Времяот
времени он взглядывалукрадкойнаженуидетейИтогда,невзираяна
усталость, начинал работатьбыстрее,спешапоскореепокончитьсостоль
страшным для них зрелищем
Один из солдат, охваченныйсостраданием,протянулбуруфлягу,полную
виски
- Выпейте, товарищ, это от чистого сердца,- ласково сказал он.
- Виски?.. Нет, спасибо. Еще подумают, что я выпил дляхрабрости.Ноя
охотно приму от вас немного воды, товарищ!
Друзья и родные, окруженные цепью солдат, не могли пойти за водой. Солдат
сбегал в дом и принес деревянный ковш свежейводы.Давид,припавкнему
губами, жадно пил, а солдат возвратился на свое место, рассуждая:
- Вода!.. Ну разве может она сойти за христианскийнапиток,особеннов
тот час, когда человек должен навсегда забыть вкус виски? Да если быябыл
так же близок, как он, от того, чтобы сыграть в ящик, уж я бы не постеснялся
осушить фляги всего взвода. Это так же верно, как то, что менязовутТомми
Аткинс!
А время шло, безжалостно текли минуты. Солнце склонялось к западу. Ивсе
глуше звучали удары кирки в зияющей яме, поглотившей бура уже до самых плеч.
Жена его распростерлась на земле и, с ужасомсознаваяприближениероковой
минуты, не отрывала глаз от двух огромных бугров, нараставших по обе стороны
могилы.
Послышался треск затворов.Тостаршийсержант,доставизпатронташа
двенадцать патронов и вырвав из шести патронов пули, заряжал ружья.
Вот он уже принес винтовки и бросил их на землю. Затем, подойдякбуру,
который продолжал копать землю, сказал:
- Давид Поттер, приготовьтесь к смерти! Атот,прервавработу,поднял
голову и спокойно ответил:
- Я готов.
Уложив рукоятку лопаты поперек ямы и ухватившись за нее, он подтянулся на
руках, одним прыжком перемахнул через могильный скат - и вот он уже стоит на
земле, измазанныйкрасноватойземлей,освещенныйкосымилучамисолнца,
огромный, трагически величественный.
Жена и дети бросились было к нему, но караул по знакусержантаоттеснил
их.Итотчасжевыступиливпереддвенадцатьневооруженныхсолдат,
назначенных в этот страшный наряд.Разобравнаугадпринесенныесержантом
ружья, они выстроились в ряд. К осужденному подошел старшийсержант,чтобы
завязать ему глаза и поставить на колени. Бур энергично запротестовал:
- Единственная моя просьба к англичанам -позволитьмнеумеретьстоя,
глядя на божье солнце, и самому скомандовать: огонь!
- Я не могу отказать в этомстольмужественномучеловеку,каквы,-
ответил сержант, козырнув ему по-военному.
- Благодарю. Взвод находился на расстоянии примерно пятнадцати шагов.
Бур стал лицом к солдатам, спиной к могиле. Мертваятишинаповисланад
лагерем Смолкли рыданья и стоны. Жгучая мука охватила всесердца.Короткая
команда, мгновенное дребезжанье металла,идвенадцатьстволоввытянулись
ровной сверкающей линией: солдаты взяли бура на прицел.
Осужденный стоял с обнаженной головой и открытой грудью,
Глубоко вздохнув, он воскликнул:
- Прощайте, жена, дети, свобода! Прощай все, что я любил! Даздравствует
независимость!.
Осужденный стоял с обнаженной головой и открытой грудью,
Глубоко вздохнув, он воскликнул:
- Прощайте, жена, дети, свобода! Прощай все, что я любил! Даздравствует
независимость!.. А вы, солдаты: огонь!
Грянули двенадцать выстрелов, сопровождаемые глухим эхом. Бурпошатнулся
и тяжело рухнул навзничь на один из могильных скатов.
Из уст жены вырвался крик отчаяния, заголосили дети.
Взвод взял на-караул, сделалполуоборотидвинулсявлагерь.0тряд,
служивший оцеплением, разомкнулся и открыл наконец доступ к могиле.
Бур умер мгновенно. Изегогруди,изрешеченнойвсемишестьюпулями,
хлестали потоки крови.
Несчастная жена, тяжело опустившись на колени, благоговейнозакрылаего
глаза, даже в смерти сохранившие твердость.Потом,омочивсвоипальцыв
крови, ярко алевшей на разодранной одежде мужа, она осенила себякрестоми
сказала детям:
- Сделайте, как я... И никогданезабывайте,чтовашотец-убитый
англичанами мученик, кровь которого вопиет о мщении!
Дети последовали ее примеру. Астаршийсын,рослыйчетырнадцатилетний
мальчик, решительно подошел к французу, который тоже плакал, и, взяв егоза
руку, твердо сказал:
- Ты возьмешь меня с собой. Правда?
- Да, - ответил француз, - у меня найдется для тебя и пони и мушкетон.
- Иди, дитя мое! - воскликнула, услышав его, мать.-Иди,сражайсяза
независимость, как подобает мужчине, и отомсти за отца!
Из дома принесли широкую простыню и веревку: простыню - чтобы завернуть в
нее тело, веревку - чтобы опустить его в могилу.
Но тут прибежал запыхавшийся и взволнованный,коренастыйиюркий,как
белка, подросток.
Увидев молодого француза, он бросился к нему и тихо сказал:
- Наспредали!..Беги,спасайся!..Англичанезнают,чтотынаих
передовой позиции. Скорей! Скорей!.. Лошади уже здесь.
- Благодарю, Фанфан... Иду.-И,обратившиськюномубуру,француз
сказал: - Обними свою мать, Поль, и следуй за мной.
Мальчик,названныйФанфаном,ужеисчез.Сынказненногоимолодой
незнакомец последовали за ним.
Фанфан направился к заросли колючих мимоз, метко называемых в техместах
"подожди немного". Там, покусывая ветки, переминались сногинаногудва
сильных пони, снаряженныхпо-боевому,смушкетонамиуседлаистуго
набитыми походными сумками.
Ловко вскочив на одного из них, француз крикнул Полю:
- На круп позади Фанфана - и в галоп!.. Дело будет жаркое.Саванпостов
уже донеслось несколько выстрелов, а над головами беглецовзажужжалипули,
когда их пони взяли с места бешенымгалопом.ВозледомаДавидаПот-тера
поднялась невообразимая суматоха.
- Окружить дом! Никого не выпускать! - крикнул примчавшийся на взмыленном
коне полковой адъютант. - Где старший сержант?
- Здесь, господин лейтенант! -ответил сержант
- Вы не приметили тут юношу, вернее - мальчика, в охотничьем костюме?
- Так точно, господин лейтенант, приметил!
- Где он?
- Я думаю, на ферме.