Зейтуну было больно и неловко смотреть, как она приходит в себя. Никому не пожелаешь оказаться в такой унизительной ситуации, да еще в таком возрасте.
Зейтун вернулся в каноэ. Фрэнк, улыбаясь и качая головой, протянул ему с катера руку и сказал:
- Да-а, это надо было видеть…
Зейтун пожал ему руку и улыбнулся.
Мужчины в катере молча ждали, пока женщина сама не решит, что пора трогаться. Они понимали, как невыносимо тяжело смотреть на свой дом в таком плачевном состоянии. В ее-то возрасте, когда на восстановление уйдет не один год… вряд ли у нее получится сюда вернуться. Мужчины тактично ее не торопили. Наконец, она кивнула, и "караван" отчалил. Катер тащил за собой на буксире каноэ, в котором сидел мокрый обессиленный Зейтун.
Фрэнк показывал дорогу к дому с белым флагом. По пути туда они услышали крики о помощи. Другая пара, муж и жена лет семидесяти, махали руками из окна второго этажа.
- Вы готовы эвакуироваться? - спросил Фрэнк.
- Давно, - ответил мужчина в окне.
Молодые рыбаки подвели катер прямо под окно, и супруги, еще крепкие и энергичные, сами спустились на палубу.
Наконец катер с шестерыми людьми на борту прибыл к дому с белым флагом. Хозяева дома присоединились к ним - теперь на борту находились уже восемь человек. Рыбаки видели пункт экстренной медицинской помощи на пересечении Наполеон-авеню и Сент-Чарлз-авеню и пообещали отвезти всех спасенных туда. Пришло время расставаться с новыми знакомыми. Фрэнк, попрощавшись, пересел в каноэ.
- Удачи вам, - сказал один из молодых людей.
- И вам, - сказал Зейтун.
Они разъехались, так и не узнав имен друг друга.
Между тем в Батон-Руже Кейти, стараясь убить время, снова каталась с детьми по городу. Чтобы отвлечься от новостей, которые с каждым часом становились все ужаснее, она периодически останавливалась у еще открытых магазинов и ресторанов. Зейтун, пока накануне вечером его телефон окончательно не отрубился, не проявлял признаков беспокойства. Но за прошедший день обстановка в городе ухудшилась. Кейти слышала, что, по непроверенным, правда, данным, участились случаи насилия, усилился хаос, погибли тысячи людей. Что там делает ее ненормальный муж? Несколько раз Кейти пыталась дозвониться до него в надежде, что ему каким-то образом удалось зарядить мобильник. Звонила она и на домашний номер: вдруг произошло чудо, вода спала, а проводка не повредилась? В ответ - гробовая тишина. Связи не было.
По радио передавали, что в Новый Орлеан направляют дополнительные десять тысяч солдат Национальной гвардии; треть из них займется поддержанием порядка. Со всей страны - из Западной Вирджинии, Юты, Нью-Мексико, Миссури - в город стягивалась еще двадцать одна тысяча военных. Как может ее муж сохранять спокойствие, когда армию подняли по тревоге?
Кейти выключила радио и снова попыталась дозвониться Зейтуну. Ничего. Она понимала, что волноваться рано, но в голове у нее роились черные мысли. Если нельзя связаться с мужем, можно ли быть уверенной, что с ним все в порядке? Откуда ей знать, жив он, ранен или уже мертв?! Или она себя накручивает? Может, он вне опасности. Ветер стих, осталась одна вода, неподвижная вода. И войска скоро туда прибудут. Не стоит тревожиться.
Вернувшись в дом брата, Кейти столкнулась с матерью. Та привезла лед. Мать поздоровалась с детьми и повернулась к Кейти.
- Почему бы тебе не снять это с головы и расслабиться? - спросила она, указывая на хиджаб. - Зейтуна тут нет. Побудь сама собой.
Кейти промолчала, хотя ее так и подмывало высказать матери все, что у нее накипело; вместо этого она принялась собираться, вымещая зло на разбросанных по комнатам вещах. Она увезет детей в мотель, в ночлежку, да куда угодно! Хоть в Аризону. В Батон-Руже не задалось. Ко всему прочему, она не знала, где сейчас Зейтун. Зачем он настоял на своем и остался в городе? По правде говоря, с его стороны это жестоко. Зейтун хочет быть уверен, что его семья в безопасности, а сам заставляет Кейти, свою жену, волноваться за его судьбу. Она дала себе слово, что при первой же возможности убедит его уехать из города. Какая разница, почему он захотел остаться! Пусть забудет про дома и имущество, его жизнь дороже.
А Зейтун у себя в Новом Орлеане был полон сил и энергии… Никогда еще он не чувствовал себя таким востребованным. В первый же день помог спасти жизнь пяти старикам в затопленном городе! Теперь-то ему понятно, ради чего он остался. Решение не уезжать было продиктовано какой-то высшей силой. Он здесь нужен.
Следующая остановка - принадлежащий Зейтунам двухэтажный дом по адресу Клэборн-авеню, 5010. Они с Кейти владели этим домом пять лет. Обычно в нем проживало от четырех до шести арендаторов.
Подплыв к дому, Фрэнк и Зейтун увидели сидящего на веранде с бутылкой пива в руке одного из своих жильцов, Тодда Гамбино. Тодд, крепкий малый лет под сорок, снимал у них квартиру все пять лет. Он работал механиком в автомастерской сети "Спиди Ойл Чейндж" и подрабатывал в аэропорту, развозя задержавшийся в пути багаж. Тодд был хорошим жильцом, всегда вовремя платил, никаких проблем не создавал.
Увидев подплывающего к дому Зейтуна, Тодд встал и уставился на него, не веря своим глазам. Спросил:
- Что ты тут делаешь?
- Ты серьезно? Заскочил поглядеть на дом, - ответил Зейтун и невольно усмехнулся, понимая, как нелепо это звучит. - Узнать, как ты.
Тодд не мог оправиться от изумления.
Зейтун с Фрэнком выбрались из каноэ и привязали его к веранде. Какое счастье снова почувствовать твердую почву у себя под ногами!
Тодд предложил им пива, Зейтун отказался и вошел в дом, а Фрэнк взял бутылку и уселся на ступеньках крыльца.
Тодд занимал квартиру на первом этаже; все свои вещи он перетащил на второй этаж. Комнаты и коридор были заставлены мебелью: стулья и столики громоздились на столах и диванах, спасенные от наводнения электронные приборы перекочевали на обеденный стол. Выглядело это так, будто кто-то в спешке выставил на продажу свое имущество.
Зейтун осмотрел дом: ущерб был, конечно, большой, но нельзя сказать, что непоправимый. Подвал затопило полностью, пользоваться им в ближайшее время не получится. А вот первый и второй этажи не сильно пострадали, что Зейтуна порадовало. Повсюду было полно грязи, ила - в основном, с башмаков Тодда, который, перетаскивая вещи, то и дело бегал из дома на улицу и обратно. В целом, все могло быть значительно хуже.
От Тодда Зейтун узнал, что вода не дошла до распределительной коробки и стационарный телефон в доме продолжает работать. И сразу же позвонил Кейти на мобильный.
- Алло, это я.
Кейти чуть не закричала от радости - только сейчас она поняла, как за него беспокоилась.
- Альхам-дулил-лах, - сказала она, что по арабски означает "Хвала Аллаху". И добавила: - Уезжай немедленно.
Зейтун сказал, что никуда не поедет. Рассказал про плававшую в прихожей женщину в раздувшемся платье: как спасал ее при помощи лестницы. Рассказал про рыбаков, Фрэнка и две пожилые пары. Он так быстро говорил, что даже рассмешил Кейти.
- И все-таки, когда ты собираешься уезжать? - спросила она.
- Да не собираюсь я никуда уезжать, - ответил Зейтун и попытался объяснить: ну, предположим, уедет он в Батон-Руж - и чем ему заниматься в доме, где одни женщины? Бить баклуши? Пялиться в телевизор, есть и волноваться издалека? Оставаясь в городе, он может отслеживать ситуацию, может оказывать какую-то помощь. Зейтун напомнил Кейти, что они владеют полдюжиной домов, за которыми нужно присматривать. Заверил жену, что находится в безопасности, что еды у него много, что он способен о себе позаботиться и постарается предотвратить дальнейшие повреждения.
- Серьезно, я хочу все видеть, - сказал он.
Зейтун хотел видеть своими глазами и то, что уже произошло, и то, чему еще только предстояло случиться. Ему была не безразлична судьба города, и он искренне верил, что может быть полезным.
- Ты и впрямь чувствуешь себя вне опасности? - уточнила Кейти.
- Честное слово, - ответил Зейтун. - Не волнуйся.
Кейти знала, что Зейтуна ей не переубедить. А вот как объяснить детям, насмотревшимся изображений уходящего под воду города, что их отец остался там по своей воле и плавает по улицам в стареньком каноэ? Она все же попыталась урезонить мужа, сказав, что в новостях сообщают про ухудшение ситуации, что появилась опасность заражения воды в результате загрязнения бензином, падалью, пищевыми отходами, просто мусором - за этим последует эпидемия.
Зейтун пообещал ей быть предельно осторожным. Сказал, что завтра снова позвонит с этого же телефона.
- Звони каждый день в двенадцать, - велела она.
Он сказал, что будет звонить.
- Держись, - сказала Кейти.
Закончив разговор, Кейти включила телевизор. В новостях доминировала одна тема - разгул преступности в городе. Все репортеры, словно сговорившись, повторяли, что Новый Орлеан превратился в "страну третьего мира". Приводились в пример неработающие больницы, отсутствие чистой питьевой воды, электроэнергии и телефонной связи. Иногда прямые репортажи сопровождались картинками: афроамериканцы изнемогают от жары возле Конференц-центра имени Эрнеста Мориала или, размахивая руками, просят о помощи с крыш затопленных домов. По неподтвержденным сведениям по городу бродят банды вооруженных мужчин, кто-то обстреливает вертолеты, посланные эвакуировать пациентов с крыши больницы. Жителей называли не иначе, как беженцами.
Кейти боялась, что из-за недостатка информации Зейтун не осознает, насколько велика опасность. Он вполне мог чувствовать себя спокойно в своем районе - ну а если в городе действительно царит хаос, который рано или поздно докатится и до их дома? Она не очень-то верила преувеличенно тревожным репортажам с расистским душком, но отрицать, что положение ухудшается, было глупо. Большинство застрявших в городе жителей отчаянно пытались уехать. У Кейти сдали нервы. Она позвонила в дом на Клэборн-авеню, но трубку никто не взял.
Зейтун в это время был в пути. Они с Фрэнком возвращались обратно на Дарт-стрит. По дороге им попались с полдюжины аэролодок. Глядя на них, Зейтун подумал, что они услышали крики и помогли кое-кому, в частности - той женщине в раздувшемся платье, исключительно потому, что передвигались на каноэ. Будь они в аэролодке, ничего бы не услышали из-за оглушительного шума двигателя. Запросто пронеслись бы мимо дома той женщины, а еще одну ночь она б не продержалась. Спасибо маленькому бесшумному каноэ, позволившему услышать почти беззвучные призывы. Спасибо пришедшей им на выручку тишине.
Зейтун высадил Фрэнка и отправился домой. Весло неслышно разрезало прозрачную воду, плечи работали в идеальном ритме. За сегодняшний день Зейтун проплыл не меньше пяти-шести миль, но совершенно не устал. Темнело; он понимал, что пора вернуться к себе, на крышу гаража, где он будет в безопасности. Но жалел, что день так быстро закончился.
Зейтун привязал каноэ к заднему крыльцу и забрался в дом. Нашел переносной гриль и вынес его на крышу гаража. Развел огонь, поджарил куриные грудки и овощи, которые заранее разморозил. Пока ел, наступила ночь; такого черного неба Зейтун в Новом Орлеане не видел ни разу. Темноту прорезал лишь одинокий лучик света от прожектора вертолета, кружившего над центром; издалека вертолет казался крохотным и беззащитным.
Зейтун умылся водой из бутылки и совершил вечерний намаз. Потом залез в палатку. У него ломило все тело, но голова была совершенно ясная; лежа в палатке, он прокручивал в уме события последнего дня. Они с Фрэнком спасли ту женщину от неминуемой смерти, разве не так? Так! Еще четверых переправили в безопасное место. Завтра работы наверняка будет больше. Попробуй, объясни Кейти или брату, Ахмаду, как он счастлив, что остался в городе. Зейтун не сомневался, что это была воля Аллаха - Аллах знал, что, оставшись, он сможет помогать людям.
От всего пережитого Зейтун не мог уснуть и через окно залез обратно в дом. Ему захотелось снова посмотреть на фотографию Мухаммеда. Зейтун запамятовал, кто еще из детей был там запечатлен, - вроде, Ахмад? - да и приятно было еще раз увидеть победную улыбку на лице старшего брата. Он достал коробку с фотографиями и, пока искал ту, что хотел, наткнулся на другую, про которую совсем забыл. На ней Мухаммед стоял рядом с вице-президентом Ливана. Зейтун не помнил, когда видел этот снимок в последний раз. Мухаммеду на нем не было и двадцати. Он тогда победил в заплыве между Сайдой и Бейрутом, на дистанции двадцать шесть миль. Зрители потеряли дар речи. Он появился как гром с ясного неба, этот Мухаммед Зейтун, сын моряка с крохотного острова Арвад, и поразил всех своей выносливостью и силой. Зейтун знал, что где-то в толпе стоял и их отец, Махмуд; он не пропускал ни одного соревнования с участием старшего сына. Правда, так было не всегда.
Махмуд хотел, чтобы Мухаммед и другие его сыновья держались подальше от моря - вот почему Мухаммед, бросив школу в четырнадцать лет, пошел работать каменщиком и попутно обучался кузнечному делу. Могучего телосложения, с квадратной челюстью, к восемнадцати годам он отрастил усы и выглядел гораздо старше своего возраста. Мухаммед был работягой и сердцеедом, его любили работодатели и обожали молодые девушки.
Махмуд, скрепя сердце, разрешил сыну подрабатывать по вечерам на рыбацких шхунах; после нескольких часов тяжелой работы в открытом море, четырнадцатилетний Мухаммед возвращался на берег не в лодке, а вплавь. Не успевали рыбаки вытащить последнюю сеть, как раздавался громкий всплеск: Мухаммед нырял с борта и, пытаясь их опередить, стремительно плыл к берегу.
Мухаммед не рассказывал отцу про свои эксперименты и уж тем более промолчал, когда несколько лет спустя решил, что станет величайшим в мире пловцом на длинные дистанции.
На дворе стоял 1958 год. Египту и Сирии предстояло слиться в Объединенную Арабскую Республику. Этому способствовал ряд политических факторов, не последним из которых был рост влияния Америки в регионе. Республика была задумана как могущественный союз, куда в дальнейшем могли бы войти Иордания, Саудовская Аравия и другие страны. Общественность горячо поддержала эту идею, толпы радостных людей запрудили улицы, сирийцы и египтяне рассматривали создание союза, как шаг к дальнейшему сближению арабских государств. Повсюду, от Александрии до Латакии, проходили торжества и парады.
Одним из праздничных мероприятий должен был стать заплыв между Джеблой и Латакией, в котором пловцам из всех уголков арабского мира предстояло преодолеть тридцатикилометровую дистанцию. Прежде в Сирии соревнования такого масштаба никогда не проводились. Мухаммед неотрывно следил за подготовкой к заплыву: наблюдал, как тренируются спортсмены, изучал их технику и график тренировок, мечтая стать одним из них. Он даже умудрился попасть в лодку команды сопровождения одного из пловцов, Мунира Диба. Во время заплыва Мухаммед, не сумев сдержаться, бросился в море и поплыл рядом со спортсменами. Мало того что не отстал от профессионалов - он еще и поразил одного из судей, который сказал: "Мальчишка отлично плавает. Быть ему чемпионом". С того дня Мухаммед только и думал о пророчестве судьи.
В тот год ему исполнилось восемнадцать; он продолжал с утра работать каменщиком и кузнецом, во второй половине дня выходил с рыбаками в море, а вечером тренировался, готовясь к назначенному на следующий год заплыву. Некоторое время ему удавалось скрывать это от отца; даже его испытательные заплывы, один - между Латакией и Джеблой, другой - между Джеблой и Баниясом, прошли незамеченными. Однако вскоре Махмуд узнал про его планы и в страхе, что жестокое море погубит старшего сына, как когда-то чуть не погубило его самого, запретил Мухаммеду заниматься плаванием. Чтобы тот рыбачил, он тоже не хотел - предпочел бы совсем отвадить его от моря. Отцу сын нужен был живым.
Но Мухаммеда было уже не остановить. Ему нелегко было ослушаться отца, и все-таки он продолжал тренироваться. На следующий год, никому из близких не сказав ни слова, Мухаммед принял участие в заплыве. Когда он в Латакии вышел на берег, его встретили оглушительные приветствия и аплодисменты. Он выиграл с огромным запасом.
Мухаммед не успел еще вернуться домой, когда старый друг отца, в прошлом сам отличный пловец, пришел к ним домой, чтобы поздравить Махмуда с победой старшего сына. Вот как Махмуд узнал, что Мухаммед Зейтун лучший пловец во всей Сирии.
Когда в тот вечер Мухаммед появился дома, сопротивление отца уже было сломлено. Если его сын так хочет быть пловцом, если ему суждено им стать, если Аллах его таким создал, то он, Махмуд, не имеет права стоять у него на пути. Отец купил Мухаммеду билет на автобус до Дамаска, чтобы сын мог тренироваться и соревноваться с лучшими спортсменами региона.
Зейтуну попалась еще одна фотография. Свою первую большую победу Мухаммед одержал в том же 1959 году на соревнованиях в Ливане. Среди многочисленных участников были и звезды мировой величины, однако Мухаммед не только пришел первым, но и установил рекорд: девять часов пятьдесят пять минут. Фото, как предположил Зейтун, было сделано во время чествования победителей. Тысячи аплодировали его брату.
Сколько тогда было Зейтуну? Около года, вряд ли больше. Из тех ранних побед он, естественно, ничего не помнил.
На следующий год Мухаммед принял участие в знаменитом заплыве между Капри и Неаполем. На тех соревнованиях собрались лучшие пловцы в мире. В фаворитах числился аргентинец Альфредо Камареро, который занимал то первое, то второе место все последние пять лет. В шесть часов утра, когда заплыв стартовал, Мухаммед был темной лошадкой; через восемь часов, подплывая к финишу в Неаполе, он и не подозревал, что опередил даже Камареро. Только выйдя на берег и услышав удивленные возгласы и свое, нараспев скандируемое, имя, он понял, что победил. "Зейтун, араб-победитель!" - приветствовали его болельщики. Никто не мог в это поверить. Сирийский спортсмен выиграл главный мировой заплыв на длинную дистанцию?! Камареро сказал, что Мухаммед - сильнейший пловец из всех, кого он когда-либо видел.
Мухаммед посвятил свою победу президенту Насеру. В ответ Насер присвоил двадцатилетнему Мухаммеду почетное звание лейтенанта военно-морского флота. Присутствовавший на соревнованиях кувейтский принц устроил в Неаполе торжественный прием в честь Мухаммеда. На следующий год Мухаммед опять выиграл заплыв и даже побил предыдущий рекорд Камареро на пятнадцать минут. После этого никто уже не сомневался, что Мухаммед - величайший пловец на длинные дистанции на открытой воде.
В детстве Абдулрахман ужасно гордился и восхищался своим старшим братом. Жить с ним в одном доме, каждый день купаться в лучах его славы - это ли не счастье?! Успехи Мухаммеда сильно повлияли на жизнь всего семейства: на то, как чувствовали себя дети, просыпаясь по утрам, как они ходили и разговаривали, как к ним стали относиться в Джебле и на Арваде, да и во всей Сирии. Стало меняться и их восприятие мира. Достижения Мухаммеда подразумевали - нет, фактически доказали - неординарность всех Зейтунов. Именно поэтому считалось, что ни один ребенок в их семье не имеет права ударить в грязь лицом.