– Разумеется, вы же кубинец.
Наркобарон засунул бутылку с бренди под мышку, взял обе чашки без блюдец, протя-нул ту, в которой не было бренди, Аркадию, и уселся
на диван. Аркадий устроился в кресле и стал ждать. Гусман одним глотком выпил половину разбавленного спиртным кофе и тут же долил в
чашку еще бренди.
– Ну и как вам?
– Кофе? – Аркадий сделал глоток. – Очень неплохой.
На самом деле кофе был горьким, лишь наполовину прожаренным и, скорее всего, ме-стным.
– Кофе дерьмовый. – Гусман ухмыльнулся, снова демонстрируя свои американские зу-бы. – Вот почему я наливаю туда бренди.
Аркадий улыбнулся. Тот, кто пьет столько бренди до полудня, делает это вовсе не за-тем, чтобы перебить вкус отвратительного кофе.
– Понятно, – нейтральным тоном сказал он.
– Нет, вам ничего не понятно, и поэтому вы здесь.
Аркадий пожал плечами и промолчал.
– Я хочу знать, что вы думаете о моем маленьком лагере.
– Он организован очень эффективно.
– Как у римлян, – кивнув, заявил Гусман. – Точно такие же лагеря Цезарь проектиро-вал для своих легионов.
Аркадий знал, что Юлий Цезарь не спроектировал ни одного военного лагеря в жизни и пользовался образцами, придуманными за несколько
сотен лет до него, но ничего не ска-зал. Он решил, что в присутствии безумца умнее всего помалкивать.
– Вы пытаетесь понять, почему я приказал привезти вас в лагерь.
– Обычно мы встречаемся на берегу.
– Вы удивлены?
– Скорее, заинтригован.
– А вы сами как думаете, зачем я вас сюда привез?
– Понятия не имею, Джеф.
– Возможно, я хочу вас убить. Возможно, я решил устроить для ваших хозяев показа-тельное выступление. Возможно, я думаю, что меня
обманывают и я не получаю того, что мне положено. Возможно, как любят говорить американцы журналистам, я буйный поме-шанный и желаю
только одного – взять в руки мачете и снести вам голову или вырезать ва-ше сердце и положить его на каменный алтарь.
– Слишком много «возможно», Джеф.
Гусман рассмеялся.
– А вы хладнокровный тип, капитан Крус.
– Всего лишь практичный. – Крус пожал плечами. – Если вы сделаете что-нибудь из вышеперечисленного, моя подводная лодка уплывет на
Кубу и больше сюда не вернется. Ваш канал в Соединенные Штаты и возможность производства высококачественного героина прекратят свое
существование за одну ночь. И вы лишитесь средств, которые вам нужны, чтобы финансировать вашу революцию.
Гусман был безумцем, но не дураком.
– Совершенно верно, капитан.
– Значит, должна быть другая причина.
– И она есть. – Гусман снова показал ему свои зубы.
Аркадий позволил себе выпустить на волю крошечный намек на раздражение, кипев-шее у него внутри.
– Большая подводная лодка ждет меня неподалеку от берега, сеньор Гусман. Мои люди дышат консервированным воздухом и стараются не
производить никакого шума, чтобы их не засекли гидроакустические буи, разбросанные американцами вдоль всего побережья Юкатана с целью
помешать людям вроде вас заниматься тем, чем вы занимаетесь.
Продолжая улыбаться, Гусман проигнорировал не слишком завуалированное оскорб-ление. Он наклонился вперед и поманил Аркадия толстым
указательным пальцем. Кубинец тоже наклонился вперед.
– Я хочу кое-что вам показать, – прошептал Гусман. – Идите за мной.
Наркобарон поставил пустую чашку на пол и встал, не выпуская из рук бутылку с бренди. Он схватил со стола потрепанный, заляпанный
пятнами красный берет, нахлобучил его на голову под залихватским углом и снова вышел наружу.
Аркадий последовал за ним. Они
спустились по ступенькам и подошли к машине. Гусман махнул рукой и проворчал, что водитель свободен.
– Я поведу сам, – сказал он Аркадию.
Крус снова забрался на пассажирское сиденье, Гусман завел двигатель, с ревом про-мчался по лагерю, выехал через дальние ворота и по
почти невидимой дорожке покатил че-рез джунгли.
– В тысяча девятьсот шестьдесят втором году, совсем еще ребенком, я жил в деревне Нокааб в самом сердце джунглей. Она была маленькой
и ничем не примечательной. Однаж-ды в девятнадцатом веке какие-то голландские и немецкие поселенцы попытались возделы-вать там землю.
Большинство из них погибли во время Войны каств тысяча восемьсот со-рок восьмом году, но в результате их появления возникло
некоторое количество смешанных браков. Так появилась моя семья.
– Похоже, вы хорошо знаете историю.
– Это мое наследие, и я провел солидные изыскания, капитан.
Гусман резко свернул на еще более узкую дорожку, густо поросшую кустами, которые со всех сторон наступали на джип, мчавшийся сквозь
джунгли.
– Итак, в тысяча девятьсот шестьдесят втором году… – напомнил ему Крус.
– В тысяча девятьсот шестьдесят втором году, накануне Рождества, в небе над нашей деревней разразился жуткий ураган. Старейшины
считали это дурным предзнаменованием. Мы были католиками, но сохранили старые традиции джунглей. И никто не сомневался, что Чаку,
богу грома и молнии, нанесено какое-то оскорбление. Чтобы подтвердить наши подозрения, прямо у нас над головами неожиданно возникла
ослепительная вспышка, похожая на взрыв. Я сам ее видел и хорошо помню. Все жители деревни решили, что наступил конец света.
– И что же это было?
– Горящий мужчина, – ответил Гусман. – С неба к земле, словно комета, неслась фигу-ра человека, окутанного пламенем. Он рухнул на
один из домов, а в следующий миг загоре-лась соломенная крыша, хотя она насквозь промокла от дождя. Пару мгновений жители де-ревни не
шевелились, потом вперед выступил один из старейшин и вошел в хижину, на которую упал горящий человек. Я помню, что все были напуганы
до полусмерти, но никто не отвернулся.
«Горящий человек, – подумал Аркадий. – Он действительно не в себе».
Джип выехал на поляну в джунглях. Она производила впечатление естественной: по-логий луг, уходящий вниз, к узкой борозде в земле. У
ее начала Аркадий увидел холм высо-той в пятьдесят или шестьдесят футов, за ним засыпанное листьями длинное возвышение в форме
сигары, похожее на след, заваленный землей и ползучими растениями и раскопанный каким-то гигантским животным. После короткой речи
Гусмана Аркадий решил, что они едут к развалинам родной деревни наркобарона, но ничего похожего он здесь не заметил.
Холм имел правильную форму и четыре стороны, невероятно крутые: классическая, захороненная под толщей веков ацтекская пирамида, еще
не ставшая добычей археологов. Холм зарос золотыми цветами и большими кожистыми, почти непристойно блестящими листьями на длинных,
протянувшихся во все стороны стеблях, которые создавали надежный непроходимый барьер.
– Это желтые алламанды, – сказал Гусман и остановил джип. – Allamanda cathartica на латыни.
– Cathartica означает слабительное? – предположил Аркадий.
– Растение ядовито. Вы раздуетесь, как воздушный шар, если по глупости его съедите. Затем будете ходить в штаны целый день или два.
Впрочем, оно не убивает.
– Вы ведь привезли меня сюда не затем, чтобы показать цветочки, – сказал Аркадий.
– Не затем, – подтвердил Гусман.