Это было жесткое и холодное ложе, да и выспаться мне толком
не давали: то идело кто-нибудь забегалс палубы промочить горло, когда же
сменялась вахта, обапомощника, а нередко и капитанподсаживались к столу,
чтобыраспитьчашупунша.Какони,а вместеснимиия, ухитрялись
оставаться здоровыми, не могу понять.
А междутем во всем прочем служба была нетрудная. Скатертей никаких не
постилалось, еда--овсянка да солонина, адва разав неделю и пудинг; и
хотя при качкея еще нетвердодержалсяна ногах, абывало, что и падал с
полным подносом, мистерРиак и капитан были со мной на редкостьтерпеливы.
Невольноприходилонаум,что этоуступкасовести, и сомной едвали
обходились бы сейчас так мягко, если бы прежде не были так круты с Рансомом.
Что жедо мистераШуана, то либопьянство, либо преступление, а быть
может, и то и другое, несомненно, помрачили егорассудок. Не помню, чтобы я
хоть раз видел его в здравом уме.Он таки не привык к моему присутствию в
рубке, постоянно таращил на меня глаза (порой, как мне чудилось, с ужасом) и
нередко отшатывался,когдая протягивал ему что-нибудь за столом. У меня с
самого начала было сильное подозрение, что он не отдает себе ясного отчета в
содеянном, и на второй день я в этом убедился. Мы остались вдвоем;он долго
не сводилсменя глаз, потомвнезапно вскочил,бледный, как смерть, и, к
великомумоемуужасу,подошелкомневплотную. Нострах мойоказался
напрасным.
-- Тебя ведь прежде здесь не было? -- спросил он.
-- Да, сэр.
-- Тут был какой-то другой мальчик?
Я ответил.
-- А!Ятак изнал, -- сказал он, отошелотменя, сели больше не
прибавил ни слова, только велел подать коньяку.
Вам это может показаться странным, но, несмотряна все свое отвращение
к этому человеку, яего жалел. Он был женат,жена егожила вЛите; забыл
только, были ли у него дети; надеюсь, что не было.
Вообще жеговоря,жизньу меня здесь была не слишком тяжелая, хоть и
продолжалась она, как вы скоро узнаете, недолго. Кормили меня с капитанского
стола, даже соления и маринады -- самый большой деликатес -- давалинаравне
с помощниками, а пьянствовать я могбы прижелании хоть с утра до ночи, не
хуже мистера Шуана. Не ощущалось недостатка и в обществе, причем, по-своему,
нехудшего сорта. Что ни говори, мистер Риакучился в колледже и, когда не
хандрил, по-дружески болтал со мной, сообщая много интересного, а зачастую и
поучительного;дажесамкапитан, хотьи держалменя,какправило,на
почтительном расстоянии, изредка позволял себе слегка оттаятьи рассказывал
про дивные страны, в которых он побывал.
Но,как ни крути, а призрак беднягиРансома преследовал нас четверых,
особенно же меня и мистера Шуана. У меня вдобавок хватало и других горестен.
Гдеяочутился?На чернойработе, на побегушках у трех мужчин, которых я
презирал,из которыхпокрайней мере одному местобылона виселице.
Это
сейчас. А вбудущем? Трудиться, как раб, на табачных плантациях бок о бок с
неграми -- больше мне не на чтобыло рассчитывать. Мистер Риак, быть может,
из осторожности, не давал мне больше сказать о себе ни слова; капитан, когда
я попробовалкнемуобратиться, цыкнул наменя, как на собачонку,ине
пожелал ничего слушать. Дни сменялись днями, и я все больше падал духом, так
что под конец дажес радостьюхватался за работу: онапо крайней мерене
оставляла мне времени для дум.
ГЛАВА IX. ЧЕЛОВЕК С КУШАКОМ, НАБИТЫМ ЗОЛОТОМ
Прошло более недели, и за это время злой рок, преследовавший"Завет" в
этом плаванье, дал себя знать еще явственнее. В какие-то дни мы ещечуточку
продвигалисьвперед,вдругиенаспопросту сносило назад.Наконецнас
отнесло такдалеко на юг, что все девятыесуткимы болтались туда-сюдав
видумыса Рати дикого, скалистого побережья по обеегостороны. Капитан
созвал совет, и было принято какое-то решение, которое я доконца понять не
мог, а видел только его следствие: встречный ветер стал для нас попутным, и,
значит, мы повернули на юг.
На десятыесутки квечеру волнение пошлона убыль, затопалтуман,
сырой, белесый и такойгустой, чтос кормы не разглядишь носа. Весь вечер,
выходянапалубу, я видел,какматросы и капитан с помощниками, припав к
фальшборту,напряженновслушивались, "нет ли бурунов".Я понятия не имел,
что кроется за этимисловами, но чуял в воздухе опасность, и она будоражила
меня.
Часов, наверное,вдесять,когда я подавал ужинать мистеруРиакуи
капитану, бриг с громким треском обочто-тоударился, и тотчас послышались
крики. Оба вскочили.
-- Налетели на риф! -- воскликнул мистер Риак.
-- Нет, сэр, -- сказал капитан. -- Всего-навсего на какую-то лодку.
И они поспешили на палубу.
Капитаноказался прав. Мы наскочили в тумане на лодку, она раскололась
пополами пошла кодну, а с ней --вся команда. Спасся лишь один человек;
он, как я узнал потом, был пассажиром и сидел на корме; все остальные сидели
набанкахи гребли.В мигударакормуподбросило на воздух и пассажир,
сидевший с пустымируками,хоть и связанный вдвижениях ворсистымплащом
нижеколен, подпрыгнул и ухватился забушпритнашего брига. Видно, он был
удачлив,ловок и наделен недюжинной силой, если сумелспастись вподобной
передряге. Амежду тем, когдакапитанпривел его в рубку ия впервые его
увидел, лицо у него было невозмутимое, словно ничего не случилось.
Он был невысок ростом, но ладно скроен и проворен, как коза; лицо его с
открытым, славным выражением загорело дочерноты,было усеяно веснушками и
изрытооспой;глаза, поразительносветлые,были с сумасшедшинкой, вних
плясалибесенята, иэтоодновременно привлекало и настораживало. А скинув
плащ, он вытащил иположил на стол пару превосходных, оправленных в серебро
пистолетов, и напоясе у него я увиделдлинную шпагу. Он обладал к тому же
изысканными манерами и оченьлюбезновыпил за здоровье капитана.