Всю ночья бодрствовал средимоих воинов и слушал, как скрипит песок,
неторопливо перемещая дюны. Ветер тозавешиваллуну красноватой дымкой, то
сдувалее.Яслышал,какперекликаютсядозорные, стояпоуглам моего
треугольного лагеря, и так пусты были их громкие безнадежные голоса.
ЯсказалГосподу:"Нетунихбольшекрова... Словаистерлисьи
износились. Берберы ни во что не верили, но вокруг них было мощноецарство.
Мойотецпослал к ним сказителя, и его голосом заговорила мощь царства. За
однуночь всемогущее слово обратилоихв нашу веру. Носильнымибыли не
слова, а царство.
У меня нет сказителя, нетистины, нет плаща,чтобыбыть пастухом,и
теперьониначнутпоночам убиватьдругдругаударомножавживот,
бессмысленным, словно проказа. Как мне собрать их снова?"
Тамиздесьвозвышалиголос пророки, и люди прислушивалиськним.
Уверовавшие -- пусть их было немного-- воодушевлялись и во имя своей новой
веры готовы были умереть. Но их вера не интересовала других. Веры враждовали
между собою.Ненавидяинакомыслящих, каждый строилсвоймаленькийхрам,
привычно делявсех на заблудшихиправедных.И то,что непризнавалось
истиной,объявлялосьзаблуждением, ато,чтоне считалось заблуждением,
становилосьистиной.Ноя-то знаю,что заблуждение непротивоположность
истины, оно тоже храм и выстроено из тех жекамней, нопо-другому.Сердце
мое кровоточило, видя готовность людей умереть за миражи. Я молился Господу:
"Открой мне истину, в которой поместились бы всеих маленькиеправды,
котораяукрыла быихвсеходним плащом.Чтобы из враждующихбылинокя
сотворилдерево, душаегоодухотворяла бывсехиодна веткарослабы
благодарямощидругой,потомучто деревовсегдачудосотрудничества и
цветение под солнцем.
Неужели у меня недостанет сердца, чтобы приютить их всех?"
Инасталовремяторжестваторгашей.Времяиздевательствнад
добродетелями.Всепродавалось.Покупалиневинность.Расхищализапасы,
собранные мной на случайголода. Убивали. Но я не такпростодушен, чтобы в
разгулестрастейи порока видеть причинуупадкамоегоцарства. Язнаю,
добродетели истощились, потому что умерло царство.
--Господи!--просиля.-- Даймне увидеть картину,которую они
полюбилибывсемсердцем.Ивсевместе,благодаряусилиямкаждого,
становились бы сильнее и сильнее. Вот тогда у них появятся добродетели.
XIV
В молчании моей любви я казнил многих. И каждая смерть питала подземную
лавувозмущения. Соглашаются с очевидным. Но очевидность исчезла. Никто уже
непонимал, во имя какойизистингибнет ещеиэтот.
И каждая смерть питала подземную
лавувозмущения. Соглашаются с очевидным. Но очевидность исчезла. Никто уже
непонимал, во имя какойизистингибнет ещеиэтот.ИтогдаБожьей
мудростью мне было даровано поучение о власти.
Властвуютнесуровостью--доступностьюязыка. Суровостьпомогает
обучитьязыку,который ничем не обусловлен извне, который не истинней и не
лживей других, но просто говорит об ином. Но какая суровость поможет обучить
языку, который разделяет людей и позволяет им противоречить друг другу? Язык
противоречий поощряет несогласие, а несогласие уничтожает всякую суровость.
Суров и я в моем произволе и многое упрощаю. Я принуждаю человека стать
иным -- более раскованным,просветленным, благородным, усердным и цельным в
своих устремлениях. Когда он становитсятаким, ему не нравится таличинка,
какой онбыл.Он удивляетсясвету в себе и, обрадованный, становится моим
союзникомизащитникоммоейсуровости.Оправдание моейсуровости --в
действенности. Она -- ворота, и удары бича понуждают стадо пройти через них,
чтобыизбавитьсяот кокона ипреобразиться. Преобразившись, они не смогут
быть несогласными, они будут обращенными.
Ночто толку в суровости, если,пройдя через ворота ипотеряв былого
себя вместе с коконом, человек не ощутит за спиной крыльев, а узнает, что он
-- жалкий калека? Разве станет он воспевать искалечившую его суровость? Нет,
он с тоской повернется к берегу, который покинул.
Как горестно бесполезна тогда алая кровь, переполнившая реку!
И казни мои -- знак того, что я не могуобратить казнимых в свою веру,
знак, что я заблудился. И вот с какой молитвой обратился я к Господу:
-- Господи!Плащмой короток, я -- дурной пастух, и народ мой остался
без крова. Я насыщаю одних, но другие обижены мною...
Господи! Я знаю, что любая любовь -- благо. Любовь к свободе и любовь к
дисциплине. Любовь к достатку радидетей и любовь к нищетеи жертвенности.
Любовь к науке, котораявсе исследует, илюбовьк вере, которая укрепляет
слепотой.Любовьк иерархии, котораяобожествляет, и любовьк равенству,
которая делит все на всех. К досугу,позволяющему созерцать, и к работе, не
оставляющей досуга. К духовности, бичующей плоть и возвышающей человека, и к
жалости, пеленающей израненную плоть. Любовь к созидаемому будущему и любовь
к прошлому, нуждающемуся в спасении. Любовь к войне, сеющей семена, и любовь
к миру, собирающему жатву.
Я знаю: противостоятдруг другу только слова,ачеловек,поднимаясь
ступенька за ступенькой вверх, видит все по-иному,и нетдля негоникаких
противоречий.
Господи! Яхочупреисполнитьмоихвоинов благородством,а храм, на
который людитратятсебя икоторый дляних смыслихжизни, переполнить
красотой. Но сегодня вечером, когда яшел спустыней моей любви,я увидел
маленькую девочку. Она плакала. Яповернул ее ксебеи посмотрел в глаза.
Горе ее ослепило меня. Если, Господи, я пренебрегу им, я пренебрегу одной из
частичекмира,и творениемоене будет завершено. Я неотворачиваюсь от
великих целей, но не хочу, чтобы плакала и малышка.