Утромонпросыпалсявсегдавшестьчасов;сминутку
прислушивался,идут ли часы,лежащие на стуле, и бросал взгляд на стрелки,
которые вэтотмигвытягивались воднупрямуюлинию.Онпредпочел бы
поднятьсяспокойно,безсуеты;но,таккакхолодныеногиислегка
окоченевшие рукиневполнеподчинялись еговоле,онразомсрывалсяс
постели,выскакивал на середину комнаты и, швырнув на одеяло ночной колпак,
бежал кпечке,где стоял большой таз,в котором он мылся с головы до ног,
причем ржал и фыркал,словно одряхлевший рысак благородных кровей, которому
вспомнились скачки.
Совершив обряд омовения,он растирался мохнатым полотенцем и бормотал,
любуясь своими тощими икрами и заросшей грудью:
- А я таки обрастаю жирком!
Вэтомгновение неизменно спрыгивал сдиванчика старыйпудель Ирс
выбитым глазом и, энергично встряхнувшись, по-видимому чтобы сбросить с себя
остатки сна, начинал скрестись в дверь, за которой кто-то неутомимо раздувал
самовар. Жецкий, не переставая торопливо одеваться, выпускал пса, здоровался
со слугой,доставал из шкафа чайник,застегивал манжеты, путаясь в петлях,
выбегалводворпосмотреть,каковапогода,обжигаясь,глоталчай,
причесывался,не глядя в зеркало,и в половине седьмого был уже совершенно
готов.
Проверив, есть ли у него на шее галстук, а в карманах - часы и кошелек,
пан Игнаций доставал из стола большой ключ и,слегка сутулясь, торжественно
отпирал заднюю дверь магазина,обитую жестью.Вдвоем со слугой входили они
туда,зажигали несколько газовых рожков,и,пока слуга подметал пол,пан
Игнаций, надев пенсне, просматривал в блокноте расписание занятий на день.
- Внести в банк восемьсот рублей,ага... Отослать в Люблин три альбома
и дюжину кошельков...Вот-вот!Перевести в Вену тысячу двести гульденов...
Получить на вокзале прибывший груз... Отчитать кожевника, почему не доставил
чемоданов... Пустяки! Стасю написать письмо... Пустяки!
Дочитав доконца,онзажигал ещенесколько рожков иприихсвете
производил осмотр товаров на застекленных полках и в шкафах.
- Запонки,булавки, кошельки... хорошо... Перчатки, веера, галстуки...
Порядок... Трости, зонты, саквояжи... А тут альбомы, несессерчики... Голубой
вчерапродали,ясноедело!Подсвечники,чернильницы,пресс-папье...
Фарфор...Хотел бы я знать,зачем повернули эту вазу?Конечно...нет, не
треснула...Куклы сволосами,театр,карусель...Завтра женадобудет
выставить в витрине карусель, а то фонтан уже примелькался... Пустяки! Скоро
восемь...Готовпаридержать,чтопервымявитсяКлейн,апоследним
Мрачевский.Ясное дело!..Познакомился с какой-то гувернанткой и уже успел
купить ейнесессерчик вкредит исо скидкой...Ясное дело...Лишь бы не
начал покупать без скидки да на чужой счет...
Такбормоча,Жецкий ходилпомагазину,сутулясь изасунув рукив
карманы,азаним ходил его пудель.
Время от времени он останавливался и
осматривал какую-нибудь вещь,тогда пес присаживался на полу и скреб задней
лапой свои густые лохмы,а выставленные рядами куклы,маленькие, средние и
большие, брюнетки и блондинки, глядели на них из шкафа мертвыми глазами.
Заскрипела входнаядверь,ипоказалсяКлейн,тщедушный приказчик с
грустной улыбкой на посиневших губах.
- Ну вот,я так и знал,что вы явитесь первым.Добрый день! - сказал
пан Игнаций. - Павел! Гаси свет и открывай магазин.
Слугавбежалтяжелой рысьюизавернул газ.Минутуспустя раздался
скрежет засовов,лязгболтов,ивмагазин вторгся день-единственный
посетитель,который никогда не подводит купца.Жецкий уселся за конторку у
окна, Клейн занял свое место возле фарфора.
- Что,хозяин еще не возвращается,не получали вы письма?-спросил
Клейн.
- Я жду его в середине марта, самое позднее через месяц.
- Если его не задержит новая война.
- Стась...-начал Жецкий и тут же поправился: - Пан Вокульский пишет
мне, что войны не будет.
- Однако же ценные бумаги падают,асегодня ячитал,что английский
флот вошел в Дарданеллы.
- Этоничего незначит,войнынебудет.Впрочем,-вздохнул пан
Игнаций, - какое нам дело до войны, в которой не будет участвовать Бонапарт!
- Ну, песенка Бонапартов спета.
- В самом деле?.. - иронически усмехнулся пан Игнаций. - А ради кого же
это Мак-Магон иДюкро готовили переворот в январе?..Поверьте мне,Клейн,
бонапартизм - это могучая сила!
- Есть еще сила побольше.
- Какая?- вознегодовал пан Игнаций. - Уж не Гамбеттова ли республика?
Или Бисмарк?
- Социализм, - шепнул тщедушный приказчик, укрываясь за горкой фарфора.
ПанИгнацийукрепилнаносупенснеипривстал скресла,словно
собираясьоднимударомсокрушитьновуютеорию,противоречившуюего
воззрениям, но намерению его помешал приход второго приказчика, с бородкой.
- А,мое почтение,пан Лисецкий! - обратился он к вновь прибывшему. -
Холодно сегодня,неправда ли?Который это час на улице?Ато мои часы,
кажется, спешат. Ведь еще нет четверти девятого?
- Ах,какостроумно!..Вашичасы всегда спешат поутрам иотстают
вечером, - едко возразил Лисецкий, вытирая заиндевевшие усы.
- Держу пари, что вы вчера играли в преферанс.
- Само собою.Авы как думаете -круглые сутки развлекать меня видом
вашей галантереи и ваших седых волос?
- Ну,сударь мой,я уж предпочитаю проседь,нежели плешь, - обиделся
пан Игнаций.
- Остроумно!..-прошипел Лисецкий.-Мояплешь,есликтоееи
разглядит, - плод печальной наследственности, а вот ваша седина и брюзгливый
характер -плоды преклонного возраста,который я готов,конечно, всячески
уважать.