаны были носить парики с косичками и
буклями. Широкий славянский шаг был сокращен по прусскому образцу. За нарушение строя каждого ждала жестокая кара, а то и смерть под
шпицрутенами. Парады стали проводиться ежедневно и нагоняли ужас как на солдат, так и на офицеров.
— Туго нам придется,проговорил Балабуха озабоченно.Солдата в случае нарушения ружейного приема ждет кара, а нас — Сибирь. Теперь на парадах
солдаты обязаны появляться в длинных темно-зеленых мундирах с красными обшлагами, в длиннющих суконных гетрах и тупоносых ботинках. Сам видел
новую форму, клянусь! Да, забыл, еще в белых штанах! Представляете? На голове у каждого сверкает начищенный кивер, из-под него выглядывают
букли, а сзади торчит косичка. Я слышал, что для того, чтобы содержать в порядке парики и кивера, приходится вставать ночью, вдобавок начищать
две дюжины блях и пряжек!
— Суворов, говорят, сказал: «Пудра не порох, букли не пушка, коса не тесак, а я не немец, а чистый русак».
— Здорово! — восхитился Быховский.
— Здорово, да не очень,возразил всезнающий Балабуха.Император вчера дал фельдмаршалу отставку, лишил чинов и сослал в родное имение
Кончанское под надзор полицейского чиновника.
Засядько попробовал утешить приунывших друзей:
— Ничего... Парады парадами, а как дойдет дело до войны, то куда вся эта мишура и денется. Что ни говори, а пудра и в самом деле не порох. А
коса не тесак.
— Дай бог нашему теленку да вашего волка съесть,недовольно буркнул Балабуха.