--Ибо
трагедияпредполагает предметомспоранечтозначительное,нечтоdignus
vindice nodus [16].
Здесь же всякаша завариласьпо прихоти молодогоосла, которого не в
меру избаловали и которому ничто так не пошло бнапользу, как если бы его
стреножитьиугоститькнутом.Однаковашбатюшкапридерживалсяиного
взгляда;он шелна однууступку задругой,межтемкакдядя вашвсе
необузданнеепредавался приступамуязвленного себялюбия, и завершилось все
своеобразнымсоглашениеммеждуними,губительныепоследствия коеговам
довелось за последнее время столь болезненноощутить на себе. Одномубрату
досталасьизбранница,другому-- имение.Знаете ли,мистер Дэвид, много
ведется разговорово великодушии и милосердии, а я вот частенько думаю, что
на подобномжизненномраспутье счастливейший исход бывает,когда идутза
советомк законнику и принимаютвсе, что полагаетсяпо закону.Во всяком
случае, донкихотскийпоступоквашегоотца,несправедливыйв самом корне
своем, породил чудовищный выводок несправедливостей.Родители ваши до самой
смертипрозябаливбедности, вам былоотказано вдолжном воспитании,а
каково тем временем пришлось арендаторам имения Шос! И каково (хотя меня это
не слишком беспокоит) пришлось тем временем мистеру Эбенезеру!
-- Но этоиестьсамоепоразительное, -- сказал я,--что человек
способен был настолько измениться.
-- И да и нет, -- сказал мистер Ранкилер. -- Это естественно, по-моему.
У него не было причинсчитать,что он сыграл достойную роль.Те, ктовсе
знал,отнегоотшатнулись, а кто не знал,видя, чтоодин брат исчез,а
другойзавладел поместьем, пустили слухиоб убийстве, так что он остался в
полномодиночестве. Деньги --вот все, чего он добился от этой сделки; что
же, тем выше сталон ценить деньги. Он был себялюбец в молодые лета и ныне,
встарости, остался себялюбец, авочтовыродились его высокие чувства и
утонченные манеры, вы видели сами.
-- Ну, а в какое положение, сэр, все это ставит меня? -- спросил я.
-- Поместье,безусловно,ваше, -- отвечал стряпчий. -- Что бы там ваш
батюшка ни подписал, наследником остаетесь вы.Однако дядя у вас таков, что
будет оспариватьнеоспоримоеи, вероятней всего, попробует утверждать, что
вы не тот, за когосебя выдаете. Тяжба в суде всегда обходится дорого,при
семейнойже тяжбенеизбежна постыднаяогласка. Крометого, случись,что
вскроется хоть доля правды о ваших похождениях с мистером Томсоном, мы же на
этом можем и обжечься.Похищение,разумеется, былобыдлянасрешающим
козырем, если б его удалось доказать. А доказать его, пожалуй, будет трудно,
и мойсовет, памятуя обо всемэтом, решитьделос вашим дядей полюбовно,
даже,возможно, датьему дожить свой веквзамке Шос, где он за двадцать
пятьлетпустил глубокиекорни,иудовольствоватьсяпокаместсолидным
обеспечением.
Я сказал, что охотно пойдуна уступки и что, естественно, менеевсего
желал бы предаватьгласностисемейные дрязги.
Я сказал, что охотно пойдуна уступки и что, естественно, менеевсего
желал бы предаватьгласностисемейные дрязги.А междутемв голове моей
началпонемногусозреватьзамысел,которыйлегпотомвосновунаших
действий.
-- Стало быть, важней всего заставить егопризнаться, чтоон виновник
похищения? -- спросил я.
-- Определенно, -- сказал мистерРанкилер, -- илучше, чтоб не в зале
суда. Сами подумайте, мистер Дэвид: конечно, мы могли быотыскатькаких-то
матросов с "Завета", которые покажут под присягой, что вас держали взаперти,
ностоитим встать на свидетельское место,и мыболее невсилах будем
ограничитьих показания, икто-нибудьужнепременнообронит словцопро
вашегодруга мистера Томсона. А это (судя по тому,что я слыхал от вас) не
весьма желательно.
-- Знаете, сэр, -- сказал я, -- кажется, я кое-что надумал.
И я раскрыл ему свой замысел.
-- Да, но тут, как я понимаю, неминуема моя встреча с этим Томсоном? --
сказал он, когда я замолчал.
-- Думаю, да, сэр, -- сказал я.
-- Вот ведь беда! -- вскричалон, потирая лоб. -- Ахты, бедакакая!
Нет, мистерДэвид,боюсь,что замысел ваш неприемлем.Я ничегонехочу
сказать против вашего друга, яничего предосудительного про мистера Томсона
не знаю, а если б знал -- заметьте себе, мистер Дэвид, -- мой долг повелевал
бы мне егосхватить. Судитежсами: есть ли намрезон,встречаться? Как
знать, авдруг на немлежит еще иная вина? Авдруг онвам не все сказал?
Вдруг егоизовут вовсенеТомсон! --вскричал,хитромнеподмигнув,
стряпчий. -- Такой народец походя себе подцепит больше имен, чем иной ягод с
ветки боярышника.
-- Вам решать, сэр, -- сказал я.
Ивсежеочевиднобыло,чтоподаннаямноюмысльовладелаего
воображением,ибо, покуда нас не позвали кобеду,пред ясныеочимиссис
Ранкилер,онвсеобдумывал что-то просебя;инеуспела хозяйкадома
удалиться, оставивнасвдвоемза бутылкою вина,какон начал придирчиво
выспрашивать у меня подробностимоей затеи. Когдаигде назначеноунас
свиданиес другоммоим мистером Томсоном,вполнели можноположиться на
порядочность означенного Томсона; согласен ли я буду на такие-то условия,в
случаеесли старый лис-дядяпопадетсянаприманку, --эти и им подобные
вопросынеспешной чередою шлико мне от мистераРанкилера, меж тем как он
глубокомысленно смаковал вино. Когда же яна всеответил, видимо, так, что
оностался доволен, он впал в еще более глубокое раздумье;даже икрасное
винобыло теперь забыто.Потом он вынуллистбумаги, карандаш и принялся
что-тописать,тщательновзвешиваявсякоеслово;адописав,звякнул
колокольчиком, и явился письмоводитель.
-- Торренс, --сказал стряпчий, -- квечеруэтабумагадолжна быть
списана начисто; а как управитесь, будьте добры надеть шляпу и приготовьтесь
сопровождатьнассэтимджентльменом--выможетепонадобитьсякак
свидетель.