..
Ту надпись прочитай в раздумии глубоком...
Голос его постепенно замирал,будто он сам погружался в колодец, потом
замолк ивновь долетел донас уже сулицы.Минуту спустя внизу раздались
крики,шум,акогда я выглянул в окно,то увидел,что полицейский ведет
Рачека в ратушу.
Воткакиесобытияпредшествовалимоемуприобщениюккупеческому
сословию.
Магазин Минцеля я знал уже давно,так как отец часто посылал меня туда
за бумагой, а тетка за мылом. Я всегда бежал с радостным любопытством, чтобы
полюбоваться навыставленные вокне игрушки.Насколько помню,там всегда
красовался вокне большой казак,который прыгал и размахивал руками,а на
дверях висели барабан, сабля и обтянутая кожей лошадка с настоящим хвостом.
Внутри магазин напоминал большой погреб,всезакоулки которого ятак
никогда и не мог разглядеть по причине царившего там мрака. Знал только, что
за перцем,кофе илавровым листом надо было идти налево,кприлавку,за
которым высились огромные шкафы сящиками отпола до самого свода.Бумага
же,чернила,стаканы и тарелки продавались у прилавка направо,где стояли
шкафысостекляннымидверцами,азамыломикрахмаломприходилось
отправляться вглубь магазина,гдегромоздились бочки игорыдеревянных
ящиков.
Дажесводы былизаполнены.Накрюках висели длинными рядами пузыри,
набитыегорчицейикраской,огромнаялампасжестяным кружком,зимою
горевшая по целым дням,сетка с бутылочными пробками и,наконец, небольшое
чучело крокодила длиною примерно в полтора локтя.
Хозяин магазина Ян Минцель, старик с румяным лицом и пучком седых волос
на подбородке, во всякое время дня сидел у окна в кожаном кресле, облаченный
в голубой байковый кафтан,белый фартук и белый колпак.На столе перед ним
лежала большая приходная книга,в которую он записывал выручку, а над самой
его головой висела связка плеток, предназначенных на продажу. Старик получал
деньги,давал покупателям сдачу,вносил записи в книгу, иногда дремал, но,
несмотря натакоемножество занятий,снепостижимой зоркостью следилза
ходом торговли вовсем магазине.Онуспевал ещедляувеселения прохожих
время от времени дергать за шнурок прыгавшего в окне казака и,наконец, что
мненравилось всего меньше,заразличные провинности стегать нас одной из
висевших на стене плеток.
Яговорю"нас",ибовмагазинебылотрикандидатанателесное
наказание: я и два племянника старика - Франц и Ян Минцели.
Зоркий глаз и сноровку хозяина в употреблении "оленьей ножки" я испытал
на себе уже через три дня после моего вступления в магазин.
Франц отвесил какой-тоженщине изюму надесять грошей.Заметив,что
однаизюминка упаланаприлавок (втуминуту старик сиделсзакрытыми
глазами),янезаметно поднял ееисъел.
Только япринялся выковыривать
зернышко,которое застряло у меня в зубах,как вдруг почувствовал на спине
нечто вроде прикосновения раскаленного железа.
- Ах,шельма!-гаркнул старый Минцель, и, прежде чем я успел отдать
себе отчет в происходившем, он еще несколько раз огрел меня плеткой.
Я скорчился от боли, но с той поры не осмеливался ни крошки брать в рот
в магазине. Миндаль, изюм и даже рожки приобрели для меня вкус перца.
Расправившись со мною,старик повесил плетку на гвоздь, вписал в книгу
изюм и с самым добродушным видом принялся дергать казака за шнурок. Глядя на
его улыбающееся лицо иприщуренные глаза,ябыне поверил,что уэтого
веселого старичка такаятяжелаярука.Итогдаявпервыезаметил,что
упомянутый казак куда менее забавен,если глядеть на него не с улицы,а из
магазина.
Магазин наш был бакалейно-галантерейно-москательный.Бакалейные товары
отпускалпокупателямФранцМинцель,малыйлеттридцатислишком,
рыжеволосый,сзаспанной физиономией.Емучаще всего попадало плеткой от
дядюшки, потому что он курил трубку, поздно становился за прилавок, по ночам
куда-то исчезал из дому, а главное - небрежно отвешивал товар. А младший, Ян
Минцель,которыйзаведовалгалантереей ипринескладном телеотличался
кротостью нрава,в свою очередь, бывал бит за то, что крал цветную бумагу и
писал на ней письма барышням.
Только Август Кац,отпускавший мыло,не подвергался внушениям ремнем.
Этоттщедушныйчеловекотличался необычайной аккуратностью.Раньшевсех
приходил на работу,нарезал мыло и отвешивал крахмал,словно автомат;ел,
что давали,забившись в самый темный уголок магазина,словно стыдясь того,
что ему свойственны человеческие слабости.В десять часов вечера он куда-то
исчезал.
Среди этих людей провел я восемь лет,из которых каждый день был похож
навседругие дни,какодна капля осеннего дождя похожа надругие капли
осеннего дождя.
Явставал впять часов утра,умывался и подметал магазин.В шесть я
открывал входные двери и ставни.В ту же минуту откуда-то с улицы появлялся
Август Кац,снимал сюртук,облачался вфартук и молча занимал место между
бочкой серого мыла иколонной,сложенной из брусков желтого мыла.Затем с
черного ходавбегалстарый Минцель,бормоча:"Morgen"*,-поправлял на
голове колпак, вынимал из ящика свою книгу, втискивался в кресло и несколько
раз дергал казака за шнурок. Уже после его прихода показывался Ян Минцель и,
поцеловав у дядюшки руку,становился за свой прилавок,на котором в летнее
время ловил мух, а зимою чертил какие-то узоры пальцем или кулаком.
______________
* Сокращенное "Guten Morgen" - доброе утро (нем.).
За Францем обычно приходилось посылать. Он входил заспанный, еще зевая,
равнодушно целовал дядю в плечо и весь день почесывал затылок, выражая таким
образом то ли сильное желание спать,то ли сильное неудовольствие. Почти не
бывало утра,чтобы дядюшка, наблюдая его повадки, не передразнивал его и не
спрашивал:
- Ну.