Рассвет застал нас в бездонном ущелье, забитом скалами, где мчалась
вспененная река. Вокруг теснились дикие горы; ни травинки, ни деревца, и мне
не раз потом приходило в голову: уж не та ли это долина, что зовется Гленкоу
-- место побоища вовременакороля Вильгельма? Чтодоподробностей этого
нашего странствия,я их все порастерял; где-томылезли напрямик,где-то
пускались вдолгиеобходы; оглядеться толком былонедосуг, да и шли мы по
большей части ночью;если же я и спрашивал названия иных мест, звучалиони
по-гэльски и тем быстрей вылетали из головы.
Итак, первый проблеск зариосветилнамэтугибельнуюпропасть, и я
заметил, как Алан насупился.
--Местечкодля нас с тобой неудачное,-- сказалон.-- Такое,уж
конечно, караулят.
И онприпустился шибчепрежнего ктомуместу,гдескала посредине
рассекаларекуна дварукава.Поток пробивалсясквозьтеснинус таким
ужасающим ревом,чтоу меня затряслисьподжилки; анадрасселиной тучею
навиславодяная пыль. Алан, не глянувнивправо,ни влево,единым духом
перемахнулнакамень-одинецпосредине и сразу палначетвереньки, чтобы
удержаться, потомучтокамень был неширок илегкобыло сорватьсянату
сторону. Не успев примериться как следует или хотя бы осознать опасность,я
и сам с разбегу метнулся за ним, и он уже подхватил и придержал меня.
Так мы с нимочутились бок о бок, на узеньком выступе скалы, осклизлом
отпены; до другого берега прыгатьбылокудадальше, асовсехсторон
неумолчно грохоталарека.Когда я толком разглядел, где очутился, к сердцу
смертнойистомой подступилстрах, и язакрылглаза ладонью. Алан схватил
менязаплечи и встряхнул;я видел,что оншевелит губами, ноза ревом
порогови собственным смятением не расслышалслов, видно только было,как
лицоегопобагровело от злости и он топнулногой.Ая краем глаза опять
приметил, как неистово стремится поток, как воздух застлало водяной пылью, и
опять с содроганием зажмурился.
В тот же миг Алан сунулмне к губам флягу с коньяком и насильно влил в
глотку эдак с четверть пинты,такчтоуменя кровь сновазаструилась по
жилам. Потомон приложил ко рту ладони и,гаркнув мне прямо в ухо: "Хочешь
-- тони, хочешь --болтайся на виселице!", -- отвернулся от меня, перелетел
через второй рукав потока и благополучно очутился на том берегу.
Теперь я стоял на камне один, и -- мнестало посвободней; от коньяку в
ушах у меня звенело; живойпример друга ещестоял перед глазами,и у меня
хватило ума сообразить, что, если не прыгнутьсиюже секунду, непрыгнешь
никогда. Я низко присел и с тем злобным отчаянием, что не раз выручаломеня
за нехваткойхрабрости, ринулся вперед.Так и есть, только руки достали до
скалы;сорвались, уцепились,опятьсорвались:ия ужсъезжалвсамый
водоворот,нотут Алан ухватил меня сперва за вихор, послеза шивороти,
дрожа от натуги, выволок на ровное место.
Думаете, онвымолвил хоть слово?Ничуть не бывало:он снова ударился
бежать что есть мочи, и мне, хочешь не хочешь,пришлось подняться на ноги и
мчаться вдогонку. Яи раньше-то устал, а теперь ктомуже расшибсяине
оправилсяот испуга, да ихмель кружил мне голову; я спотыкался на бегу, а
тутибокневыносимозакололо,такчто,когдаподбольшущей скалой,
торчавшейсредь целого леса других,Алан, наконец, остановился, для Дэвида
Бэлфура это было очень вовремя.
Ясказал:подбольшущей скалой;нооказалось,что этодвескалы
прислонились друг к другу вершинами, обе футов двадцативысотой и на первый
взгляд неприступные.Алан итот (хоть унего, можно сказать, былоне две
руки, а все четыре) дважды потерпел неудачу, пробуя на них залезть; только с
третьей попытки, ито лишь взобравшись мне на плечи, апотом оттолкнувшись
со всей силой, так что я было подумал, не сломал ли он мне ключицу, он сумел
удержатьсянаверху.Оттуда онспустилмне свойкожаныйкушак;с егото
помощью, благо,что еще подвернулисьдве чутьзаметные выемки вскале, я
вскарабкался тоже.
Толькотогдаоткрылосьмне,для чегомы сюда забрались; каждаяиз
скал-двойняшекбыласверхунемноговыщерблена, и в томместе,гдеони
приникли друг к другу, образовалась впадина наподобие блюдаиличаши,где
можно было залечь втроем, а то и вчетвером, так что снизу было не видно.
За все это время Алан не обронил ни звука, он бежал и влезал на камни с
безмолвным неистовством одержимого; я понимал, что он смертельно встревожен,
а значит, где-то что-то грозит обернуться не так. Даже сейчас, когда мы были
уже наскале,он оставался также хмур, насторожен и молчалив, онтолько
бросился плашмя на скалу и,как говорится, одним глазомиз-закрая нашего
тайника осмотрел все вокруг. Заря уже разгорелась, мы видели скалистые стены
ущелья;дно его, загроможденное скалами,речку, чтометалась из стороны в
сторону средь белопенных порогов; и нигде ни дымка от очага, ни живойдуши,
только орлы перекликались, паря над утесом.
Только тогда губы Алана тронула улыбка.
--Ну, теперь хоть есть какая-то надежда, -- проговорил они,лукаво
покосившись в мою сторону, прибавил: -- А ты, друг, не больно ловок прыгать.
Должно быть, я залился краской обиды, потому что он сразу же прибавил:
--Ба!А впрочем,стебя испросневелик.Бояться ивсе-таки не
спасовать -- вотна чем проверяются люди. И потом еще эта вода,мне самому
от нее муторно. Да-да, -- закончил Алан, -- твоей тут вины никакой, авот я
опростоволосился.
Я спросил, почему.
--А как же,-- сказал он, --каким недотепойсебя показал нынешней
ночью. Первым делом возьми да пойдине тойдорогой, и это где: в Эпине, на
своейже родине;ясно,чтодень нас застал там,куданам носане след
казать; вот и торчим тут с тобой -- иопасно, и тошно. Второе, чтоподавно
грех, когдачеловекстолько прятался по кустам, сколько я насвоемвеку:
вышел вдорогу безфлягис водой.