..
- Может быть, он взбирался на пригорок и спускался с него?
- Пожалуй, что взбирался и спускался. А может, и сам становился длиннее
и короче. Это был великий чудотворец. Только он сказал: "Сейчас Нил начнет
прибывать", - и тотчас же Нил стал прибывать.
- А камни ты бросал, Анупу?
- Как же я посмел бы бросать камни в сад наследника престола?.. Ведья
простой крестьянин, и рука отсохла бы у меня по локоть за такое кощунство.
Царевичвелелпрекратитьдопрос.Когдажеувелиобвиняемых,он
обратился к следователю:
- Так эти люди принадлежат к числу наиболее виновных?
- Воистину, государь, - ответил следователь.
- В таком случае надо сегодня же освободить всех. Нельзя держатьлюдей
в тюрьме за то, что они хотели посмотреть, прибывает ли священный Нил, или
за то, что слушали музыку.
-Высшаямудростьговориттвоимиустами,сынцаря,-сказал
следователь. - Мне велено найти наиболее виновных, и я отобралтех,кого
нашел. Но не в моих силах вернуть им свободу.
- Почему?
- Взгляни, достойнейший, на этот сундук. Он полон папирусов, на которых
написаны акты этого дела. Мемфисский судья каждый день получаетрапорто
его движении и доводит до сведенияфараона.Вочтожеобратитсятруд
стольких ученых писцов и великих мужей, если освободят обвиняемых?
- Да ведь они невинны! - воскликнул царевич.
- Но раз было нападение -значит,преступлениеналицо.Агдеесть
преступление, должны быть ипреступники.Икторазочутилсявруках
властей и записан вактах,неможетуйтибезвсякихпоследствий.В
харчевне человек пьет и платит за это; на ярмарке он что-нибудь продаети
покупает; в поле сеет и жнет;навещаягробницы,получаетблагословение
предков. Как же может быть, чтобы кто-нибудь, придя в суд, вернулсянис
чем, как путник, который, остановившись на половинедороги,возвращается
домой, не достигши цели?
- Ты говоришь мудро, - ответил наследник. - Скажи мне,однако:аего
святейшество фараон тоже не имеет права освободить этих людей?
Следователь скрестил руки и склонил голову.
- Равный богам может сделать все, что захочет:освободитьобвиняемых,
даже приговоренных, уничтожить все акты по делу, носостороныпростого
смертного это явилось бы святотатством.
Царевич простился со следователем и поручил надсмотрщику, чтобы заего
счет всех обвиняемых лучше кормили. Затем, взволнованный, онпереплылна
другой берег все прибывающей реки и отправился во дворецпроситьфараона
прекратить это злополучное дело.
Но в этот день у царя было много религиозных церемонийисовещанийс
министрами, так что наследнику не удалось с ним повидаться. Тогдацаревич
обратилсякверховномуписцу,которыйпослевоенногоминистраимел
наибольшее влияниепридворе.Этотстарыйчиновник,жрецодногоиз
мемфисских храмов, принял царевича вежливо, но холоднои,выслушавего,
ответил:
- Меня удивляет, чтотыхочешьбеспокоитьподобнымиделаминашего
господина.
Это все равно, как если бы тыпросилнеуничтожатьсаранчу,
севшую на поле.
- Но ведь это же невинные люди!..
- Мы, ваше высочество, не можемэтогознать,ибо,виновныониили
невиновны, решаетзаконисуд.Однодляменябезусловноясно,что
государство не может потерпеть, чтобы люди врывались в чужойсад,атем
более - чтобы поднимали руку на собственность наследника престола.
- Ты прав, конечно, но где же виновные? - спросил царевич.
- Где нет виновных - должныбыть,покрайнеймере,наказанные.Не
преступление, а наказание, которое за ним следует, учит людей,чтоэтого
нельзя делать.
- Я вижу, - прервал его наследник, - что ты не поддержишь моейпросьбы
перед его святейшеством.
- Мудрость говорит твоими устами, эрпатор,-ответилвельможа.-Я
никогда не позволю себе дать своему господину совет, которыйподрывалбы
авторитет власти...
Царевич вернулся к себе измученный, в глубоком недоумении. Он сознавал,
что несколько сотен людей терпят несправедливость, и видел, чтонеможет
их спасти, как не мог бы извлечь человекаиз-подобрушившегосяобелиска
или колонны храма.
"Мои руки слишком слабы, чтоб поднятьэтугромаду",-думалонсо
щемящим чувством.
Он впервые почувствовал, что есть какая-тосила,значащаябесконечно
больше, чем еговоля:интересыгосударства,которымподчиняетсядаже
всемогущий фараон и перед которыми должен смириться и он, наследник.
Спустилась ночь. Рамсес велел слугам никого непринимать;онодиноко
бродил по террасе своего павильона и думал: "Это ужасно!.. Там передо мной
расступились непобедимые полки Нитагора, атут-тюремныйнадсмотрщик,
судебный следователь и верховный писец становятсямнепоперекдороги...
Кто они такие? Жалкие слуги моего отца, - да живет он вечно! -которыйв
любую минуту может низвести их до положения рабов и сослать в каменоломни.
Нопочемуотецмойнеможетпомиловатьневинных?..Такхочет
государство?.. А что такое государство?.. Чем оно питается, где спит,где
его руки и меч, которого все боятся?.."
Он поглядел в сад между деревьями, и взгляд его упалнадваогромных
пилона на вершине холма, где горели факелы стражи. Емупришловголову,
что эта стража никогда не спит, а пилоны никогда непитаютсяи,однако,
существуют. Древние, несокрушимые пилоны, могучие, как властелин,который
их воздвиг, - Рамсес Великий! Сдвинуть с места этитвердыниисотниим
подобных? Обмануть бдительность этих стражей и тысячидругих,охраняющих
безопасность Египта? Нарушить законы, оставленные Рамсесом Великимиеще
более могущественными владыками, которых двадцать династий освятилосвоим
признанием?
И вот перед Рамсесом стал вырисовыватьсяещенеясный,ногигантский
образ - государство. Государство - этонечтоболеевеличественное,чем
храм Амона в Фивах, более грандиозное, чем пирамида Хеопса, более древнее,
чем сфинкс, более несокрушимое, чем гранит.