—
Насколько я могу доверять собственным ушам, этот… господин
упомянул что-то насчет тупого юнца с соломой в волосах, от
которого за туаз несет навозом? А поскольку он при этом смотрел
прямо на меня…
— Тьфу ты! — досадливо охнул Портос. — Кто бы мог знать, что
он понимает по-испански?
Атос, явно настроенный кончить дело миром, сказал с мягкой
укоризной, в которой не было и тени дерзости:
— Молодой человек, если вы дворянин, вам следовало бы знать,
что подслушивать чужие разговоры — не самое приличное на свете…
Д'Артаньян, стоя с изготовленной к бою шпагой, отрезал:
— Очень жаль, сударь, что именно мне приходится вам
разъяснять некоторые тонкости… Подслушивание, по моему глубокому
убеждению имеет место, когда человек таится где-нибудь за углом… Я
же стоял открыто, у вас на виду. Прежде чем отпускать оскорбления
в адрес совершенно незнакомых людей, вашему другу стоило бы
убедиться, что те его не понимают… Передайте ему, что он невежа…
да и вы, сдается мне, тоже…
Во взгляде Атоса блеснула молния. Он сказал спокойно, но с
неприкрытой угрозой:
— Молодой человек, я не привык, чтобы со мной разговаривали
подобным тоном и употребляли такие эпитеты…
— Быть может, как раз и настало время обрести эту привычку? —
задиристо осведомился д'Артаньян.
Это была первая дуэль в его жизни, и он твердо решил идти до
конца. Он стоял с обнаженной шпагой в руке перед двумя несомненно
знатными дворянами, хотя и прикрывавшимися дурацкими прозвищами, и
на происходящее смотрела красивая молодая дама, носившая титул
герцогини. А посему не было в мире силы, способной заставить
нашего гасконца отступить.
Атос схватился за рукоять шпаги.
— Господа, господа! — с тревогой воскликнула герцогиня. — Не
забывайте о д е л е! Вы себе не принадлежите сейчас, слышите? Вы
не имеете права рисковать! Я приказываю! Шпаги в ножны!
Глядя прямо на нее, гордо выпрямившись, д'Артаньян произнес
со всей возможной твердостью:
— Ваша светлость, это единственный ваш приказ, который я не
смогу выполнить! Что до этих господ, они вольны поступать, как им
угодно. Я готов удовольствоваться извинениями…
— Он назвал её «вашей светлостью»… — пробормотал Портос.
— Ну да, он же понимает испанский, — тихо ответил Атос. — Это
все ваша несдержанность, Портос…
— Атос, Портос, я вам приказываю! — настойчиво вскричала
дама.
Атос так и не вынул шпагу из ножен (хотя и не убрал руку с
эфеса), Портос же в некотором замешательстве опустил клинок.
Чувствуя свой перевес, д'Артаньян изобразил на лице самую
издевательскую улыбку, на какую был способен, и громко воскликнул:
— Ну что же, господа, можете показать мне спины в присутствии
дамы… Честью клянусь, я не буду вас преследовать…
— Вы играете с огнем, юноша, — сказал Атос, бледнея на
глазах. — Не знаю, кто вы такой и как вас зовут, но хочу
предупредить, что вам выпало несчастье связаться с королевскими
мушкетерами, людьми опытными в тех играх, которые вы по юношескому
недомыслию нам навязываете…
Услышав, что его противники принадлежат к королевским
мушкетерам, юный гасконец нимало не испугался — наоборот, он был
на седьмом небе от счастья.
Еще и оттого, что краем глаза заметил,
как растет вокруг них толпа зевак.
— Не вижу причин скрывать свое имя, — сказал он громко. — Я —
д'Артаньян, гасконский дворянин из Тарба. Последние пятьсот лет
это имя достаточно известно во Франции, мало того, оно ничем не
было запятнано. Боюсь, что с вашими именами обстоит как раз иначе
— не зря же вы укрываетесь за кличками каких-то пастухов…
Атос выхватил шпагу.
— Атос! У вас письма! — вскрикнула герцогиня, бледная, как
onknrmn. — Умоляю!
Величайшим усилием воли Атос вложил шпагу в ножны и, гордо
подняв голову, произнес так, словно каждое слово рождалось в
мучениях:
— Сударь, я готов вас пощадить исключительно в силу вашего
юного возраста… Портос, шпагу в ножны! Я так хочу, Портос!
Великан с самым натуральным рычанием вложил все-таки шпагу в
ножны и повернулся, чтобы уйти.
— Подлый трус! — крикнул ему д'Артаньян, уже совершенно не
владея собой.
— Атос! — взревел великан. — Я и это должен стерпеть? Нет,
тысячу чертей!
И его шпага вновь сверкнула на солнце.
— Ну что же… — сказал Атос задумчиво. — Неужели Красный
Герцог подослал к нам этого гасконца? Удар шпагой — всегда удар
шпагой, кто бы его ни наносил, даже такой вот мальчишка…
— Верно подмечено, сударь! — расхохотался д'Артаньян. — Ну
так что же, будет кто-нибудь со мной драться или вы все же
покажете спины?
— Ничего не поделаешь, Портос, — сказал Атос с величайшим
хладнокровием. — Убейте этого наглого щенка и скачите… ну, вы
знаете. Я отправляюсь.
Он повернулся и решительными шагами направился к своей
лошади.
Портос кинулся на д'Артаньяна, издав сущее львиное рычание.
Клинки со звоном скрестились. После первых выпадов гасконец понял,
что его противник относится к схватке довольно несерьезно, — во
взмахах шпаги великана прямо-таки чувствовалось некое
пренебрежение. Должно быть, Портос и мысли не допускал, что враг
ему достался серьезный…
Сообразив это, гасконец на ходу переменил намерения. Он уже
не стремился убить противника, решив сделать его смешным, — по
разумению д'Артаньяна, это было бы гораздо более изощренной
местью, нежели холодный труп у ног…
Он метался вокруг великана, нападая с самых неожиданных
сторон вопреки обычным приемам боя. И в какой-то миг его острому
глазу открылось под роскошным бархатным плащом нечто…
Не колеблясь, д'Артаньян нанес рубящий удар, и его шпага
рассекла витой шнур, удерживавший плащ на плечах. Алый бархат упал
к ногам дуэлянтов. В толпе зевак послышался громкий хохот.
Догадка д'Артаньяна полностью подтвердилась. Портос, позер и
фанфарон, не нашел достаточно денег, чтобы купить сплошь вышитую
золотом перевязь, а потому она, блиставшая спереди, сзади была из
простой буйволовой кожи. Для чего великану, надо полагать, и
понадобился плащ в жаркую погоду…
— У вас оригинальная перевязь, сударь, лопни мои глаза! —
воскликнул д'Артаньян, хохоча.
Портос, рыча что-то нечленораздельное, бросился на него,
забыв о всякой осторожности.