Портос, рыча что-то нечленораздельное, бросился на него,
забыв о всякой осторожности. На миг д'Артаньяну показалось, что на
него несется оживший горный утес. Но он не потерял самообладания —
и пустил в ход прием, которому научился от отца.
Выбитая из рук Портоса шпага высоко взлетела, сверкая
позолоченным эфесом, и жалобно зазвенела на пыльной земле.
— Вам не кажется, сударь, что ваша жизнь в моих руках? —
спросил д'Артаньян, играя клинком и крепко прижав ногой шпагу
Портоса. Портос хмуро смотрел на него, уронив руки. — По-моему,
вам следует извиниться… — торжествующе продолжал д'Артаньян, чья
душа ликовала.
— Простите, — проворчал Портос, глядя исподлобья. — Сам не
знаю, как у меня вырвалось…
— Я полностью удовлетворен вашими извинениями, сударь, —
сказал гасконец, поклонившись со всей возможной грацией. —
Полагаю, на этом наше дело можно считать законченным, насколько я
разбираюсь в правилах чести?
Портос хмурым ворчанием подтвердил, что так оно и обстоит.
Следовало спешить — Атос ещё не успел выехать со двора,
поскольку все вышеописанное произошло гораздо быстрее, чем кто-то
мог подумать. Не теряя времени, д'Артаньян бросился к нему, крича:
— Эй, сударь, куда же вы бежите?
Он успел ещё заметить в стороне унылую физиономию слуги по
имени Гримо — а в следующий миг на него накинулось сразу несколько
зевак из числа слуг и горожан, осыпая гасконца градом ударов. Под
ударом лопаты клинок д'Артаньяна переломился, палка обрушилась на
голову гасконца и рассекла ему лоб, и он упал, обливаясь кровью,
чуя боль в боках и спине, куда ему угодили каминными щипцами.
Он не выпустил эфеса шпаги, хотя обломок клинка был не
длиннее двух ладоней. Видя спокойно стоявшего поодаль, со шпагой в
ножнах Атоса, крикнул, пытаясь приподняться:
— Сударь, и вы считаете себя дворянином, если спокойно на все
это смотрите?! Такое поведение не делает вам чести! Черт побери, в
таком случае велите этому сброду меня прикончить — или я, клянусь
честью, непременно с вами посчитаюсь!
— Любезный, — хладнокровно ответил Атос. — Я не вправе
командовать этими людьми. Очень жаль, что с вами такое произошло,
но, право же, небольшая трепка вам не помешает. В будущем будете
более мудрым, господин из Тарба…
Он поклонился и твердым шагом направился к своему коню. Мимо
прогрохотала карета герцогини. Взвыв в бессильной ярости,
д'Артаньян совершил единственный подвиг, на какой был способен —
вонзил обломок клинка в ногу одного из стоявших над ним горожан.
На него вновь обрушился град ударов — хорошо еще, что врагов
было слишком много, и они мешали друг другу, размахивая своим
импровизированным оружием. Тем не менее д'Артаньян понял, что все
в это может кончиться весьма печально, — но ничего не мог
поделать.
Женский голос раздался, казалось, над самой его головой:
— Рошфор, быстрее, они же его убьют!
Сквозь заливавшую глаза кровь д'Артаньян все же разглядел,
как дворянин в фиолетовом одним прыжком перемахнул через перила
галереи. Взлетела сверкающая шпага, нанеся плашмя несколько глухих
ударов по спинам и головам.
Вокруг лежавшего в пыли д'Артаньяна моментально стало пусто.
Взлетела сверкающая шпага, нанеся плашмя несколько глухих
ударов по спинам и головам.
Вокруг лежавшего в пыли д'Артаньяна моментально стало пусто.
Из последних сил приподнявшись на локте, он увидел, что обращенные
в бегство враги сгрудились у ворот. Они выкрикивали в адрес
Рошфора ругательства, грозили кулаками, но ни один не рисковал
броситься первым.
— Дева Мария и все её ангелы! — яростно воскликнул пузатый
человек в черном камзоле, выглядевший зажиточным горожанином. —
Пора показать этим дворянчикам, что им не все позволено! Пуэн-
Мари, Жак, бегите за арбалетами! Надо сделать из этого молодчика
добрую подушечку для булавок!
По толпе прошел глухой одобрительный ропот. Из своего
неудобного положения д'Артаньян тем не менее рассмотрел, что лицо
Рошфора и его не сулившая ничего доброго улыбка казались
высеченными из куска льда.
Не двинувшись с места, небрежно вложив шпагу в ножны,
черноволосый дворянин громко произнес:
— Эй вы, у ворот! А ну-ка, назад! Прежде чем бросаться на
человека, не мешает поинтересоваться его именем… Я — граф Рошфор,
конюший его высокопреосвященства кардинала. Я всегда выполняю свои
naey`mh… а потому не заставляйте меня поклясться, что я подожгу
ваш городишко с четырех концов…
Его слова оказали прямо-таки магическое воздействие на толпу
разъяренных горожан: едва прозвучало упоминание о кардинале,
сжатые кулаки разжались, на смену злости пришел испуг, даже
д'Артаньяну, чье сознание туманилось из-за потери крови, стало
ясно, что быстротечная кампания бесповоротно проиграна жителями
Менга. Еще несколько мгновений — и толстяк, намеревавшийся послать
за арбалетами, с самым униженным видом приблизился к Рошфору,
бормоча что-то насчет трагической ошибки и ещё о том, что его
неправильно поняли, что он был и остается вернейшим слугой его
высокопреосвященства кардинала Ришелье…
— Не сомневаюсь, — небрежно отмахнулся Рошфор. — Что же,
избавьте меня от вашего общества, милейший, и прихватите с собой
свою свору… Эй вы! Живо перенесите молодого человека в дом!
Лекаря, быстро! Найдется в этом городишке хоть один эскулап,
которому можно доверить не лошадь, а человека? Ну, так что же вы
стоите?
Его приказания исполнялись с поразительной быстротой. Кто-то
опрометью кинулся за лекарем, слуги проворно подхватили
д'Артаньяна и внесли в обеденную залу, где, сняв с юноши куртку,
уложили на широкую скамью. Любопытных следом набилось столько, что
в окнах померк свет.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Рошфор, склонившись над
гасконцем.
— Благодарю вас, все в порядке, — браво ответил д'Артаньян,
хотя готов был вот-вот потерять сознание. — Наклонитесь ближе…
Рошфор, вам не следует ехать по Амьенской дороге…
Рошфор, моментально выпрямившись, громко распорядился:
— А ну-ка, все, кому не хочется висеть на воротах, вон
отсюда!
Послышался шум и треск — присутствующие так спешили покинуть
помещение, отталкивая один другого, что едва не вывернули дверные
косяки. Когда они остались с глазу на глаз, Рошфор вновь
наклонился над д'Артаньяном, меряя его проницательным взглядом:
— Что вы говорили об Амьенской дороге?
— Вам не следует по ней ехать, — слабым голосом произнес
д'Артаньян, силясь не потерять сознания раньше времени.