Но сегодня... Что скажете, Манго? -- И он вновь оглянулся на стряпчего.
Нов тот самый миг, как он повернулголову,сверху со склонагрянул
ружейный выстрел -- и едва он прогремел, Гленур упал на тропу.
-- Убили! -- вскрикнул он. -- Меня убили!
Стряпчий успел егоподхватить и теперь придерживал, слуга, ломая руки,
застыл над ними. Раненый перевел испуганный взглядсодногонадругого и
изменившимся, хватающим за душу голосом выговорил:
-- Спасайтесь. Я убит.
Он попробовал расстегнутьна-- себекафтан, наверно, чтобы нащупать
рану, но пальцыего бессильно скользнули по пуговицам. Он глубоко вздохнул,
уронил голову на плечо и испустил дух.
Стряпчий непроронилнислова,тольколицоегопобелело ичерты
заострились, словно он сам был покойником; слуга разрыдался, как дитя, шумно
всхлипывая и причитая; а я, остолбенев от ужаса, стоял и смотрел на них.
Но вот стряпчий опустил убитого в лужуегоже крови на тропе и тяжело
поднялся на ноги.
Наверно, это его движение привело меня в чувство, потому что стоило ему
шелохнуться,как якинулсявверх посклонуизавопил:"Убийца!Держи
убийцу!"
Все произошло мгновенно, так что, когда я вскарабкался напервый уступ
и мне открылась часть голой скалы, убийца не успел ещеуйти далеко. Это был
рослый детинав черном кафтанесметаллическимипуговицами,вооруженный
длинным охотничьим ружьем.
-- Ко мне! -- крикнул я. -- Вот он!
Убийца тотчасворовато глянул черезплечо и пустился бежать. Миг -- и
он исчез в березовой рощице; потом снова показался уже на верхней ее опушке,
и видно было, как он с обезьяньей ловкостью взбирается на новую кручу; а там
он скользнул за выступ скалы, и больше я его не видел.
Все этовремя я тоже не стоял на месте и уже забрался довольно высоко,
но тут мне крикнули, чтобы я остановился.
Якакраздобежалдоопушкиверхнегоберезняка, такчто,когда
обернулся, вся прогалина подо мною оказалась на виду.
Стряпчийс судебным исполнителемстояли над самой тропой,кричалии
махали руками, чтобы явозвращался, а слева отних, с мушкетами наперевес,
уже начали по одному выбираться из нижней рощи солдаты.
-- Для чего мне-то возвращаться? -- крикнул я. -- Вы сами лезьте сюда!
-- Десять фунтов тому, ктоизловит мальчишку! -- закричал стряпчий. --
Это сообщник. Его сюда подослали нарочно, чтобы задержал нас разговорами.
При этих словах (я их расслышалочень ясно, хотякричал он немне, а
солдатам) у меня душа ушла в пятки от страха, толькоуже иного, чем прежде.
Ведьодно дело, когда в опасности твояжизнь, и совсемдругое, когда есть
угрозавместе с жизньюпотерятьи доброе имя. И потом, эта новаянапасть
свалиласьнаменясловно гром средиясногонеба,таквнезапно,что я
окончательно опешил и потерялся.
Солдатыстали растягиватьсяцепочкой, одни побежали вобход,другие
вскинули мушкеты и взяли меня на прицел; а я все не двигался с места.
Солдатыстали растягиватьсяцепочкой, одни побежали вобход,другие
вскинули мушкеты и взяли меня на прицел; а я все не двигался с места.
-- Ныряй сюда, за деревья, -- раздался под боком чей-то голос.
Неоченьпонимая,чтоделаю,яповиновался, иедваскользнул за
деревья,каксразузатрещали мушкетыизасвистелипулимежберезовых
стволов.
В двух шагах, под защитой дерев, стоял судочкой в руках Алан Брек. Он
не поздоровался --а впрочем, до любезностей ли тутбыло -- только бросил:
"За мной!" -- и припустился бегом покосогорув сторону Баллахулиша; ая,
как овечка, -- за ним.
Мы бежали средиберез; то,согнувшись в трипогибели, пробирались за
невысокими буграми на склоне,токралисьна четверенькахсквозьзаросли
вереска. Скорость была убийственная, сердце уменя такколотилось о ребра,
чтотого и гляди лопнет; думать было некогда, а чтобы перемолвиться словом,
не хватало дыхания. Помню только, я таращил глаза, видя, как Аланв который
уж развыпрямляется в полный рост иоглядывается назад, а вответиздали
неизменно доносится взрыв улюлюканья разъяренных солдат.
Примерно четверть часа спустя Алан припал к земле в вересковых кустах и
повернул ко мне голову.
-- Ну, шутки кончились, -- выдохнулон. -- Теперь делай,как я,если
жизнь дорога.
И, не сбавляяшага,только теперьстысячьюпредосторожностей,мы
пустились в обратный путь по склону той же дорогой, какой пришли, развечто
взяли чуточку выше, покуда в конце концов Алан не бросился ничком на землю в
верхнемберезнякеЛеттерморскойчащи,гдеяспервавстретилего,и,
зарывшись лицом в папоротник, не стал отдуваться, как усталый пес.
А у меня так ломилобока, так все плыло перед глазами и рот запекся от
жары и жажды, что я тоже трупом повалился с ним рядом.
ГЛАВА XVIII. У НАС С АЛАНОМ ПРОИСХОДИТ СЕРЬЕЗНЫЙ РАЗГОВОР В ЛЕТТЕРМОРСКОЙ ЧАЩЕ
ПервымопамятовалсяАлан. Он встал, сделал несколькошагов к опушке,
выглянул наружу, потом вернулся и сел на место.
-- Уф, и жарко пришлось, Дэвид, -- сказал он.
Янеотозвался,дажеголовы не поднял.У меня на глазах свершилось
убийство, вкороткуюсекунду жизнерадостныйздоровяк,краснолицый гигант
обратился вбездыханное тело; во мнееще неотболелажалость,но это бы
только полбеды. Убит был человек, которого ненавидел Алан, а сам Алан -- тут
как тут, скрывается в чаще и удирает от солдат.Рука лиего нажимала курок
илитолько устаотдаваликоманду, разницаневелика. Помоемуразумению
получалось, чтоединственныйдруг,какой есть уменя в этом дикомкраю,
прямо замешан в кровавом преступлении, он внушал мне ужас; яне в силах был
глянутьемув лицо;уж лучше бы мне валятьсяодному поддождем на своем
островке илязгать зубами от холода, чем лежать в нагретой солнцем роще бок
о бок с душегубом.