Атеперь,ДжонБрек,отдай-камненазадмоюпуговицу,имы сэтим
джентльменом выступим в дорогу.
Испольщик, однако, порывшись в волосатом кошеле, который носил спереди,
как водитсяу горцев(хотя в остальном,не считая матросских штанов, одет
былкакжитель равнины),началкак-топодозрительно вращатьглазамии
наконец изрек:
-- Она подумает терять, -- и это, видно, означало: "Думаю, чтопотерял
ее".
--Что такое?-- рявкнулАлан. -- Ты посмелпотерять моюпуговицу,
которая досталась мне от отца? Тогда вот чтоя тебескажу, Джон Брек: хуже
ты еще ничего не натворил за всю свою жизнь, понятно?
ТутАлан уперся ладонями в колени и воззрился наиспольщика с опасной
улыбкойи стем сумасшедшим огоньком в глазах, который недругам его всегда
сулил беду.
Толи испольщик былвсежепорядочныймалый, толизадумалбыло
сплутовать, но вовремясвернул на стезю добродетели,смекнув, что очутился
один в глухом месте против нас двоих; так или иначе, только пуговка внезапно
нашлась, и он вручил ее Алану.
-- Что ж, это к чести Макколов, -- объявил Алан и повернулся ко мне. --
Отдаю тебе обратно пуговицу и благодарю, что ты согласился с нею расстаться.
Это еще раз подтверждает, какой ты мне верный друг.
И вслед за тем как нельзя более сердечно простился с испольщиком.
-- Тысослужилмнехорошую службу, -- сказал Алан, -- не посчитался,
что сам можешь сложить голову, и я всякому назову тебя добрым человеком.
Наконец испольщик пошелсвоей дорогой, амы с Аланом, увязав пожитки,
своей: по тайным тропам.
ГЛАВА XXII. ПО ТАЙНЫМ ТРОПАМ. ВЕРЕСКОВАЯ ПУСТОШЬ
Часов семь безостановочного,трудного пути, и ранним утром мы вышли на
край горной цепи. Переднами лежала низина, корявая, скудная земля, которую
нам нужно было теперь пройти. Солнце только взошло и било нам прямо в глаза;
тонкий летучий туман, как дымок, курилсянад торфяником; так что (по словам
Алана) сюда могло понаехать хоть двадцать драгунских эскадронов,а мыбы и
не догадались.
Потому,поканеподнялсятуман,мызаселивлощиненаоткосе,
приготовили себе драммаку и держали военный совет.
--Дэвид,-- начал Алан, -- это место коварное. Переждемдо ночи или
отважимся и махнем дальше наудачу?
--Чтомнесказать?-- ответил я.--Устать-тоя устал, ноколи
остановка лишь за этим, берусь пройти еще столько же,
-- То-то и оно, что не за этим, -- сказал Алан, -- это даже не полдела.
Положениетакое: Эпин нам верная погибель. На юг сплошьКемпбеллы, тудаи
соватьсянечего. На север -- толку мало: тебенадобно в Куиисферри, ну а я
хочу пробраться во Францию. Можно, правда, пойти на восток.
-- Восток так восток! -- бодро отозвался я,а про себяподумал:"Эх,
друг, ступалбы ты себе в одну сторону, а мне бы дал пойти в другую, оно бы
к лучшему вышло для нас обоих".
--Да, но на восток, понимаешь, унас болота, -- сказал Алан. -- Туда
только заберись, а уж дальше, как повезет. Экая плешина -- голь, гладь,где
тут укроешься? Случись на каком холме красные мундиры, углядят иза десяток
миль, а главное дело, ониверхами,мигом настигнут. Дрянное место, Дэви, и
днем, прямо скажу, опасней, чем ночью.
-- Алан, -- сказал я, -- теперь послушайте, как ярассуждаю. Эпиндля
нас погибель;денегу нас негусто, муки тоже; чем дольшенас ищут,тем
вернейугадают, где мы есть;тут всюду риск, ну, а что будуидти, пока не
свалимся с ног, за это я ручаюсь.
Алан просиял.
-- Иной раз ты до того бываешь опасливый да виноватый, -- сказал он, --
что молодцу вродеменя никак не подходишь в товарищи; а порой, как взыграет
в тебе боевой дух, ты мне приятнее родного брата.
Туман поднялся ирастаял,и из-под негопоказалась земля, пустынная,
точно море; лишькричали куропатки ичибисы, дана востокедвигалось еле
видное вдали оленье стадо. Местами пустошьпоросла рыжимвереском; местами
была изрытаокнами, бочагами, торфянымияминами; кое-гдевсе было выжжено
дочерна степным пожаром;в одном месте, остовза остовом,подымался целый
лес мертвыхсосен.Тоскливеепустыни не придумаешь, зато ни следа красных
мундиров, а нам только того и нужно было.
Итак,мысошлинапустошьиначалитягостный,кружнойпоходк
восточному ее краю. Не забудьте, со всехсторонтеснилисьгорные вершины,
откуданасмоглизаметитьвлюбоймиг;это вынуждало наспробираться
ложбинами,акогдаонисворачиваликуданенадо,сбесчисленными
ухищрениями,передвигатьсяпооткрытымместам.Поройполчасакряду
приходилось ползти от одного верескового куста к другому, подобно охотникам,
когда они выслеживают оленя. День снова выдалсяпогожий,солнце припекало;
водав коньячной фляге быстро кончилась; однимсловом, знай я наперед, что
такое полдороги ползти ползком, а остальное время красться, согнувшись в три
погибели, я бы, уж конечно, не ввязался в столь убийственную затею.
Томительный переход, короткая передышка,снова переход -- так миновало
утро, и к полудню мыприлегли вздремнуть в густых вересковых зарослях. Алан
сторожил первым; я, кажется, только закрыл глаза, как он уже растолкал меня,
и настал мойчеред. Часов у насне было, и Алан воткнул в землю вересковый
прутик, чтобы, когда тень от нашего куста протянется квостоку до отметины,
я знал, что пора его будить. А я ужедо тогоумаялся, что проспал бы часов
двенадцатьподряд; от снауменя слипалисьглаза; ум еще бодрствовал, но
тело погрузилось в дремоту; запахнагретоговереска,жужжаниедиких пчел
убаюкивали, точно хмельное питье;я то и деловздрагивали спохватывался,
что клюю носом.
В последний раз я, кажется, заснул всерьез, вот и солнце что-тодалеко
передвинулось внебе. Явзглянулна вересковый прутик ис трудом подавил
крик: я увидел, что обманулдоверие товарища.