Наутро полетели первые снежные хлопья. Когда наступила зима? Только что сияла царским блеском осень - и на тебе…
-Не рано ли в этом году? - сказал Ремедий, обращаясь к мокрому холсту телеги.
Из-за холста отозвался сипловатый голос Клотильды:
-Черт знает. А какой нынче день?
Под ногами чавкала грязь. Снег неприятно летел за шиворот. Ремедий мотал головой, лошадь уныло тянула телегу, увязающую едва не до колесных осей.
И увязла.
-Дай помогу, - сказал кто-то над ухом. Рядом с Ремедием второй человек навалился плечом на телегу, вытаскивая ее из ямы. Крупный мужчина, сильный - сразу легче стало тянуть.
-А, - проворчал Ремедий вместо благодарности. Поднял глаза.
Мартин.
Вдвоем выволокли комедиантскую повозку вместе с вертепом, припасами, девицей и раненым пушкарем, поставили на ровное место, и лошадка снова потащила одна. А Мартин с Ремедием пошли бок о бок.
Сперва молчали. Потом Ремедий осторожно спросил:
-Ты и вправду Мартин?
В ответ понесся басовитый хохот.
-Все так же прост Ремедий Гааз, - сказал, наконец, Мартин, отдуваясь.
Ремедий неопределенно пожал плечами.
-Не было смысла меняться.
-Эркенбальду давно видел?
-Ты еще не забыл эту стерву? - Удивление Ремедия было искренним.
-Забудешь ее… Ты ее не пользовал, иначе понял бы, что такую лисицу забыть невозможно. С кем потом еблась, как меня зарыли?
-С Агильбертом…
Мартин плюнул.
-Так и знал, что к капитану перелезет, сучка. А эта, чернохвостая, как ее…
-Хильдегунда.
-Куда делась?
-Сбежала. Выманила денег себе на приданое и только ее и видели.
Мартин выругался и еще раз выругался.
-Сучье племя. Никому из них верить нельзя.
-Мартин, - снова заговорил Ремедий, - ты ведь мертв. Я сам хоронил тебя, помнишь?
Мартин расхохотался, выставил белые зубы в черной бороде, облапил Ремедия за плечи.
-Еще бы не помнить, Гааз! Такое не забывается…
Они прошли рядом еще немного, потом Ремедий снова заговорил:
-Мартин… Ты видел нашего капеллана?
-Мракобеса? - Мартин покривил губы. - Видел…
-Да нет, другого. Валентина. Того, что в Айзенбахе умер…
Мартин подпрыгнул. Ремедий не ожидал, что известие о Валентине так подействует на старого богохульника.
-Валентин тоже здесь? Ах, еб его… Что здесь творится, Гааз?
-Не знаю, - уныло сказал Ремедий. - Спроси у Мракобеса. Я давно уже ничего не понимаю.
Так и двигался по осенним дорогам караван - комедианты и мертвецы, разбойники и святые, бесноватые и простоватые. Шли они в Страсбург и путь, вроде, знакомым был для них, но все никак не могли добраться до цели. Все время мешало что-то. То одно собьет, то другое. А потом и вовсе цель потерялась, и кто был в том виноват, так и не разобрались.
Клотильда сидит в телеге, полог откинут. В руках у девушки лютня, струны бренькают.
Клотильда сидит в телеге, полог откинут. В руках у девушки лютня, струны бренькают. Когда телега подскакивает на ухабе, звенят невпопад, а так - довольно-таки ладно. Рядом шагает Бальтазар Фихтеле. Вдвоем слагают песенку, нарочно путая языки - строчку на одном, строчку на другом.
Weisst du, Kind, was Fimbullwetter ist?
Der Sommer kommt nach dem Winter nicht.
[Вянет на дереве каждый лист.
Как жить нам среди прегрешений своих?]
-Вот и ученость твоя пригодилась, Фихтеле, - сказал Ремедий. - Все не зря мозолил задницу на студенческой лавке.
Бальтазар фыркнул, а Клотильда исполнила на лютне сложный пассаж и под конец расхохоталась.
Потом оба хором допели:
Und weisst du, wer nach dem Winter kommt?
Und er hat den Namen: Der Angel Tod.
[Не друг и не враг; только ангел и гром.
Что встретит тебя? Только скрежет ворот…]
Ремедий покачал головой. Как и следовало ожидать, от него ускользнула ровно половина смысла песни.
-У тебя в ухе дохлая мышь, Фихтеле, - пробурчал он, досадуя на собственное невежество.
-Где? - переспросил Бальтазар. - Где ты нашел у меня дохлую мышь, Гааз?
Клотильда, давясь от смеха, повалилась на пол телеги.
Ремедий сердито повторил:
-В ухе!
-А ухо, ухо-то где?
-На голове.
-А голова?
-На заднице.
-А задница?
-К ногам приделана.
-А ноги?
-Землю топчут.
-А земля где?
-Во Вселенной. - Ремедий злился уже не на шутку. Ему казалось, что он не сможет долго находить ответы на вопросы Бальтазара Фихтеле. А вопросы вылетали один за другим, как осы из гнезда.
-А Вселенная? Вселенная где?
Ремедий молчал. Ему не нравился весь этот разговор. Но вопрос цеплялся за ответ, а Бальтазар, сволочуга, все приставал: где искать дохлую мышь?
И Ремедий выпалил:
-Вселенная суща сама по себе.
И сам удивился такому ответу.
А Бальтазар склонил голову набок и, как ни в чем не бывало, продолжал донимать монаха:
-И где же Вселенная суща сама по себе?
-В Боге, - сказал Ремедий.
-А где Бог?
-Везде, - сказал Ремедий.
В этот момент Арделио резко натянул поводья, и лошадь остановилась.
-Что там такое? - крикнул Бальтазар, подняв голову.
-Стоит кто-то на дороге, - ответил Арделио.
На дороге стоял монах. Рослый, тощий монах в коричневом плаще. Стоял он, свесив голову, опустив руки, смиренником. И почему-то никому не захотелось с ним разговаривать.
Ни Балатро, старшему из комедиантов, хозяину лошади.
Ни Варфоломею, который всех пытался спасти и обратить.
Ни Витвемахеру, не упускавшему случая помахать мечом.
Ни Клотильде с Шальком - оба большие любители почесать языками.
Тем более не захотел вступать в разговоры Ремедий, тот вообще молчун, а как скажет, так невпопад.