Первымподалпримеря,рассказавАлану всесвоизлоключения.Он
выслушал меня очень благодушно,и,только когдамнеслучилосьупомянуть
моегодоброго друга священника Кемпбелла, Алан вспылил истал кричать, что
ненавидит всякого, кто носит это имя.
-- Что вы, --сказаля. --Это такой человек, которому только лестно
подать руку.
-- Не знаю, Кемпбеллу я ничего бы не дал,-- сказал Алан. -- Разве что
пулю в лоб. Явсе их племя перестрелялбы,как тетеревов. Еслибя даже
лежал при смерти, то на коленях дополз бы до своего окна,чтобы пристрелить
еще одного.
-- Помилуйте, Алан! -- вскричал я. -- Чем вам так досадили Кемпбеллы?
-- А вот слушай, -- сказал он. -- Ты прекраснознаещь, что я родомиз
Эпинских Стюартов. Кемпбеллы же издавна пакостятивредят моимсородичам,
да-да,и земли нашизахватывают -- ивсегда кознями, нетчтобы мечом! --
Последние слова он выкрикнулочень громкои стукнул кулаком постолу.Я,
признаться, не обратил на это особенного внимания, зная, что так обыкновенно
говорит всякий, кто потерпел поражение. -- Есть еще и много другого,только
все на одинманер: лживые слова, лживыебумаги, надувательство,достойное
мелочного торговца, -- и всепод видом законности, от этого еще большезло
берет.
-- Когда человек так щедро раздает свои пуговицы, как вы, -- заметил я,
-- он едва ли много смыслит в делах.
-- Хм!-- сказал он, вновь расплываясь вулыбке.-- Расточительность
мнедосталась из тех жерук,что ипуговицы: отбедногомоегобатюшки
ДунканаСтюарта,да будетземля ему пухом!Лучшийв своемроду, первый
фехтовальщик вШотландии, а этовсе равно, что сказать "во всеммире"! Уж
я-то знаю, недаром он меня обучал! Он был в Черной Страже, когда ее в первый
разсозвалии,подобновсемвысокороднымстражникам,имелприсебе
оруженосца, чтобы носил за ним кремневое ружье впоходе. Раз королю, видно,
пришла охота поглядеть, как фехтуютшотландские горцы. Избрали моего отца и
еще троихи послаливгородЛондон блеснутьмастерством.Провели их во
дворец,итамонидвачасабезпередышкипоказываливсетонкости
фехтовальногоискусства перед королем Георгом, королевой Каролиной, палачом
герцогомКемберлендским и другими,явсех ине упомню. А когдакончили,
король,какойон ни был наглый узурпатор, а обратился кним смилостивым
словомикаждомусобственноручнопожаловалпо три гинеи.При выходе из
дворцаимнадобыло миновать сторожкупривратника, и тутотцу пришлов
голову, что разон, вероятно, первым из шотландских дворянпроходитв эту
дверь, значит, ему надлежит дать бедному привратнику достойное представление
отом,скем он имеет дело.Ивотонкладетпривратникув рукутри
королевские гинеи,словно этодля негосамое обычное дело;трое, что шли
позади, поступили так же.
С тем они и очутились на улице, ни на грош не став
богачепосле всех своих трудов. Кто говорит, что первым одарил королевского
привратника один,ктоговорит -- другой, но в действительности сделалэто
Дункан Стюарт, ия готовдоказатьэтокак шпагой, так ипистолетом. Вот
каков человек был мой отец, упокой, господи, его душу!
-- Думаю, такой человек не оставил вас богачом, -- сказал я.
-- Это верно,-- сказалАлан. --Оставилон мнепару штанов, чтобы
прикрыть наготу,абольшепочтиничего.Оттого я иподалсяна военную
службу, а это и в лучшие-то времена лежало на мне черным пятном, и, аугоди
я в лапы красных мундиров, и вовсе меня подведет.
-- Как? -- воскликнул я. -- Вы и в английской армии служили?
-- Вот именно, -- сказал Алан. -- Одно утешение, что подПрестонпансом
[3] перешел на сторону тех, кто сражался за правое дело.
С таким взглядом навещи мне было трудно согласиться: дезертирство под
огнем я привык считать позором для человека чести. Но как ни молод я был,у
меня хватило благоразумия не заикнуться об этом вслух.
-- Ого! -- сказал я. -- Ведь это карается смертью!
-- Да, попадись Аланимв руки, расправабудет коротка, зато веревка
найдетсядлинная!Правда,уменявкарманепатентнавоинскийчин,
подписанный королем Франции, -- все же какая-то защита.
-- Очень сомневаюсь, -- сказал я.
-- Сомнений у меня самого немало, -- сухо сказал Алан.
-- Но, боже праведный! -- вырвалось у меня. -- Вы отъявленный мятежник,
перебежчик,служитефранцузскомукоролю--ирискуетевозвращатьсяв
Шотландию? Нет, это прямой вызов судьбе.
--Ба!--сказалАлан.--Яссорокшестогокаждыйгодсюда
возвращаюсь.
-- Что же вас заставляет?
--Тоскую,понимаешьли, -- сказалон. --ПоДрузьям,по родине.
Франция, спорунет, прекрасная страна, номенятянет к вереску, к оленям.
Ну, и занятия тоже находятся. Между делом подбираю молодых людей на службу к
французскомукоролю.Рекрутов,понимаешь?Аэтокак-никакденьги.Но
главное, что меня сюда приводит, это дела моего вождя, Ардшила.
-- Я думал, вашего вождя зовут Эпин, -- сказал я.
-- Да, ноАрдшил -- предводитель клана, -- объяснилАлан, не слишком,
впрочем, для меня вразумительно. -- Представь себе, Дэвид: он, кто всю жизнь
был таким важным лицом, королевского рода по крови и по имени, ныне низведен
до положения простого бедняка и влачит свои дни во французском городе. Он, к
комупопервомузовусобиралисьчетырестарубак,ныне(явиделэто
собственнымиглазами!)сампокупаетнабазаремаслоинесет домойв
капустномлисте.Это не только больно,этопозордлявсей фамилии, для
клана, а потом, есть ведь и дети, плоть от плоти Эпина, его надежда, которых
там, на чужбине, надо обучать наукам и умению держать в руке шпагу.