Анажрецов,-
прибавила она, - можешь сердиться, лишь бы ты неоскорблялихпублично.
Они знают, что приходится многоепрощатьнаследникупрестола,особенно
когда у него такой строптивыйнрав.Новремявсеуспокоит,вославу
династии и на пользу государству.
Рамсес задумался и вдруг спросил:
- Значит, я не могу рассчитывать на деньги из казны?
- Ни в коемслучае!Верховныйписецужесегоднявынужденбылбы
приостановить выплату денег, если бы я не дала ему сорок талантов, которые
прислал мне Тир.
- Как же мне быть с армией?.. -сказалцаревич,нетерпеливопотирая
лоб.
- Удали от себя еврейку и попроси у жрецов...Можетбыть,онидадут
тебе взаймы.
- Никогда! Лучше возьму у финикиян.
Царица покачала головой.
- Ты - наследник престола. Делай, как хочешь... Нопредупреждаю,тебе
придется дать большой залог, а финикиянин, став твоим заимодавцем, ужене
выпустит тебя из рук. Он коварнее еврея.
- Для покрытия таких долгов хватит небольшой частимоегособственного
дохода.
- Посмотрим... Я искренне хотела бы тебе помочь, ноуменянет...-
сказала царица, печально разводя руками. - Поступай, как знаешь, но помни,
что финикияне пробираются в наши владения, как крысы в амбары: стоит одной
пролезть в щелку - и за ней придут другие.
Рамсес не спешил уходить.
- Ты хочешь сказать мне еще что-нибудь? - спросила царица.
- Я хотел бы только узнать... Сердце говорит мне, что у тебя,матушка,
есть какие-то планы относительно меня. Какие?
Царица погладила его по щеке.
- Не сейчас!.. Еще слишком рано!.. Ты пока свободен, как всякий знатный
юноша в нашей стране. Ну и пользуйся этим. Но, Рамсес, придет время, когда
тебе придется взять жену, детикоторойбудутдетьмицарскойкрови,а
старший сын - твоим наследником. Вот об этом времени я и думаю...
- И что же?
-Покаещеничегоопределенного.Вовсякомслучае,политическая
мудрость подсказывает мне, что твоей женой должна быть дочь жреца...
- Может быть, Херихора? - рассмеялся царевич.
- А почему бы и нет? Херихор оченьскоростанетверховнымжрецомв
Фивах, а его дочери сейчас всего четырнадцать лет.
- И она согласилась бы занятьпримнеместоеврейки?-сиронией
спросил Рамсес.
- Надо постараться, чтобы люди забыли эту твою ошибку.
- Целую твои ноги, мать, и ухожу, - сказал Рамсес, хватаясь заголову.
- Я столько тут наслушался странных вещей, что начинаю опасаться,какбы
Нил не поплыл вспять к порогам или пирамиды не передвинулисьввосточную
пустыню.
- Не кощунствуй, дитя мое, - проговорилашепотомцарица,стревогой
глядя на сына, - в этой стране видали и не такие чудеса.
- Не те ли, - спросил с горькой усмешкойсын,-чтостеныцарского
дворца подслушивают своих хозяев?
-Случалось,чтофараоныумирали,процарствоваввсегонесколько
месяцев, и гибли династии, правившие девятью народами.
- Потому что эти фараоны ради кадильницы забывалиомече,-ответил
царевич.
Он поклонился и вышел.
По мере того как шаги наследника затихали в огромном коридоре, менялось
выражение лица матери. Царственное спокойствие уступило место страданиюи
тревоге; в больших глазах засверкали слезы. Она подбежала к статуе богини,
опустилась на колени и, подсыпав наугольяиндийскихблаговоний,стала
молиться:
- О Исида, Исида, Исида! (*44)Триждыповторяютвоеимя.ОИсида,
рождающая змей, крокодилов и страусов, да будеттриждыпрославленотвое
имя... О Исида, охраняющая хлебные зернаотгубительныхветровитела
наших предков отразрушительнойработывремени!ОИсида,смилуйсяи
сохрани моего сына! Да будет трижды повторятьсятвоеимяиздесь...и
там... и повсюду... И ныне, и всегда, и во веки веков, доколе храмынаших
богов будут смотреть в воды Нила.
Молясь так и рыдая, царица склонилась икоснуласьлбомпола.Вэту
минуту над нею послышался тихий шепот:
- Голос праведного всегда будет услышан...
Царица вскочила и в глубоком изумлении огляделась вокруг. Но вчертоге
никого не было, и только со стен смотрели на нее нарисованные там цветы, а
с алтаря - статуя богини, преисполненная неземного спокойствия.
8
Наследник вернулся в свой павильон озабоченный и позвал к себе Тутмоса.
- Ты должен научить меня, как доставать деньги.
- Ага! - рассмеялся щеголь, - вот премудрость, которой непреподаютв
самых высших жреческих школах, а я мог бы стать там проповедником.
- Там учат не брать взаймы, - заметил царевич.
- Если б я не боялся, что уста мои богохульствуют,ясказалбы,что
некоторые жрецы зря тратят время. Жалкие люди, хоть исвятые!..Неедят
мяса, довольствуются одной женой или совсем избегают женщининезнают,
что значит занимать деньги... Я счастлив, Рамсес, -продолжалТутмос,-
что это искусство ты познаешь благодаря мне. Сейчас тыужепонял,какие
страдания причиняет безденежье. Человек,нуждающийсявденьгах,теряет
аппетит, вскакивает во сне, на женщинсмотритсудивлением,какбудто
спрашивая, к чему они? В прохладном храме у него пылает лицо,авсамый
зной в пустыне его трясет лихорадка. Он,какбезумный,смотритводну
точку и не слышит, что ему говорят. Парик у негонабекреньинесмочен
благовониями... Успокоить его может только кувшин крепкого вина, даито
ненадолго, только придет бедняга в себя, как снованачинаетчувствовать,
будто земля разверзается у него под ногами... Я вижу, - продолжалщеголь,
- по твоей торопливой походке и взволнованнымжестам,чтотысейчасв
отчаянии, оттого что у тебянетденег.Носкоротыиспытаешьдругое
чувство - как будто с груди утебясвалилсявеликийсфинкс.Потомты
предашь приятному забвению свои прежние заботы и нынешнихзаимодавцев,а
потом... Ах, счастливый Рамсес, тебя ещеждутбольшиесюрпризы!.