Всего одна незадачаприключилась у нас за целый день: в кусты завернул
посидетьснамибродячийволынщик,красноносыйпьянчугасзаплывшими
глазками, увесистой флягойвискивкарманеи бесконечнымперечнем обид,
учиненныхемувеликиммножествомлюдей,начинаяотлорда-председателя
Верховного суда, который не уделил ему должного внимания, икончаяшерифом
Инверкитинга, который уделяет ему внимания свыше меры. Понятно, мы немогли
невызвать у него подозрений: двоевзрослых мужчин забились на весь день в
кусты безвсякого видимого дела. Мы как на иголках сидели, пока он вертелся
рядом и досаждалнам расспросами;акогдаушел, не чаяли,как бысамим
поскорей выбратьсяотсюда,потому чтопьянчугабыл не из тех,кто умеет
держать язык за зубами.
Деньпрошел, все такойжепогожий; спустилсятихий, ясный вечер;в
хижинах и селениях загорелись огни, потом, один за другим, стали гаснуть; но
лишьнезадолго дополуночи, когдамы совсемизвелисьи не знали, чтои
думать, послышался скрежет весел в уключинах. Мы выглянули наружу и увидели,
что к нам плывет лодка,а гребет не кто иной, как сама девушка из трактира.
Никому недоверила она нашей тайны, даже милому (хоть не знаю, был ли у ней
жених);нет,онадождалась,пока уснул отец,вылезла вокошко, увела у
соседа лодку и самолично явилась нам на выручку.
Я простопотерялся,незная,какиблагодаритьее;впрочем,от
изъявлений благодарности она потерялась ничуть не меньше и взмолилась, чтобы
мы не тратили даром времени и слов, прибавив(весьмаосновательно),что в
нашем деле главное-- тишина ипоспешность.Так вот и получилось, что она
высадиланасналотианском берегу невдалекеот Карридена, распрощалась с
намииужевновьгреблапозаливукЛаймкилнсу,амыисловечка
благодарности ей больше молвить не успели в награду за ее доброту.
Даже и потом, когда она скрылась,слова не шли нам на язык, да и какие
слова непоказалисьбы ничтожны всравнении с таким благодеянием!Только
долго еще стоял Алан на берегу, покачивая головой.
--Хорошаядевушка,--сказал он наконец. -- Недевушка,Дэвид, а
золото.
И, наверное, добрый час спустя, когда мы лежалив пещере узалива и я
уже стал было задремывать, он снова принялсярасхваливать ее на все лады. А
я -- что мне было говорить; она была такаяпростодушная, чтоу меня сердце
сжималось от раскаяния и страха:от раскаяния,чтоу нас хватилосовести
злоупотребить ее неискушенностью, и отстраха,как бымы не навлекли и на
нее грозившую нам опасность.
ГЛАВА XXVII. Я ПРИХОЖУ К МИСТЕРУ РАНКИЛЕРУ
На другой день мы уговорились, что до заката Алан распорядится собой по
собственномуусмотрению,а кактолькостемнеет, спрячетсявполеблиз
Ньюхоллса уобочиныдорогиинестронется сместа, пока не услышит мой
свист.
Ябыло предложил взятьза условныйзнакмою любимую "Славный дом
Эрли", ноАланзапротестовал, сказав, что этупеснюзнает всякий и может
случайно засвистать любойпахарь поблизости;взамен он обучил меняначалу
горского напева, который посей день звучит уменя в душе и, верно,будет
звучать, пока я жив. Всякий раз, приходя мне на память, он уносит меня в тот
последний день, когда должна быларешитьсямоя судьбаи Алан сидел в углу
нашей пещеры, свистя и отбивая такт пальцем, и лицо его все ясней проступало
сквозь предрассветные сумерки.
Ещесолнце не взошло, когда яочутилсянадлинной улице Куинсферри.
Городбылпостроеносновательно,домапрочные,каменные,чащекрытые
шифером; ратуша, правда, поскромней,чем в Пибле, даи сама улица не столь
внушительна;новсевместевзятоезаставиломеняустыдитьсясвоего
неописуемого рванья.
Наступало утро,вдомахразжигали очаги,растворяли окна, наулице
стали появляться люди, а моя тревога и подавленность все возрастали. Я вдруг
увидел, накакой зыбкой почвепостроены все мои надежды, когда у менянет
твердых доказательств не только моих прав,но хотя бы того, что я -- это я.
Случись, вселопнет, какмыльный пузырь,тогда окажется, что я тешил себя
напрасной мечтой и положение у меня самое незавидное. Даже если все обстоит,
какмне думалось, потребуется время, чтобы подтвердить основательность моих
притязаний, а откуда взять этовремя, когда в кармане нет и трех шиллингов,
анарукахосужденный,которыйскрываетсяотзакона икоторого нужно
переправитьвдругуюстрану?Страшносказать,ноеслинадеждымои
несбыточны, дело ещеможет обернуться виселицей для нас обоих. Я расхаживал
взади вперед по улицеи ловил на себе косые взгляды изокошек, встречные
либоухмылялись,либо,подтолкнувдругдругалоктем,очем-то
переговаривались, и к моим опасениям прибавилось еще одно: не только убедить
стряпчегоокажетсянепросто,нодаже добитьсяразговораснимбудет,
пожалуй, нелегкой задачей.
Хоть убей,немогя набратьсядуху заговоритьс кем-либоизэтих
степенных горожан; мне совестнобыло даже к нимподойти таким оборванным и
грязным; спросишь,где дом такой особы,как мистерРанкилер, а тебе, чего
доброго, рассмеются в лицо.Вот и мотался я из конца в конец улицы, с одной
стороны надругую, слонялся погавани, словно пес,потерявший хозяина, и,
чувствуя,какуменятоскливососетподложечкой,времяотвремени
безнадежномахал рукой.Деньмеждутемвступил всвои права--было,
наверно, часовуж девять;измученныйбесцельнымблужданием, яневзначай
остановился у добротного дома на дальней от залива стороне; дома с красивыми
чистыми окнами, цветочными горшкаминаподоконниках и свежеоштукатуренными
стенами;наприступке,по-хозяйскиразвалясь,зевалагончаясобака.