Примерночерезполчасаянагналвысокогооборванца;ондвигался
довольно ходко, но нащупывал перед собоюдорогу посохом. Он был слеп на оба
глаза и назвался законоучителем, что, казалось бы,должно было унять во мне
всякие страхи. Мне, однако, никак не внушало доверия его лицо; что-то было в
нем недоброе, коварное, затаенное; авскоре, когда мы зашагали бок о бок, я
заметил, чтоиз-подкарманного клапанау неготорчитстальнаярукоятка
пистолета. Таскать с собой такую штуку грозило штрафом впятнадцатьфунтов
стерлингов на первыйслучай, а навторой -- ссылкой в колонии. Да и неясно
как-то было, чего радиучителю слова божиярасхаживать вооруженным, слепцу
-- держать при себе пистолет.
Я рассказал ему про случай со своим горе-провожатым; я былгорд собой,
ина сейразмое тщеславие одержало верх надблагоразумием.При словах:
"пять шиллингов"мойпопутчиктакгромко ахнул,чтопро другиедвая
предпочел умолчать и только порадовался, что ему не видно, как я краснею.
-- Что, многовато дал? -- с запинкой спросил я.
--Многовато!-- ужаснулсяон. -- Милый, за глоток виски я тебясам
провожувТороси.Даещевпридачусможешьнаслаждатьсяобществом
образованного человека, моим, стало быть.
Я возразил, что не представляю себе,как слепой можетидти поводырем;
на это он захохотал и объявил, что со своей палкой он зорче орла.
--Вовсякомслучае, наостровеМалл,-- прибавилон, -- тут мне
сызмальства наперечет знаком всякий камушеки вересковый кусток. Вот гляди,
--молвил он, выстукивая для большей уверенностиземлю справа и слева,--
вон там внизу бежит ручей; у его истокаподнимаетсяпригорочек, и на самой
вершинеторчкомстоит каменюга;усамогоподножияпригорка какрази
проходитдорога наТороси, апо тойдорогегонятскотину,онаплотно
утоптана и среди вереска виднеется травяной полосой.
Я вынужден был признать, что он не ошибсяни в одной малости, и не мог
скрыть своего изумления.
-- Ха!Это что, --сказал он. -- Ты не поверишь:до того, как издали
указ и в этой стране еще не повывелось оружие, я и стрелять мог! Да еще как!
-- вскричал он и с кривой усмешкойдобавил: -- Если бы, кпримеру,У тебя
нашелся пистолетик, я б тебе тут же и показал.
Я ответил, что ничего такого у меня и впомине нет,а сам отступил от
негона почтительноерасстояние.Зналбыон,какявственно проступают
очертанияпистолетавегокарманеикакпоблескивает насолнце сталь
рукоятки!Только,на мое счастье,ничего этого он не знал, воображал, что
все шито-крыто, и по неведению лгал себе дальше.
Потом он начал очень хитро выпытывать у меня, откуда я родом, богат ли,
могу ли разменять ему пятишиллинговую монету -- таковая, по его утверждению,
имелась вего кожаном шотландском кошеле, -- сам же все норовил подобраться
комне поближе, ая,в свой черед, уворачивался.
К этому времени мыуже
вышлина зеленый скотопрогонный тракт, ведущий через холмына Тороси, и на
ходу то и деломенялись местами, точь-вточь как танцоры в шотландском риле.
Перевесбыл так явнонамоей стороне,чтомне сталовесело;япросто
забавлялся этой игрою вжмурки;затозаконоучитель все большевыходил из
себя и под конец принялся клясть меняпо-гэльски начем свет стоит и так и
метил угодить мне своим посохом по ногам.
Тогдаясказал,чтода, у менявкарманеимеетсяпистолет, как,
впрочем,и у него, иежели он сию минуту не повернет на юг через тот самый
пригорок, я не задумаюсь всадить ему пулю в лоб.
Он сразу же сделался куда как учтив, попытался было меня задобрить, но,
увидав,что всенапрасно,еще разругнулменя напоследокпо-гэльскии
убрался прочь. Ястоялиглядел, как он крупным шагом уходитвсе дальше,
сквозьтопь и вересковую чащобу, выстукиваядорогупосохом;наконец,он
завернул за холм искрылся в соседнейложбине.Тогдатолько я направился
дальше, безмерно довольный, что остался один, без такого попутчика,как сей
ученыймуж. Денек,чтоиговорить,выдалсянеудачный;впрочем,таких
проходимцев, как эти двое, мне в горах больше не встречалось.
В Тороси, на проливе Саунд-оф-Малл,обращенная окнами к Морвену, стоит
гостиница; хозяин ее, тоже из Маклинов, был, судя по всему, высокая персона:
ведьсодержатьгостиницу почитается вгорной Шотландии занятием еще более
завидным, чем в нашихкраях -- толи оттого,что нанем лежитотпечаток
гостеприимства,толипопростукак делонеобременительное ивпридачу
хмельное. Трактирщик свободно изъяснялся по-английски и, обнаружив, что я не
чужд учености, сталиспытывать мои познания сперва во французском языке, на
чем без труда меня посрамил, а потом и в латыни, и тут уж не знаю, ктокого
перещеголял. Такое славное соперничество сразу нас сдружило; и я засиделся с
ним,распивая пунш-- аточней сказать, глядя, как онраспивает пунш, --
пока он не дошел до того, что пролил пьяную слезу у меня на плече.
Я попробовал,как быненароком, в свой черед,испытать его,показав
Алановупуговку; ноочевидно было,что онничего похожего не видал ине
слыхал.Больше того, он почему-то имел зуб против родичейи друзей Ардшила
и,пока еще не упился до бесчувствия,прочелмнепасквиль, написанный им
самимнаодногоизчленовклана:элегическиевирши,облеченныев
превосходную латынь, но зело ядовитые по смыслу.
Когда яобрисовалемузаконоучителяс большойдороги,онпокачал
головой и сказал, что я счастливо отделался.
--Эточеловекоченьопасный, -- объяснил он. --Зовут егоДункан
Маккей; он бьет в цель на слухс большого расстояния и не однажды обвинялся
в разбое, а случилось как-то, что и в убийстве.
-- И еще величает себя законоучителем! -- заметил я.
--Апочемубынет,--возразилМаклин,--когдаониесть
законоучитель!ЭтоегодюартскийМаклинпожаловалтакимзванием,из
снисхождения к его слепоте.