"Еслименя
называютб у л ь д о г о м,- пошутил он, - попробую научитьсяохранять
стадо племенных коров так же рьяно, как я пытался охранять Остров".
Через два дня он посетил Королевскую академию живописи:
- Кое-что я написал в Америке, буйство красок Флориды подталкиваетк
мольберту, хотя значительно приятнее писать дождь,мелкийсеющийдождь;
чашка грога после прогулки под таким дождем кажется верхом блаженства,ты
становишься апостолом всепрощения и доброты.
На открытиивернисажаЧерчилльпробылнедолго;пришлаизбранная
публика, те, которыео б я з а н ы восхищаться; его, однако, интересовала
реакция горожан: "художник может считать себя состоявшимсятольковтом
случае, если нанеговалятлюдиулицы;холодныеаплодисментыснобов
убивают живописца: если картины, книги, фильмы угоднымассам,-значит,
это искусство, или же мы живем среди дебилов, лишенныхкакогобытони
было вкуса.Запретить культуру, как и навязать ее, - невозможно,вэтом
смысле опыт Гитлера более чем поучителен: всеего"гении"оказалисьна
свалке, а те, кого он называл "идиотами" и "малярами", остались достоянием
человечества".
Собрав вокругсебяштаб-десятьученых,военных,журналистов,
аналитиков, - Черчилль начал готовить главный труд своей жизни-историю
второй мировой войны; пожалуй, он более всех других имел основания создать
этот труд, ибо был первым, объявившим войнуГитлерувтридцатьдевятом
году; такого рода актив не может быть забыт человечеством.
Работал он запойно, диктовал по тридцать, атоисорокстраницв
день; после завтрака (поридж, ломтик сыра, грейпфрут, кофе) устраивалсяв
кабинете, ходил по старому хорезмскому ковру, обсыпая себя сизымсигарным
дымом, фразы строил мощные, точеные, стенографисткам пороюказалось,что
он репетировал текст ночью, так он был отработан ивыверен;послеобеда
спал, в восемь часов вновь начинал работу - и до полуночи;семьдесятдва
года, юношеская неутомимость, спокойный юмор, твердая уверенностьвтом,
что проигрышлейбористам-временнаянеудача,вызваннаяобщественным
амоком,черезтригодапоравозвращатьсянаДаунинг-стрит,работы
невпроворот...
Контролируя каждое слово, каждую своюмысль,Черчилльболеевсего
боялся приоткрыться в главном; все то, что он делал после своего поражения
на выборах, служило лишь одному - попытке столкнуть лбами "младшего брата"
с Россией, ослабить таким образом позиции Америкииврезультатеэтого
вернуть Острову егобылоевеличие,выдвинувАнглиюнарольмирового
арбитра.
Как никто другой, он понимал, что его обвинение России в экспансии на
Запад есть игра, рассчитанная на американскую некомпетентностьиверув
его политическую мудрость.
Думая о России, он отчего-то все чащеичащевспоминалмолодость,
когда, проиграв свои первыевыборывпарламент(труднобытьпотомком
герцога Мальборо, мировая тенденция нынеповорачиваетсяктемлидерам,
которые сами были своими предками), отправился корреспондентомлондонской
"Морнинг пост" на юг Африки - писать репортажи овойнебританцевпротив
буров.
Как никто другой, он понимал, что его обвинение России в экспансии на
Запад есть игра, рассчитанная на американскую некомпетентностьиверув
его политическую мудрость.
Думая о России, он отчего-то все чащеичащевспоминалмолодость,
когда, проиграв свои первыевыборывпарламент(труднобытьпотомком
герцога Мальборо, мировая тенденция нынеповорачиваетсяктемлидерам,
которые сами были своими предками), отправился корреспондентомлондонской
"Морнинг пост" на юг Африки - писать репортажи овойнебританцевпротив
буров.Он ясно, в деталях, помнил, как тот бронепоезд,которыйпроводил
разведку в тылу буров - выжженном и безлюдном,попалвзасаду;офицеры
растерялись;он,Черчилль(ввосемьсотдевяностодевятомгодуему
исполнилось двадцать пять лет, в кругу друзей онтогдашутил:"Какэто
страшно, когда тебе уже четверть века"), организовал оборону, вывеллюдей
из-под прицельного огня; при возвращении, тем неменее,попаливплен;
его, как штатскогочеловека,организовавшегооборонуикомандовавшего
стрельбой, должны были расстрелять, - статусвоеннопленногонанегоне
распространялся; но все-таки его неказнили;"мытобоюпоторгуем,сын
лорда, - сказали буры, - ты кое-чего стоишь";человекотчаяннойотваги,
Черчилль совершил побег, шел черезрайонвоенныхдействий,видел,что
принесла бурам война; именно тогда онразинавсегдауяснилдлясебя
главное: победу на фронте решает состояние тыла.
Он понимал сейчас, по прошествиисорокасемилет,чторазоренные
районы Советов - вся УкраинаиБелоруссия,половинаевропейскойчасти
России - не позволят Сталину, даже если тот и обуреваем мечтойомировом
коммунизме, начать боевые действия, ибо у него неттыла;совершить-в
этих условиях - попытку броска к Ла-Маншу явилось быактомбезрассудного
отчаяния, а Сталин был человеком жестких логических умопостроений и каждый
свой ход рассчитывал далеко вперед.
Черчилль отдавал себе отчет и в том,чтолюбойбросоккрасныхна
Запад позволит солдатам Красной Армии увидеть Европу, хотьиразрушенную
нацистами, но неизмеримо более комфортабельную, обустроенную и мощную, чем
русские города и деревни; Сталин не вправе пойти на то, чтобы -дотого,
как он восстановит разрушенныйтыл,-з а р а з и т ьгромаднуюмассу
войск знакомством с европейской жизнью.Это могло, каксчиталЧерчилль,
привести к повторению Сенатскойплощади;безрусскойоккупацииПарижа
такого рода событие было бы вряд ли возможно.
Он понимал и то, что двинуть к Ла-Маншу гигантскую русскую армию,не
имея запасов хлеба, масла, крупы, мяса, - особеннопослетого,каквсе
поставки по ленд-лизукончились,яичныйпорошокитушенкаисчезлис
прилавков магазинов Советов, по-прежнему отпускавших товары покарточкам,
- означало гибель армии; он прекраснейшим образом отдавал себе отчетив
том, чтоудержатьЗападнуюЕвропуподсоветскойоккупациейозначало
откомандирование на Запад по меньшей мере десятимиллионнойармии;ктои
как ее прокормит? Кто и где ее разместит? Понимал онито,чтоидтик
Ла-Маншу, оставив в своем тылуГерманию,былобезумием,началомкраха
советской системы, гибелью идеологии большевизма.