После злополучной размолвки из-за карт,что бы я ни сказал, чтобы ни
сделал, все вызывало у Клуни досаду.
-- Коли так, у имени вашего разумения побольше, чем увас,-- сердито
буркнул он, -- потому что это доброегэльское имечко. Ну, да не в том суть.
Мой лазутчик показывает, что на юг путь свободен, только вопрос, достанет ли
у вас сил идти.
Явиделкартынастоле,нозолота иследпростыл,толькогора
надписанных бумажек, и все на клуневой стороне. Да и у Алана вид был чудной,
словно он чемто недоволен; и дурное предчувствие овладело мною.
-- Не скажу,чтобы ясовсем был здоров, -- ответиляи посмотрел на
Алана,-- авпрочем,у насесть немного денег, и с ними мысебе изрядно
облегчим путь.
Алан прикусил губу и уставился в землю.
-- Дэвид, знай правду, -- молвил он наконец. -- Деньги я проиграл.
-- И мои тоже? -- спросил я.
-- Итвои, -- состоном сказал Алан. -- Зачем только ты мне их дал! Я
сам не свой, как дорвусь до карт.
-- Ба-ба-ба! -- сказал Клуни. -- Все это вздор; подурачились, и только.
Самособой,деньгивыполучитеобратно,хотьвдвоебольше,колине
побрезгуете. Начто б это было похоже, если б яих взял себе! Слыханное ли
дело, чтобы яставил палки вколеса джентльменам втакомположении,как
ваше!Куда бы этогодилось!--ужевовесьголос гаркнул Клуни,весь
побагровел и принялся выкладывать золотые из карманов.
Алан ничего не сказал, только все смотрел в землю.
-- Может, на минутку выйдем, сэр? -- сказал я.
Клуни ответил: "С удовольствием", -- и, точно, сразу пошел за мной,но
лицо у него было хмурое и раздосадованное.
-- А теперь, сэр,-- сказал я,-- раньше всего я долженпринести вам
признательность за ваше великодушие.
--Несусветнаячушь!--вскричалКлуни.--Великодушиекакое-то
выдумал... Нехорошо получилось, конечно,да что прикажете делать -- загнали
в клетушку, точно овцу в хлев, -- только и остается, что посидеть за картами
с друзьями, когда в кои-то веки залучишь их к себе! А если они проиграют, то
и речи быть не может... -- Тут он запнулся.
--Вот именно,--сказаля.-- Если онипроиграют, вы имотдаете
деньги; а выиграют,такваши уносят в кармане! Яуж сказал, что склоняюсь
пред вашим великодушием; и все же, сэр, мне до крайности тяжело оказатьсяв
таком положении.
Наступило короткое молчание; Клунитщился что-тосказать, но так и не
выговорил ни слова.Тольколицо его с каждым мгновением сильней наливалось
кровью.
-- Я человек молодой, -- сказал я, --ивот я у вас спрашиваю совета.
Посоветуйте мне как сыну. Мой друг честь по чести проиграл свои деньги, а до
этого, опятьтаки честь по чести,куда больше выиграл у вас. Могу я взять их
назад?Хорошо ли будет так поступить? Ведькак ни поверни, сами понимаете,
гордость моя при том пострадает.
-- Да и для меня нелестнополучается, мистерБэлфур, -- сказал Клуни.
-- По-вашему выходит, я вроде как сети расставляю бедным людям, им вущерб.
А я не допущу, чтобы мои друзья в моем доме терпели оскорбления -- да-да! --
И вдруг вспылил: -- Или наносили оскорбления, вот так!
--Видите,сэр,значит,несовсемянапрасноговорил: карты--
никчемноезанятиедляпорядочныхлюдей.Впрочем,яжду,чтовымне
присоветуете.
Ручаюсь, если Клуни кого и ненавидел сейчас, так это Дэвида Бэлфура. Он
смерил меня воинственнымвзглядом, и резкое слово готовобылосорваться с
его уст. Но толи молодостьмоя его обезоружила, толи пересилило чувство
справедливости...Спору нет, положение было унизительное для всех,и нев
последнююочередьдля Клуни; тем больше ему чести, что сумел выйти из него
достойно.
-- Мистер Бэлфур, -- сказал он, -- больно вы намой вкус велеречивы да
обходительны, но при всемтом в вас живет духистого джентльмена. Вотвам
честное мое слово: можете брать эти деньги -- я и сыну сказал бы то же, -- а
вот и моя рука.
ГЛАВА XXIV. ПО ТАЙНЫМ ТРОПАМ. ССОРА
Под покровом ночинас сАланомпереправили через Лох-Эрихт иповели
вдоль восточногоберега в другой тайник у верховьев Лох-Ранноха, а провожал
нас один прислужник из Клети. Этот молодец нес все наши пожитки и еще Аланов
плащ в придачу и с эдакойпоклажей трусилсебе рысцой, как крепкая горская
лошадка с охапкой сена; я давеча едва ноги волочил, хотя нес вдвое меньше; а
между тем доводись нампомериться силами в честной схватке, я одолел бы его
играючи.
Конечно, совсем иное дело шагать налегке; кабы не это ощущениесвободы
и легкости, я, пожалуй, вовсе не смог бы идти. Ятолько что поднялся с одра
болезни, ну, а обстоятельства наши были отнюдь не таковы, чтобы воодушевлять
на богатырские усилия:путьпролегалпо самымбезлюдным и унылымместам
Шотландии, под ненастными небесами, и в сердцах путников не было согласия.
Долгое время мы ничего не говорили, шли то бок о бок, то друг за другом
скаменнымилицами; я -- злойинадутый,черпаясвои невеликие силыв
греховныхинеистовыхчувствах,обуревавшихменя;Алан--злойи
пристыженный, пристыженный тем, чтоспустил мои деньги; злойоттого, что я
так враждебно это принял.
Мысль о том, чтобы с ним расстаться, преследоваламеня все упорнее,и
чем больше онаменя прельщала,тем отвратительней ястановилсясам себе.
Ведь что бы Алану повернуться и сказать: "Ступай один,моя опасность сейчас
страшнее,асомнойопаснейи тебе", --иблагородно,икрасиво,и
великодушно. Но самому обратиться к другу, который тебя, бесспорно, любит, и
заявить: "Ты в большойопасности, я -- не очень;дружество твое мне обуза,
так что выкручивайся как знаешь и сноси тяготы в одиночку..." -- нет, низа
что; о таком про себя подумаешь, и то вон щеки пылают!
Авсе-такиАланпоступилкакребеноки,что хужевсего, ребенок
неверный.