Я же, набрав охапку
пистолетов, взобрался на койку и с замирающим сердцем отворилоконце, через
которое мне предстояло вестинаблюдение. Отсюдавиденбыл лишьнебольшой
кусочекпалубы,нодлянашейцелиэтогобылодовольно.Моресовсем
успокоилось, а ветер дул все в том же направлении, паруса не брали его, и на
бриге воцарилась мертваятишина, но я мог бы побожиться, что различаю в ней
приглушенный ропот голосов. Еще немного спустя до меня донесся лязг стали, и
японял, что в неприятельском станераздаюткортикииодинуронилина
палубу; потом снова наступила тишина.
Не знаю, было лимне, что называется,страшно,только сердце уменя
колотилось,какумалойпичуги,короткими,частымиударами,иглаза
застилало пеленой; я упорно тер их, чтобы ее прогнать,а онатак же упорно
возвращалась.Надеждыуменя не было никакой, толькомрачное отчаяние да
какая-то злость на весь мир, вселявшаявменя ожесточенное желание продать
своюжизнькак можно дороже.Помню,япробовалмолиться, но мыслимои
по-прежнемускакалисловновзапуски,обгоняядругдругаимешая
сосредоточиться. Больше всего мне хотелось, чтобы все уже поскорей началось,
а там -- будь что будет.
И все-таки, когда этот миг настал, он поразилменя своей внезапностью:
стремительный топот ног,рев голосов,воинственныйклич Аланаитутже
следом-- звуки ударов и чей-то возглас,словноотболи.Я оглянулсяи
увидел, что в дверях Алан скрестил клинки с мистером Шуаном.
-- Это он убил того мальчика! -- крикнул я.
-- Следить за окном! -- отозвался Алани, уже отворачиваясь, я увидел,
как его шпага вонзилась в тело старшего помощника.
Призыв Алана пришелся как раз ко временя: не успел я повернутьголову,
как мимо оконца пробежали пятеро,таща в руках запасную рею, и изготовились
таранитьеюдверь. Мне ещениразу в жизни неприходилосьстрелятьиз
пистолета -- изружья, ито нечсто, -- тем более вчеловека. Но выбора не
было -- теперь или никогда, -- и в тотмиг, когда они уже раскачали рею для
удара, я с криком "Вот, получайте!" выстрелил прямо в гущу пятерки.
Должнобыть,водногоя попал, вовсяком случае,онвскрикнули
попятилсяназад,адругиеостановилисьвзамешательстве. Недаваяим
опомниться,я послалещеодну пулюповерхихголов;а послетретьего
выстрела (такого же неточного, как второй) вся ватага, бросив рею, пустилась
наутек.
Теперьямогсноваоглянуться.Всярубкапослемоихвыстрелов
наполнилась пороховымдымом, у меня самого от пальбыедва не лопались уши.
Но Алан но-прежнему стоял как ни вчем не бывало,только шпага его была по
самыйэфесобагренакровью,асамон, застывшийв молодцеватойпозе,
исполненбылтакого победного торжества, чтопоистине казался необорим.
У
самых его ног стоял на четвереньках Шуан, кровь струилась у него изо рта, он
оседалвсе ниже с помертвевшим, страшнымлицом;у менянаглазах кто-то
снаружиподхватил егозаноги и вытащил изрубки. Вероятно,онтутже
испустил дух.
--Вот вам первый из ваших вигов! -- вскричал Алани, повернувшись ко
мне, спросил, каковы мои успехи.
Я ответил, что подбил одного, думаю, что капитана.
-- А ядвоих уложил,-- сказал он. -- Да, маловато пролито крови, они
еще вернутся. По местам, Дэвид. Все это только цветочки, ягодки впереди.
Я опять занял свой пост и, напрягая зрение и слух, продолжал наблюдать,
перезаряжая те три пистолета, из которых стрелял.
Наши противникисовещалисьгде-то неподалекуна палубе,причемтак
громко, что даже сквозь плеск волны мне удавалось разобрать отдельные слова.
-- Это Шуан нам испортил всю музыку! -- услышал я чей-то возглас.
-- Чего уж там, браток! -- отозвался другой. -- Он свое получил сполна.
Послеэтогоголоса, какипрежде, слилисьв неясный ропот.Только
теперьпобольшейчастиговорилкто-тоодин,какбудтоизлагая план
действий,аостальные,один задругим, короткоотвечали,каксолдаты,
получившиеприказ. Изэтого я понял, чтоготовитсяновая атака, очем и
сказал Алану.
--Дайбог, чтобы так, --сказалон. -- Еслимы раз и навсегдане
отобьем у них вкус к нашему обществу, нитебе, ни мнене знать сна. Только
имей в виду: теперь они шутить не будут.
К этому времени мои пистолеты были приведены в готовность и намничего
не оставалось,как прислушиваться и ждать. Пока кипела схватка, мне некогда
было задумываться,боюсь лия, но теперь,когда опятьвсе стихло, ничто,
другое нешло мне наум.Мне живо представлялисьострые клинкиихолод
стали; а когда язаслышал вскоре сторожкие шаги ишорох одежды по наружной
стороне рубкиипонял, что противникпод прикрытием темноты становится по
местам, я едва не закричал в голос.
Все это совершалось на той стороне, где стоял Алан; я уже начал думать,
что мне воевать больше не придется,каквдруг услыхал, что прямо надо мной
кто-то тихонько опустился на крышу рубки.
Прозвучалодинокийсвисток боцманской дудки-- условный сигнал-- и
разом,собравшисьв тесный клубок, ониринулись надверьскортиками в
руках; в ту же секунду стекло светового люка разлетелось на тысячу осколков,
в отверстие протиснулсяматрос и спрыгнул на пол. Он еще не успел встать на
ноги,как яуткнул пистолетемув спину и, наверно, застрелил бы его, но
едва я прикоснулся к нему, к его живому телу, вся плоть моя возмутилась, и я
уже не мог нажать курок, как не мог бы взлететь.
Прыгая, он выронил кортик и, когда ощутил дуло пистолета у спины, круто
обернулся, с громовым проклятием схватил меня своими ручищами; и тогда то ли
мужествовозвратилоськомне,то лимой страх перерос вбесстрашие, но
только с пронзительнымвоплем я выстрелил емув живот.