Он ухватился за штурвал левой рукой, на мгновение почувствовав, как тот застыл, ко-гда Менг выпустил самолет из-под контроля.
– Птичка твоя, – сказал второй пилот.
– Подтверждаю, – ответил Тайнан и вдруг ощутил, что под шлемом начал собираться пот.
Это больше не было похоже на поездку на автобусе. Сто тонн стали и алюминия лете-ли в сторону гигантской сияющей розетки в небе со
скоростью, равной половине скорости звука.
– Новый курс уведет нас на десять градусов в сторону от основного маршрута, и нам придется возвращаться назад. Могут возникнуть
проблемы с топливом, – проскрипел Бау-ман из штурманского отсека в носу самолета.
– К черту топливо. Вводи курс.
– Слушаюсь, сэр.
Неожиданно они оказались на внешней границе грозового фронта, и потоки дождя с такой яростью набросились на «Матушку Гусыню», что
видимость стала нулевой. Автопи-лот взял новый курс, и под тяжелыми ботинками Тайнана зашевелились огромные педали. Прямо перед ними
небо озарила вспышка молнии, и Тайнан почувствовал, как его лоб пронзила резкая боль, когда на них налетела звуковая волна. Самолет
трясло так, будто он превратился в сорванный с дерева листок.
Именно в этот момент игольчатый клапан внешнего правого сопла треснул и разва-лился на части. Результат последовал мгновенно: сопло
взорвалось, оторвалось от своей усиленной опоры и выпустило ослепительное облако высокооктанового топлива, которое спалило двадцать
футов левого крыла «Гусыни».
Потеря мощности, обычно во время старта, являлась одной из нерешенных проблем «Б-47», во всем остальном демонстрировавшего
великолепные показатели стабильности. В соответствии с инструкциями по управлению бомбардировщиком при резкой потере мощ-ности,
особенно в ситуации, в какой сейчас оказалась «Матушка Гусыня», пилоту предпи-сывалось в течение 1,7 секунды полностью повернуть
штурвал в противоположную сторону, чтобы самолет не перевернулся через крыло в результате неравномерной работы двигателей на
поврежденном крыле. Однако 1,7 секунды в критической ситуации были недостижимы для пропитанного алкоголем мозга майора Бака Тайнана.
К тому времени, когда он вдавил правую ногу в педаль руля направления, прошло целых три секунды.
Он попытался справиться с управлением, но без особого успеха; на «Матушку Гусы-ню» набросились гравитация и физика. Предсказать
конечный результат не составляло тру-да, и все на борту бомбардировщика знали, что их ждет. Три члена экипажа отреагировали мгновенно
и инстинктивно.
Бауман в носовом отсеке ухватился за велосипедные тормозные ручки, находившиеся справа от его сиденья, и сжал их. Боевые заряды под
сиденьем выбили люк под поворотным механизмом кресла, и штурмана засосала черная ночь.
К несчастью, механизм подвесной системы парашюта на катапультируемом кресле оторвался, и оно понеслось вниз. Бауман, непрерывно
крича, полетел с высоты тридцати семи тысяч футов в темные береговые воды в миле от полуострова Юкатан, и ничто на свете уже не могло
замедлить его падения. Вскоре кресло и надежно пристегнутый к нему Бауман достигли максимальной скорости. Поверхность воды была
жесткой, как гранит, и Бауман, ударившись о нее, разбился вдребезги.
Уолли Менгу повезло не больше, чем штурману, хотя он до последней запятой выпол-нил инструкцию по катапультированию в чрезвычайной
ситуации. Он убедился, что ре-мень безопасности плотно затянут, проверил соединительный замок плечевых ремней, затем правой рукой
быстро нажал на кнопку отсоединения воздушного и коммуникационного кабелей.
Наконец он ухватился за рычаг включения двигателя катапульты и сжал его. Три бое-вых заряда взорвались поочередно, и кресло вылетело
наверх с ускорением 18g. Но Менг совершил одну-единственную ошибку – среагировал слишком быстро. Невезучий второй пилот подумал, что
Тайнан уже катапультировался, а это было не так.
Крыша над головой Менга – изогнутая пластина из противоударного пластика – все еще оставалась закрытой. Он врезался в нее шлемом, в
результате чего сама крыша и шлем раскололись, а сила удара размозжила череп Менга, точно яйцо о край чугунной сковороды. Голова
вместе с пробитым шлемом выскочила вверх сквозь крышу и составила компанию воющему ветру, который на скорости четыреста миль в час
метался над бомбардировщиком.
Шея Менга, оставшаяся без защиты, дернулась назад под напором ветра, и ее перере-зали острые края расколотого пластика.
Освободившаяся голова вылетела в ночной мрак, вращаясь, точно блестящий мяч для боулинга, и вскоре исчезла в потоках беснующегося
дождя.
Тайнан наконец пришел в себя и попытался хотя бы как-то справиться с самолетом. Он сражался с педалями, уставившись на приборы на
панели управления, которые либо мигали красным, либо гасли прямо у него на глазах, когда потоки дождя проникали сквозь разбитую крышу
и возникало короткое замыкание.
К тому же ситуацию не улучшали густой дым от зарядов из-под катапульт и кровь, хлещущая из тела Уолли Менга, по-прежнему
пристегнутого к тлеющему креслу. Бросив последний взгляд на альтиметр, Тайнан увидел, что «Гусыня» снизилась меньше чем до двух тысяч
футов, а искусственный горизонт стал казаться на удивление пологим.
Пожар в двигателе прекратился, но надежды выжить у бомбардировщика не было. «Матушку Гусыню» в любом случае ждал конец. Несмотря на
две тысячи футов и пологий горизонт, она должна была через несколько секунд рухнуть на землю. Тайнан проверил ремни, сдвинул крышу,
закрыл глаза и произнес одно-единственное грязное ругательство, которое шокировало бы его жену, если бы он был женат. Затем он нажал
на рычаг и вылетел вверх, в темное, пропитанное дождем небо над джунглями Юкатана.
НАСТОЯЩЕЕ
3
Финн Райан сидела на жесткой скамье в одном из огромных читальных залов Архива Индийв испанском городе Севилья, а ее деловой
партнер и друг, лорд Билли Пилгрим, изучал очередной пожелтевший пергамент, разглядывая его через лупу, совсем как Шерлок Холмс.
Перед Финн стоял ноутбук – две разные технологии рядом и одновременно разде-ленные промежутком времени в пятьсот лет.
– Я думал, что у монахов, которые переписывали документы, почерк лучше, – провор-чал Билли, низко склонившийся над манускриптом.
– Ты ведь специализировался в Оксфорде на испанской литературе, – с улыбкой сказа-ла Финн.
– Я специализировался на литературе, а не на перечне белья, отданного в стирку, чем и являются эти каракули, как будто нацарапанные
куриной лапой, – сказал Билли. – Списки грузов и пассажиров, транспортные накладные, писульки одного бюрократа другому по во-просу
состояния сахарной промышленности. Жуткая скукотища.
– Индиана Джонс в «Последнем крестовом походе» сказал: «Большая часть археологи-ческих изысканий проводится в библиотеке».
– Придурок твой Индиана Джонс, – ответил ее светловолосый спутник. – Что-то я не видел, чтобы он сидел и пялился на старые куски
пергамента в пыльных комнатах, затеряв-шихся в мавзолеях вроде этого. Он бегал и щелкал кнутом, сражался с крысами и змеями и стрелял
в людей.