- Ложь! - угрожающе вскричал Шарни.
- Нет, нет! - воскликнул Филипп, - вы же видите: он говорит правду, буквы в наборной кассе, остался Только тираж. А вот тираж должен быть в целости, не считая тысячи экземпляров, проданных графу Калиостро.
- В таком случае он изорвет тираж в нашем присутствии.
- Он сожжет его - так будет вернее. Филипп, принимая именно этот способ удовлетворения, подтолкнул Рето по направлению к лавке.
Глава 9
О ТОМ, КАК ДВА ДРУГА СДЕЛАЛИСЬ ВРАГАМИ
Альдегонда, однако, услышав вопли своего хозяина и обнаружив, что дверь заперта, побежала за жандармами.
Но до тех пор, пока она не вернулась, у Филиппа и Шарни было время, чтобы зажечь яркий огонь первыми экземплярами газеты, а затем побросать туда, разрывая один за другим, остальные листки, сгоравшие по мере того, как их касался язык пламени.
Первые винтовочные приклады застучали по плитам вестибюля, когда загорелся последний экземпляр газеты.
К счастью, Филипп и Шарни знали дорогу, которую неосмотрительно показал им Рето.
Когда Таверне и Шарни очутились на улице Вье-Огюстен, Шарни обратился к Филиппу.
- Теперь, когда наша экзекуция совершилась, - заговорил он, - буду ли я столь счастлив, что смогу надеяться на вашу снисходительность?
- Тысяча благодарностей. Я хотел задать вам тот же вопрос.
- Спасибо. Дело в том, что я приехал в Париж по личным делам, которые, вероятно, задержат меня здесь на несколько часов.
- Меня также.
- Разрешите мне распрощаться с вами, я же поздравляю себя с честью и счастьем, которые обрел при встрече с вами.
- Разрешите мне вернуть вам ваш комплимент и присовокупить к нему мои самые сердечные пожелания, чтобы дело, по которому вы приехали, закончилось так, как вы того хотите.
И молодые люди раскланялись учтиво, с улыбкой, но под этой учтивостью нетрудно было разглядеть, что во всех фразах, которыми они обменялись, принимали участие только губы.
Расставшись, оба повернулись друг к другу спиной.
Но оба молодых человека снова встретились, выходя на улицу Нев-Сен-Жиль.
Оба остановились я посмотрели друг на друга, но на сей раз нимало не давали себе груда скрыть свою мысль.
На сей раз обоих посетила одна и та же мысль: потребовать объяснений у графа Калиостро - Господин де Шарни! - заговорил Филипп. - Я уступил вам в одном, а вы могли бы уступить мне в другом. Я предоставил вам удары тростью - предоставьте мне удары шпагой.
- Полагаю, - отвечал Шарни, - что вы оказали мне эту любезность, потому что я пришел первым, а не по какой-либо иной причине.
Филипп сделал шаг вперед.
Шарни остановил его.
- Одно слово! - сказал он. - Я думаю, что мы с вами поймем Друг друга.
Филипп мгновенно остановился. В голосе Шарни зазвучала угроза, и это ему понравилось.
- Что ж, я слушаю, - сказал он.
- Если мы с вами, отправляясь требовать удовлетворения у господина Калиостро, пройдем через Булонский лес, то это займет больше времени, я это прекрасно понимаю, но полагаю, что таким образом наш спор будет окончен.
Молодые люди, которые с первого взгляда почувствовали, что они соперники, и которые при первом же подходящем случае сделались врагами, прибавили шагу, чтобы поскорее добраться до Королевской площади.
На углу улицы Па-де-ла-Мюль они увидели карету Шарни.
Шарни, не утруждая себя больше ходьбою, сделал знак своему выездному лакею. Карета подъехала к ним. Шарни пригласил Филиппа занять в ней место, и карета покатила по направлению к Елисейским полям.
У де Шарни были великолепные лошади; меньше, чем через четверть часа, они были в Булонском лесу.
Когда кучер нашел в лесу удобное место, Шарни остановил его.
Мало-помалу Филипп и Шарни все углублялись и углублялись в лес.
- Если вы ничего не имеете против, господин де Шарни, - заговорил Филипп, - то вот, по-моему, прекрасное местечко.
Граф поклонился и обнажил шпагу.
- Полагаю, - сказал он, - что мы с вами не должны касаться истинной причины ссоры, Филипп не ответил.
- Что ж, назову вам истинную причину: вы искали ссоры со мной - ведь начали ссору вы, а искали вы ссору из ревности.
Филипп помолчал.
- Граф! - сказал он. - По правде говоря, я опасаюсь, что вы сошли с ума.
- Вы хотели убить господина Калиостро, чтобы понравиться королеве, не так ли? А чтобы понравиться королеве наверняка, вы хотите убить и меня, но убить насмешкой?
- Ах, это вы напрасно! - нахмурив брови, воскликнул Филипп. - Это слово доказывает мне, что сердце у вас не такое благородное, как я думал!
- Что ж, пронзите это сердце! - отвечал Шарни, распахнувшись в ту самую минуту, когда Филипп выставил ногу вперед и сделал быстрый выпад.
Шпага скользнула вдоль ребер и проложила кровавую бороздку под тонкой полотняной рубашкой.
- Наконец-то я ранен! - весело сказал Шарни. Он зашатался, и Филипп не успел подхватить его. Он поднял его на руки так, как поднял бы ребенка, и донес до кареты; Шарни был в полуобморочном состоянии.
Его уложили в карету; он поблагодарил Филиппа кивком головы. - - Поезжай шагом, кучер, - сказал Филипп.
- А вы? - пролепетал раненый.
- О, за меня не беспокойтесь!
Оглянувшись в последний раз и увидев, что карета вместо того, чтобы, как и он, вернуться в Париж, свернула в сторону Версаля и затерялась среди, деревьев, он произнес три слова, вырвавшихся из глубины его сердца после глубокого размышления:
- Она его пожалеет!
Глава 10
ДОМ НА УЛИЦЕ НЕВ-СЕН-ЖИЛЬ
У дома лесника Филипп увидел наемную карету и вскочил в нее.
- На улицу Нев-Сен-Жиль, да побыстрее! - приказал он кучеру.
Автомедон <Автомедой - возница Ахилла.> за двадцать четыре су доставил трепещущего Филиппа на улицу Сен-Жиль, к особняку Калиостро.
Особняк, отличавшийся необыкновенной величественностью, в то же время был необыкновенно прост.
Филипп спрыгнул на землю, бросился на крыльцо и обратился к двум слугам одновременно.
- Его сиятельство граф Калиостро у себя? - спросил он.
- Его сиятельство сейчас уходит, - отвечал один из слуг.
- В таком случае это лишний повод, чтобы я поторопился, - сказал Филипп, - мне необходимо поговорить с ним прежде, чем он уйдет. Доложите: шевалье Филипп де Таверне.
Филипп вошел в дом, и им овладело волнение, которое вызвал у него спокойный голос, повторивший его имя вслед за слугой.
- Извините, - сказал шевалье, поклонившись мужчине высокого роста и недюжинной силы, мужчине, который был не кем иным, как тем самым человеком, которого мы уже видели сначала за столом маршала де Ришелье, затем у чана Месмера, затем в комнате мадмуазель Оливы и, наконец, на балу в Опере.