Зато травы были мне внове: то зеленые, то бурые,
высокие, ана однихросли пузырьки, которые с треском лопалисьуменяв
пальцах.Дажездесь, в глубине залива,ноздрищекоталнасыщенныйсолью
волнующий запах моря; а тут еще "Завет" начал расправлятьпаруса,повисшие
на реях, -- все пронизано было духом дальнихплаваний, будило мечты о чужих
краях.
Рассмотреляи гребцоввшлюпке:смуглые, дюжиемолодцы,однив
рубахах, другие вбушлатах, унекоторых шеяповязанацветным платком,у
одного за поясом пара пистолетов, у двоих или троих -- по суковатой дубинке,
иукаждого нож в ножнах.С однимизних, нетаким отпетымнавид, я
поздоровалсяи спросил, когда отходит бриг.Онответил, чтоониуйдут с
отливом,и прибавил,чторад убратьсяиз порта, гденет ни кабачка,ни
музыкантов;но при этом пересыпалсвою речьтакой отборной бранью, чтоя
поспешил унести ноги.
Эта встреча вновь навеламеня намысли о Рансоме -- он,пожалуй, был
самый безобидный из всей этой своры; а вскоре он и сам показался из трактира
и подбежал ко мне, клянча, чтобы я угостил его чашейпунша. Я сказал, что и
не подумаю, потому что оба мы не доросли еще до подобного баловства.
-- Кружку эля, сделай одолжение, -- прибавил я.
Он хоть и скорчил на это рожу и,кривляясь, сталбранить менятаки
сяк, но от эля не отказался. Вскоре мы уже сидели застолом в передней зале
трактира, отдавая должное и элю и еде.
Тут мне пришло в голову, что недурно бы завязатьзнакомство с хозяином
трактира, ведь он из местных. Потогдашнему обычаю я пригласил его к нашему
столу; однако он былслишком важная персона, чтобы водить компанию с такими
незавиднымипосетителями,как мы с Рансомом, ипошел былоиз залы, ноя
вновь окликнул его и спросил, не знает ли он мистера Ранкилера.
-- Еще бы, -- ответил хозяин. -- Такойдостойныйчеловек! Да, кстати,
это не ты сюда пришел с Эбенезером?
-- Я.
-- Вы, случаем,не вдружбе? -- Вустах шотландца это означает: не в
родстве ли.
Я ответил, что нет.
-- Так я и думал, -- сказал хозяин. -- А все же ты сильно смахиваешь на
мистера Александра.
Я заметил, что Эбенезе, как будто пользуется в округе дурной славой.
--Самособой, --отозвалсяхозяин.--Пакостный старичок. Многие
дорогодалибы,чтобы поглядеть,как онщеритзубы в петле: иДженнет
Клустон, да и другие, у кого по его милости не осталось ни кола, ни двора. А
ведь когда-тославный был молодой человек.Ноэто до того, как пошел слух
насчет мистера Александра, а после его как подменили.
-- Какой это слух? -- спросил я.
-- Да что Эбенезер его извел, -- сказал хозяин. -- Неужто не слыхал?
-- Для чего же было его изводить? -- допытывался я.
-- Чтобы завладеть имением, для чего ж еще.
-- Каким имением? Шос?
-- А то каким же? -- сказал хозяин.
-- Каким имением? Шос?
-- А то каким же? -- сказал хозяин.
-- Точно,почтеннейший?Правда это? Значит,мой... значит, Александр
был старший сын?
-- Само собой. А то зачем бы Эбенезеру его губить?
Ис этими словами хозяин, которому с самогоначала не терпелось уйти,
вышел из залы.
Конечно,ясамдавным-давнообовсем догадывался,но одно дело --
догадываться,исовсемдругое -- знать.Ясидел, оглушенныйсчастливой
вестью,не смея верить, что паренек, который каких-нибудь два дня назад без
гроша за душой брел по пыльной дорогеиз Этрикского леса, теперьзаделался
богачом, владельцем замка и обширных земель и, возможно, завтра же вступит в
свои законные права. Вот какие упоительныемысли теснились у меня в голове,
а с ними тысячи других, и я сидел,уставясь в окно гостиницы, иничегоне
замечал;помню только,что вдруг увидал капитана Хозисона; онстоял среди
своих гребцов на краю пирса и отдавал какие-то распоряжения.Потом он снова
зашагалктрактиру, ноневразвалочку,какходятморяки,а сбравой
выправкой, молодцевато неся свою статную, ладную фигуру и сохраняя все то же
вдумчивое,строгоевыражениелица.Яготов был усомниться,чтоРансом
говорил о нем правду: очень ужпротиворечили эти россказни облику капитана.
На самом же деле он не былнитакхорош,как представлялосьмне, ни так
ужасен, как изобразил Рансом; просто в нем уживались два разных человека,и
лучшего из двух капитан, поднимаясь на корабль, оставлял на берегу.
Но вот яуслыхал,что меня зовет дядя,иувидел их обоих на дороге.
Первым заговорил со мной капитан, причем уважительно, какравный сравным,
-- ничто так не подкупает юнца моих лет.
--Сэр,--сказалон.--МистерБэлфуротзывается о васвесьма
похвально, да мне и самому вы с первого взгляда пришлисьпо душе. Жаль, что
мненельзя побыть здесь подольшеи короче сойтисьс вами,но постараемся
извлечь как можнобольше хотя бы из того, что намосталось. Эти полчаса до
начала отлива вы проведете у меня на борту и разопьете со мной чашу вина.
Сказать не могу, до чего мне хотелось взглянуть,как устроен настоящий
корабль; но ставить себя вопасное положение я не собиралсяи ответил, что
нам, с дядей надо идти к стряпчему.
-- Ах да, --сказал капитан. -- Он имне обмолвился обэтом. Чтож,
высажу вас со шлюпки на городском пирсе, а там до Ранкилера рукой подать.
Тут он внезапно пригнулся к самому моему уху и шепнул:
-- Остерегайтесь старого лиса,у него неладное науме. Поднимитесь ко
мне на бриг, там можно будет перекинуться словом.
И, взяв меня под руку и увлекая к шлюпке, вновь возвысил голос:
--Ну, признавайтесь, чтовам привезти изКаролины? Всегда к услугам
друзей мистераБэлфура. Пачку табаку? Индейскийголовной уборизперьев?
Шкуру дикого зверя, пенковую трубку?Можетбыть,птицу пересмешника,что
мяучитточь-в-точькаккошка, или птицукардинала, алую,словнокровь?
Выбирайте, что душе угодно!
Мы ужебыливозле шлюпки,онуже подсаживал меня.