Не диво, что рыбаки не
сразу поняли,в чем дело. Гораздоудивительнее, что они все-таки разгадали
моедурацкое заблуждение и не посчитализа трудвозвратиться.Почтисто
часов голодал я ихолодал наэтомострове.Если бы не рыбаки, я мог бы и
вообще тамсгинуть,ивсе почистойглупости.Я и так занее заплатил
недешево -- не только муками, перенесенными в эти дни,но инынешним своим
положением: одет был хуженищего, едваспособен таскатьноги, да игорло
болело нестерпимо.
Случалосьмне видеть негодяев, случалось и глупцов;техидругих --
предостаточно, и думаю, что вконце концов и те и эти получают по заслугам,
только глупцы все же первыми.
ГЛАВА XV. "ОТРОК С СЕРЕБРЯНОЙ ПУГОВКОЙ" ПО ОСТРОВУ МАЛЛУ
На Россе, иными словами, той части Малла, куда ты теперь выбрался, меня
встретилотоженепроходимое бездорожье, чтоина только чтоброшенном
островке: сплошь болота, да кустарник, да огромные валуны. Для тех, кому эта
местность хорошо знакома, имелись,возможно,и дороги; уменяже не было
лучшего проводника, кроме как собственный нюх,ииной вехи,кроме вершины
Бен-Мора.
Я старался, сколько возможно, идти на дымок,который так часто видел с
острова,и как нивелика была моя усталость,какнитруден путь, часу в
шестом вечера вышел к домику, спрятанному на дненеглубокой лощины. Дом был
приземистый,длинный, сложенный насухо из камня и крытый дерном; передним
на холмике сидел старик и курил на солнце трубку.
Ломаныманглийскимязыкомонсгрехомпополамобъяснил,что мои
товарищи по несчастью благополучно добрались до берега инадругой же день
останавливались перекусить под этим самым кровом.
-- А был среди них один, одетый по-господски? -- спросил я.
Старичокответил, что все были в грубых плащах,но на первом, который
пришел сначала, ивправду красовалиськороткие панталоныи чулки, хотя на
остальных были матросские штаны.
-- Ага, -- сказал я, -- и, уж конечно, шляпа с перьями?
Нет, возразил старичок, путник шел, как и я, с непокрытой головой.
Сначалая подумал,чтоАлан потерял своюшляпу; потом вспомнилпро
дождь и решил, что вероятней он все-таки для вящей сохранности держал ее под
плащом. При этой догадкея невольно заулыбался,отчасти тому, что мой друг
невредим, отчасти же его тщеславной заботе о своей наружности.
Но тут мой собеседник хлопнул себя по лбу и вскричал, что я, наверно, и
есть отрок с серебряной пуговкой.
-- Да, а что? -- не без удивления сказал я.
--Ато, --отвечалстаричок,-- чтовтаком случаетебе велено
передать,чтобы ты пробиралсявследза своим другомвегокрая,через
Тороси.
Онстал расспрашивать, что со мной приключилось, и я поведалему свою
историю. На юге Шотландии такая быль,конечно, вызвала бы одни насмешки; но
старыйджентльмен -- я называю его такза благородство манер,одежонка на
нем была самая плохонькая -- выслушал меня до последнего словасочувственно
и серьезно.
На юге Шотландии такая быль,конечно, вызвала бы одни насмешки; но
старыйджентльмен -- я называю его такза благородство манер,одежонка на
нем была самая плохонькая -- выслушал меня до последнего словасочувственно
и серьезно.Когдая договорил, он взял меняза руку, ввелвсвою лачугу
(иначе каклачугой егожилище не назовешь) и представил своей жене с таким
видом, как будто она королева, а я -- по меньшей мере герцог.
Добрая женщинавыставила мне овсяные лепешкии холоднуюкуропатку, и
всестараласьпотрепатьменяпоплечуиулыбнутьсямне,потомучто
английскогоонанезнала;старыйджентльмен тоже неотставал отнее и
приготовил мне издеревенскоговискикрепкийпунш. А я, всевремяпока
уплетал еду и потом, когда запивал ее пуншем,никак не мог уверовать в свою
удачу; иэта хибарка,насквозь прокопченная торфяным дымоми вся в щелях,
как решето, казалась мне дворцом.
От пуншаменя прошиб обильныйпот и сморилнеодолимыйсон; радушные
хозяевауложили меняи больше нетрогали; и назавтра, когдая выступил в
дорогу,было уже околополудня,горлоу меня болело куда меньше,хандру
послездоровойедыи добрыхвестейкак рукой сняло. Старыйджентльмен,
сколько я его ниупрашивал, не пожелал брать денеги еще сам преподнес мне
ветхуюшапчонку, чтобыбыло чемпокрыть голову; каюсь, правда,чтоедва
домишко вновь скрылся из виду, я старательно выстирал подарок впридорожном
роднике.
А про себя я думал: "Если они все такие, эти дикие горцы,недурно бы и
моим землякам капельку одичать".
Мало того, что я пустился в путь с опозданием; я еще сбился с дороги и,
должнобыть,добруюполовинувремениблуждалпонапрасну.Правда,мне
встречалисьлюди, инемало:одникопалисьусебянаполях,скудных,
крохотныхклочкахземли,неспособныхпрокормить икошку;другиепасли
низкорослых,некрупнееосла,коровенок.Горскийкостюмбыл со времен
восстания запрещен законом, местным уроженцамвменялось одеваться по обычаю
жителейравнины,глубокоимчуждому,и странно было видетьпестроту их
нынешнего облачения. Кое-ктоходил нагишом, лишь набросив на плечи плащ или
длинныйкафтан,аштаны таскалзаспинойкакникчемную обузу; кое-кто
смастерил себе подобиешотландского пледа из разноцветныхполосок материи,
сшитыхвместе, как старушечьелоскутноеодеяло;попадались и такие,кто
по-прежнему не снимал горскойюбки, только прихватил ее двумятремя стежками
посредине,чтобыпреобразить в шароварывродеголландских.Все подобные
ухищрения порицались и преследовались: в надежде сломитьклановый дух закон
применяликруто;однакоздесь,наэтомотдаленномострове,любителей
осуждать находилось немного, а наушничать -- и того меньше.
Бедность вокруг,судяповсему,цариластрашная,и неудивительно:
разбойничьи набеги были пресечены,а вожди теперь не жили открытым домом; и
дороги,дажеглухиеиизвилистые деревенскиепроселкивродетого,по
которому пробирался я, наводнены были нищими.