Вернулсяонозабоченный:на него забрехалисобаки, инарод
повыскакивал из домов; Аланупослышался лязг оружия, аизодной двери как
будто выглянул солдат. Вот почему на другой день мы притаились у опушки леса
идержались начеку, чтобы,еслигостем окажется ДжонБрек,указатьему
дорогу, а если красные мундиры, успеть уйти.
Незадолго до полудня мы завидели на лысом склоне человека, который брел
по солнцепеку,озираясьиз-под ладони. При виде его Алан тотчассвистнул;
человек повернулсяи сделал несколько шагов внашу сторону;новое Аланово
"фью! ", и путник подошел еще ближе, и так, на свист, он дошел до нас.
Этобылпатлатый,страхолюдныйбородачлетсорока,беспощадно
изуродованныйоспой;лицоунегобылотуповатоеивместесвирепое.
По-английски он объяснялся еле-еле, и все же Алан (с поистине трогательной и
неизменнойвмоемприсутствииучтивостью)недал емуи словасказать
по-гэльски. Можетстаться,скованный чужою речью, пришелец дичился сильней
обыкновенного, но, по-моему, он вовсе не горел желанием нам услужить, а если
и шел на это, так единственно из боязни.
Алан собирался передатьсвое поручениеДжемсу устно;но испольщики
слышать ничего непожелал. "Так я забыла", -- визгливым голосом твердил он,
иными словами, либо подавай ему письмо, либо он умывает руки.
Ябыло решил,что Аланаэто обескуражит, ведьоткудав такой глуши
раздобудешь,чемписатьиначем.Однакоянеотдавалдолжного его
находчивости;он сунулся туда,сюда, нашелв лесу голубиное перо, очинил;
отсыпализ рога пороху, смешал с ключевойводой, и получилось нечтовроде
чернил; потом он оторвал уголокот своего французскогопатента на воинский
чин (того самого, чтотаскал в кармане как талисман, способный уберечьего
от виселицы), уселся и вывел нижеследующее:
"Любезный родич!
Сделай одолжение, перешли с подателемсего несколько денег в известное
ему место.
Любящий тебя двоюродный брат твой А.С.".
Этопослание он вручил испольщику,и тот, с обещаниемелико возможно
поспешать, пустился с ним под гору.
Два дня его не было; а на третий, часов вспять пополудни, мы услыхали в
лесу посвист; Алан отозвался, и вскоре к ручью вышелиспольщик и осмотрелся
посторонам,отыскивая нас.Он уж не глядел таким биотоком и был, по всей
видимости, несказанно доволен, что разделался со столь опасным поручением.
От него мы узналиместные новости;оказалось, всяокруга кишмя кишит
красными мундирами",что ни день, у кого-нибудь находят оружие, и на бедный
люд сыплются новыеневзгоды, а Джемса Глена икой-кого из егочелядиуже
свезливФортВильями--бросиливтемницу,каксамыхвероятных
соучастников убийства. Повсюду распустили слух, что стрелял не кто иной, как
Алан Брек; издан приказ о поимке нас обоих и назначена награда в сто фунтов.
Итак,делаобстояли скверно;доставленнаяиспольщиком записочкаот
миссис Стюартбыла самая горестная. Жена Джемса заклинала Алана не даваться
врукиврагам,уверяя, что, если солдатыего схватят,и самон и Джеме
погибли.Деньги, которые она посылает, -- этовсе, что ейудалось собрать
или взять вдолг, иона молит всевышнего,чтобы их оказалось довольно. И,
наконец, вместесзапиской онапосылает бумагу,вкоторойдаютсянаши
приметы.
Бумагуэтумыразвернулисизряднымлюбопытством,ноинебез
содрогания--так смотришьв зеркало ивдуло вражескогоружья,чтобы
определить, точно ли в тебя целятся. Про Алана было написано вот как: "Росту
низкого, лицо рябое, очень подвижный, от роду годов тридцатипяти или около
того, носит шляпу сперьями,французский кафтан синегосукна о серебряных
пуговицах и с галуном, сильно потертым, жилет красный и грубойшерсти штаны
по колена"; а про меня так:"Росту высокого,сложениякрепкого,отроду
годов восемнадцати,одетвстарыйкафтан,синий,изряднопотрепанный,
шапчонку ветхую горскую, долгий домотканый жилет, синие штаны по колена; без
чулок, башмаки, в каких ходят на равнине, носы худые;говориткак уроженец
равнинного края, бороды не имеет".
Алан был явнопольщен, что так хорошо запомнили и обстоятельно описали
его наряд; только дойдя до слова "потертый",он с некоторойобидой оглядел
свой галун. Я же подумал, что, если верить описанию, я являю собой плачевное
зрелище; но в то же время был и доволен: раз я сменил свое рубище, эта опись
стала мне спасением, а не ловушкой.
-- Алан, -- сказал я, -- надо вам переодеться.
-- Вздор, -- сказал Алан, -- нево что. Хорошобы явыглядел, если б
воротился во Францию в шапчонке!
Эти слова натолкнули меня на другую мысль: если б отделиться от Алана с
его предательским нарядом, арестабояться нечего, можно открыто идти,куда
мне требуется. Мало того, если, допустим, меняисхватят в одиночку, улики
будутпустяковые; авот попадисья заодно с предполагаемымубийцей, дело
обернетсякуда серьезней. Щадя Алана, яне дерзнул заговоритьоб этом, но
думать не перестал.
Напротив, ятолько укрепился в своих помыслах,когда испольщиквынул
зеленыйкошелек, в котором оказалось четыре гинеи золотом и почтина гинею
мелочи. Согласен,уменяитого не было. Но ведь Алануна неполных пять
гиней предстояло добраться до Франции; мне же, на моих неполных две -- всего
лишь до Куинсферри; такимобразом, ежели правильно рассудить, выходило, что
без Алана мне не только спокойней, но и не так накладно для кармана.
Однакомоемучестномусотоварищуничегоподобногоивмыслине
приходило.Он был искренне убежден, что он мне опора,помощь и защита. Так
чтоже мне оставалось, как непомалкивать, клясть просебя все на свете и
полагаться на судьбу?
-- Маловато, -- заметил Алан, пряча кошелек в карман, -- но я обойдусь.